Слышно, как наверху ходят люди. Шум лифта.И вы прекрасно понимаете, что в коридорах полно народу. Просто они нас огибают, чтобы дать нам спокойно порепетировать. Мильтон, это всего-навсего маленький репетиционный зальчик, для знакомства с партнером, что-то типа приемной.
МИЛЬТОН. Приемной!
КАМОЭНС. Приемной, где должны собраться только мы, вчетвером, укромный уголок всего в трехстах метрах от вокзала.
МИЛЬТОН. И вы называете это приемом.
КАМОЭНС(взглянув на часы). В трехстах метрах от вокзала. Удивительно, как на трехстах метрах можно настолько обогнать человека, приехавшего тем же поездом.
МИЛЬТОН. Никого! В вашей «приемной» никого нет. (Почти в сторону.) И выпить нечего.
Жалкое молчание.Вы море-то видели?
КАМОЭНС(подчеркнуто мягко). В двухстах метрах, за свекольным полем направо.
Пауза.МИЛЬТОН. Может, порепетируем пока? Какая тут краснотища, однако.
КАМОЭНС. Вдвоем? (Задумался.)
Начинается дождь.Слышите, как капли барабанят по крыше?
МИЛЬТОН. Это даже не бетон, а дерево. И обивка свекольного цвета. Я под деревом не сплю.
КАМОЭНС. Поддеревом! Там сверху четыре бетонных этажа.
МИЛЬТОН. Мне плевать, что находится над деревом. Меня интересует то, что под. А под ним — я.
КАМОЭНС. Да уж, а еще круче вы бы смотрелись в виде гвоздика. Со всех сторон дерево, а посередине шляпка. Одинокий остров в лесу.
МИЛЬТОН. Знаете, что мне напоминает здешняя обстановочка? Эта продолговатая гробница? Футляр для скрипки.
КАМОЭНС(испуганно). Точно. А я и не заметил.
МИЛЬТОН, и?
Дождь прекращается.КАМОЭНС. Ну…
МИЛЬТОН. Я лично не уверен, что Гийома можно считать главным. Нельзя посылать струнный квартет, даже когда ты сам в него входишь, в скрипичный футляр, пусть даже гигантских размеров. Сначала надо проверить. А уж этот, с позволения сказать, Шварц! Глядите, его имя тут повсюду на стенах. А больше ничего нет. Вон, даже на старом кресле.
<b>Камоэнс</b> берет ноту.(С упреком.) Камоэнс. Не хватайтесь сразу за виолончель, прошу вас. Сначала ответьте на мой вопрос.
КАМОЭНС. На какой вопрос? (Играет так нервно, что смычок застревает между струнами.)
Пауза.
Гром. Свет гаснет.
Наверху справа слышен короткий разговор мужчины и женщины. Потом все смолкает.
Свет зажигается вновь.
<b>Мильтон</b> пытается толкнуть дверь-вертушку. <b>Камоэнс</b> не сдвинулся с места.
<b>Мильтон</b> оборачивается и смотрит на <b>Камоэнса</b>, словно тот собрался сказать что-то важное. И правда.КАМОЭНС (быстро и подозрительно шепчет). Зря вы злитесь, Мильтон. Выслушайте меня. Мне здесь плохо.
МИЛЬТОН(довольно). Да что вы говорите? Что же такое случилось?
КАМОЭНС. Ничего. Я в порядке. Дело в том, что меня смущает это МЕСТО.
МИЛЬТОН(потрясен, встает и громко говорит). Место? Вы же сказали — приемная. Пусто место. Ну, вы даете!
КАМОЭНС(потерянно). Мильтон! Мильтон! Мильтон!
МИЛЬТОН(участливо). Что?
Короткая пауза. Снова шум дождя.КАМОЭНС(качая головой). Мы говорим на разных языках. Не знаю, что уж у вас в башке — свекла или солитер, не знаю, но мы говорим на разных языках.
О таком месте я мечтал с детства. Как на улице сыро…
МИЛЬТОН. Дождь.
КАМОЭНС. И холодно. Я всегда мечтал рыть себе норки, я помню себя этаким сосунком, вечно плавающим в грязной воде, заливающей открытый рот. Вода для сосунка-головастика с открытой пастью, вот что это такое, повсюду вода, готовая его поглотить.
МИЛЬТОН. Я бы не сказал, что вы похожи на лягушку.
КАМОЭНС. И что с того? Мы в теплой коробочке, без окон, без дверей, куда могла бы влететь молния или, не знаю там, какая-нибудь жирная черная бабочка, из тех страшил, что на свету жуть как жужжат крыльями, так что ни за что не поймешь, какого они размера на самом деле, эти запредельные бабочки. Вспомните, чистый ужас… Вот, гляньте! Легка на помине!
МИЛЬТОН. Где это?
КАМОЭНС. Да нет, просто тень мелькнула. Бабочка-ужастик… Но здесь бояться нечего, снаружи их побьет дождь, бабочек, капли скользят по крыше, стекают в водосток, и дом выливает их через опутывающие его снизу доверху потайные трубы в колею между рядами свеклы, так будет и с молнией, он ее отведет, если вдруг что, сверху вниз, Франклин, человек, похожий на иголку с вдетой ниткой, вонзающуюся в землю вслед за молнией. (Улыбаясь.) Вы прекрасно видите, Мильтон, сюда нельзя попасть. Ни дождю, ни молнии, ни призраку. Даже судебный исполнитель не проберется. Ну и вот. Мне позарез нужно было именно такое место… Но, видите ли, Мильтон, мне тут плохо. Да, мне плохо.
Пауза. Раскаты грома вдалеке. Дождь прекращается.МИЛЬТОН. А что там, по ту сторону перегородки?
КАМОЭНС. О! Не говорите мне о том, чего не видно.
Слышно, как сверху что-то тащат по полу.МИЛЬТОН. Возможно, за этой перегородкой — люди, которых мы не видим. (Роется в чемодане.)
КАМОЭНС. Анжелика? Ну… Вы явно не там ее ищете.
МИЛЬТОН. Если я забыл бутылку…
КАМОЭНС. Сдается мне, мы их больше не увидим. Ни ее, ни Гийома.
МИЛЬТОН. Вы шутите.
КАМОЭНС. Так мне кажется. Не доверяю я поездам. Поезд, он везет, коли повезет.
МИЛЬТОН. Одиночество не идет вам на пользу.
КАМОЭНС. Чего не хватает этому скрипичному, как вы изволили выразиться, футляру, чтобы превратиться в вагон-салон поезда, который несет нас куда глаза глядят?
МИЛЬТОН. Рельсов.
КАМОЭНС. Откуда вы знаете? Вы снизу посмотрели? Я поездов навидался на своем веку, хороших и разных. Попадались и вот такие, с красной обивкой и без единого окна. А также в форме штопора, который без стопора закручивается по собственной спирали и пробивает пробку, смертельный номер, не для штопора, для пассажиров. Думаю, они в ступоре просто забыли сойти, и поезд вместе с ними ввинтился в грязь свекольных просторов.
МИЛЬТОН. Гийом, допускаю. Но с Анжеликой такого не случится. Анжелика это другое дело. Она умеет путешествовать.
КАМОЭНС. Гийом это тоже другое дело. Но когда вы оба дела сажаете в один поезд, они на раз превращаются в одно и то же.
МИЛЬТОН. Ой-ой-ой! Это если оно того захочет! И сможет! А? Стать одним и тем же. Не думаете же вы, что я соглашусь стать тем же, что и вы! Сидите себе в гордом одиночестве в своем углу, Камоэнс. Вы путешествовать не умеете.