КАМОЭНС. Я не в одиночестве! Я с виолончелью! Путешествовать! Ну-ка дайте мне «ля», и отправимся путешествовать! И чтобы не фальшивить!

МИЛЬТОН(ущипнул струну). Вот, пожалуйста. Впрочем, не гарантирую. (Продолжает рыться в чемодане.) Путешествовать, оно конечно. Был тут, помнится, один путешественник. Вот он умел путешествовать. Потерял я свою бутылку.

КАМОЭНС. Кто? Кто умел путешествовать?

МИЛЬТОН. Не важно. Ну и вот. (Роется в чемодане.) Куда я мог ее деть?

Я тут ни при чем, мне про него вчера рассказали. Он тоже путешествовал. Вот оно. Вот что осталось от его шлема.

КАМОЭНС. «Он путешествовал»?

МИЛЬТОН. И да, и нет. Я бы вообще о нем не заговорил, если бы не лез в эту чертову бутылку чего-то там.

КАМОЭНС. Кто путешествовал?

МИЛЬТОН. Пить хочу. Есть тоже. Под ложечкой. Сосет.

КАМОЭНС. Так все же кто? «Он»?

МИЛЬТОН. Ребенок. Ребенок от этой шлюхи.

КАМОЭНС. Кто?!

МИЛЬТОН. Не сердитесь. Вы ее знаете?

Вдову Бетховера, повара из Писсан-Мишель. Марию-Магдалину.

КАМОЭНС. Ребенок… (Смотрит в потолок.) Ребенок… Где?

МИЛЬТОН. Странно, что лампочки нет, да?

КАМОЭНС(выуживает из своих вещей совершенно черную скрипку). Ну, и как вам моя скрипочка?

МИЛЬТОН. Неон. Не я. Неон, это все. Что «где»? У нее в утробе, не более того. У Марии-Магдалины. Я вам о ребенке толкую. Я разве не сказал?

КАМОЭНС. Сказали. И еще что он путешествовал. Там, наверху. (Бросает взгляд на потолок.) Испробуйте мою скрипку. Посмотрим, так же ли на них это подействует.

МИЛЬТОН. Почему вы смотрите в потолок?

КАМОЭНС. Потому что в него стучат.

МИЛЬТОН. Да нет, это не сверху. Ребенок, говорю вам. При чем тут ваша скрипка?

КАМОЭНС (отрываясь от потолка). Ну да. Моя скрипка. Видели ее?

МИЛЬТОН. Так возьмите и сами попробуйте. Я лично свои скрипки никому не даю. (Внезапно.) Хотя нет! Вот-вот. У меня есть одна новенькая, я бы хотел, чтоб вы на ней сыграли. (Роется в кофре со скрипками.)

КАМОЭНС. Откуда же, если не сверху?

МИЛЬТОН. Откуда-то оттуда. (Показывает на половинчатую перегородку.)

КАМОЭНС. Ребенок.

МИЛЬТОН. Ребенок. Стойте. (Роется в своих вещах.) Карлуша. Ну, ребенок… В душе. Он так и остался ребенком. (Продолжает рыться.) Но физически нет, он уже чуток вырос, за тридцать-то лет, которые ему понадобились, чтобы выйти из материнского чрева… (Смеется.) Я смеюсь, но откуда вам знать, почему.

КАМОЭНС. Потому. Что за вздор вы несете.

МИЛЬТОН. Вздор!

КАМОЭНС. Может, вам просто посмеяться захотелось.

МИЛЬТОН. Какой вздор? Вовсе нет. Вы скоро все поймете. (Роется.) И все-таки я ее не забыл. Тут нужен особый смычок…

КАМОЭНС. Что ж такое? Это уже чересчур. Универсальный квартет, да? Посмотрим, во что он превратится без виолончели. (Про свой кальян.) У вас огонька не найдется?

МИЛЬТОН. Так вот, Карлуша, этот малютка, чей шлем, вышел из дома своей мамы, а не из живота. Так вот, он этого не вынес. (Улыбается Камоэнсу.) Шлем. Его запихнули в космонавты, как свечку в одно место.

КАМОЭНС. Свечку? В форме ракеты.

МИЛЬТОН. Так вот, свой шлем он послал дяде, у которого долгое время жил, славный был человек, спал и видел, чтобы Карлуша стал космонавтом. «Не хочешь быть космонавтом? Будешь, как миленький, через не хочу!» И только он шлем получил, как тут же отправил его ему обратно, дядюшка — Карлуше, с такими словами: «Если на тебя так влияет твоя сучка мать…»

КАМОЭНС. Мария-Магдалина?

МИЛЬТОН. Мария-Магдалина. «Так скатертью тебе Млечный путь, проказник».

КАМОЭНС. Огонька не найдется?

МИЛЬТОН. Сначала сыграйте на моей скрипке.

КАМОЭНС. Какого мастера?

МИЛЬТОН. Потом скажу.

КАМОЭНС. Это вы?

МИЛЬТОН. Входите же! Это все из-за грозы. Свет сейчас загорится.

КАМОЭНС. Это вы, Гийом? Анжелика?

МИЛЬТОН (с издевкой). «Это вы, Гийом? Анжелика?»

КАМОЭНС. Давайте свою скрипку.

МИЛЬТОН. Возьмите. (Протягивает ему скрипку, но не отдает.) Так что же сделал наш Карлуша? Взял шлем, насыпал туда полфунта взрывчатки и поджег подбородный ремень. Тут как бабахнет, только его и видели.

КАМОЭНС. Так его дядюшке и надо.

МИЛЬТОН. Не говорите плохо о Бетховере. Он всегда хотел как лучше.

КАМОЭНС. Ox! Ничего я не говорю! Бетховер, это да. Ну-ка покажите свою скрипку. Лучшего учителя географии, чем Бетховер, мир не видывал.

МИЛЬТОН (протягивает Камоэнсу скрипку, но тот не берет ее). Осторожно, осторожно… Будьте поосторожнее…

КАМОЭНС. Решительно всем, что я знаю про Швейцарию, я обязан ему и только ему.

МИЛЬТОН. Да помолчите вы минутку!.. Скрипка! Камоэнс!

КАМОЭНС. Хотя я в Швейцарию ни ногой. (Не дотрагиваясь до скрипки.) Скажите пожалуйста, какая прекрасная скрипка! А дерево! Что твой мрамор.

МИЛЬТОН. Возьмите!.. Возьмите!

КАМОЭНС. Кремона, Ментона?

МИЛЬТОН. Да берите же! Что вы, в самом деле! Кремона, Ментона, вам-то что? Берите! Берите! Берите! (Топает ногой.) Да берите вы!

КАМОЭНС. Я виолончелист, старина.

МИЛЬТОН. Вам в морду скрипкой дать или башмаком предпочтете?

КАМОЭНС(устало). Ладно, давайте. У меня в животе пусто, господи, совсем пусто! Сейчас я вам поиграю Бетховена, раз уж мы ради этого здесь собрались. (Берет скрипку, она оказывается мягкой.)

МИЛЬТОН. Ха! (Пляшет от радости. На его веселье любо-дорого посмотреть.)

КАМОЭНС. Скрипка мягкая.

МИЛЬТОН. Ха! (Пляшет.)

КАМОЭНС. А смычок?

МИЛЬТОН. Твердый! Ха! (Пляшет.)

КАМОЭНС. Вот гадость-то. Трясется как желе. Слизняк какой-то.

МИЛЬТОН. Ха! А? Она мягкая! Ха! (Пляшет.)

КАМОЭНС. Американская? (Мнет скрипку.)

МИЛЬТОН(серьезно). Понимаю! Что американская. Американы-фабриканы. Они даже баб, старина! — фабрикуют! Из тех же материалов. И ими можно пользоваться. И чудищ всяких, жуткие такие штуковины! Американы-то.

А смешно, да? Как живая. Правда? Психованная, но живая. (Мнет скрипку вместе с Камоэнсом.)

КАМОЭНС. Да, но… Мне живую скрипку… Это вроде вашего малютки, как его… Карлуши. Живая скрипка, я бы со страху помер.

МИЛЬТОН. Но на ней играть можно! На скрипке-то.

КАМОЭНС. Меня сейчас стошнит.

МИЛЬТОН. Чем это вас стошнит? У вас в животе пусто, сами сказали, двух минут не прошло. Интересно будет посмотреть.

КАМОЭНС(с отвращением). А ребенок?