ГОЛОСА МАМЕЛЮКОВ(подхватывают призыв). Ванар!
Из тюрьмы доносится ужасный крик. Входит <b>Фатима</b>. Она преклоняет колени у ног <b>Миртия</b>. <b>Мать</b> также подходит к нему. Он обнимает <b>Мать</b> одной рукой за шею.
Ужасающий крик длится.МИРТИЙ. Мне не хватило духу… А ведь надо было… Надо было… Эх! Если бы у меня хватило духу! Все на этот раз, возможно, уже было бы спасено. Надо было… Это был мой долг…
МАТЬ. Это не была твоя судьба.
МИРТИЙ. Но это был мой долг… Надо было… А теперь мне стыдно. И я мучаюсь. Добрался аж до самой Палестины…
ФАТИМА. Ты дрожишь… А руки у тебя горят…
МИРТИЙ. Добрался… Я был сильным… Я был рыцарь-бабник. Я в Отца не верил. Я не верил в Сына. Я ударил собственную мать. И я был прав. В доме Предвечного Владыки не было никого. Теперь там кто-то есть.
МАТЬ. Кто-то есть. В могиле.
ФАТИМА. Кто-то есть.
МАТЬ. И он ждет. Он есть.
МИРТИЙ(высвобождаясь от женщин). Придите и освободите меня! Я есть человек. Я есть Миртий. Я есть живой. Я есть свое собственное мучение. Я — есть. Я есть. Я есть. Я есть… Придите. Придите и освободите меня!
Окончательно наступает темнота. Пауза. Монотонное пение арабской флейты. Тишина. Внезапно — шум, выстрелы, режущий свет. Неожиданно наступает яркий день. Мы все еще находимся на площади. <b>Миртий</b>, в беловатой гандуре, стоит у стены. Двое вооруженных до зубов <b>крестоносцев</b> с красными крестами на груди выходят на площадь. Это <b>Старшой</b> из первого действия и его подчиненный <b>Граппасуль</b>.ГРАППАСУЛЬ. Блевать охота. Столько замочил до кучи, аж клешня устала. Никогда бы не подумал, что это будет так в охотку мне — взрезать бурнусы. Хотя по натуре я не одобряю ни жестокости, ни похотливости, ни хитрости, ни скупости.
СТАРШОЙ. Граппасуль… Гроб теперь наш… Три года солнца и дождя, и никакого удовольствия, и жулики, которые нам поставляют метательные снаряды дряблые и корявые, поскольку не хватает куража швырнуть их нам в физиономию конкретно и открыто, как бы им хотелось… Зато Гроб теперь у нас. Сказать тебе, чего я чувствую? Так вот, я чувствую удовлетворение.
ГРАППАСУЛЬ. А где же он закопался, этот святый Господь Бог из Гроба? И когда мы нанесем ему визит?
СТАРШОЙ. А завтра, малыш, завтра опосля обеда, сразу как закончим обессарацинивание Святого Града. Я надеюсь, что начальники его отыщут, Гроб-то. Нынче утром они спорили. Почти что выступили друг на друга в крестовый поход. Я слыхал разговоры, когда был дежурным при командовании. Дижонский герцог говорил, что Гроб под базиликой Константина, греческого гада. Наш барон сказал, что Гроб как будто под мечетью. Если это правда, на него теперь должна сочиться кровь. А Годфруа вот говорил, что Гроб под колоннадою Венеры-шлюхи.
ГРАППАСУЛЬ. Сколько, по-вашему, мы в мечети перемолотили сарацин?
СТАРШОЙ. Семь тысяч. Официально.
ГРАППАСУЛЬ. Вы меня не удивили. Я уделался, словно мясник, до самого до горла. (Замечает Миртия.) Матерь Божья! (Старшому.) Этот вот, который прячется стоймя… Вы сделаете его, шеф, или мне сделать?
СТАРШОЙ. Сделай, Граппасуль, пожалуй, сделай. Только вот в мечети у нас была полная свобода действий. Здесь же мы снаружи. Если это грек или один из тех, что на Голгофе прибивали Господа Предвечного, то следовало бы допросить его. Приказ сегодня — не забалуешь!
ГРАППАСУЛЬ. Не по сердцу это мне.
СТАРШОЙ. Да никуда они не денутся.
ГРАППАСУЛЬ. Эй, ты, вонючка! Пойди, я тебя приголублю! Слышь, козленок? Эй ты, жид! Эй, турок! Ты, христоприбивец! (Старшому.) Не канает! (Готовясь пустить в дело меч.) Я открою ему пасть?
СТАРШОЙ. Конечно, Граппасуль! Давай! Воткни ему под дых!
ГРАППАСУЛЬ. Эй ты, вонючка! Пойди, я тебя приголублю! Ты славно посмеялся — смейся дальше, а я погляжу! (Наставляет свои меч на грудь Миртия.)
МИРТИЙ. Ни в коем случае не острием протягивают меч командиру.
Оба подаются назад, спотыкаются. Меч падает на землю. <b>Миртий</b> ставит на него ногу.Рыцарь должен обладать мечом. Это ль мой долг? Это ли моя судьба? (Смеется.) И что же будет дальше?
ГРАППАСУЛЬ. Он по-христиански говорит…
СТАРШОЙ. Я чувствую, у меня что-то опустилось…
МИРТИЙ. Я уже три года здесь. Я ждал. И вы пришли. Я — рыцарь Миртий.
ГРАППАСУЛЬ(падая в объятия Старшого). Начальник, я так больше не могу. У меня что-то вроде морской болезни.
СТАРШОЙ. Со мной все ясно, у меня все упало.
МИРТИЙ(Старшому). Дайте мне ваш меч.
<b>Старшой</b> передает ему свой меч.СТАРШОЙ(Граппасулю). Он это, Граппасуль… Он это… (Миртию.) Некоторые волновались, не умерли ли вы…
МИРТИЙ. Не умер я. Я ждал, чтобы Единый утвердил мое предназначение. Теперь Единый утвердил. Пойдем к барону.
ГРАППАСУЛЬ. Надо же!.. Ну надо же, ну надо же!.. Ну надо же ну надо же ну надо же!..
СТАРШОЙ. Эй, вы, ребята! Олухи царя небесного! Вы видите его, черт побери? Его? О нем я вам рассказывал! Ведь это — рыцарь Миртий, что родился в Лангедоке, посвящен был аббатом Дюгастом и уехал в Палестину, чтобы его не забывали. Наш барон его сейчас расцелует во все щеки, точно! (Демонстрируя Миртия.) А мое шестое чувство мне подсказывает, что с его командованием тут такое развернется!.. (Миртию.) Но на вас бурнус, как на каком-нибудь сарацине…
МИРТИЙ. Где бурнус? Нет. Это простыня.
СТАРШОЙ. Да и креста на вас не видно. Мы вот, в армии, все носим крест.
МИРТИЙ. Мой крест во мне.
СТАРШОЙ. Уж лучше пусть он будет виден. Еще чуть-чуть, и вам воткнули бы на четыре пальца стали в печень.
МИРТИЙ. Ну что же… Делайте мне крест. У вас на лапах все необходимые цвета.
СТАРШОЙ. А, это… Это кислое винишко сарацина убиенного. Смертельный грех грозит тому, кто этой дрянью будет делать крест.
МИРТИЙ. Давайте, делайте. Грех я беру себе.
<b>Старшой</b> чертит крест на его груди.Приятно, в самом деле! Как приятно снова оказаться среди земляков! Пусть долг мой и моя судьба объединятся ради отдыха. Старшой!
СТАРШОЙ. Господин рыцарь?
МИРТИЙ. А скажите мне… У командиров шлем… Шлем должен быть каким?
СТАРШОЙ. На вашем шлеме должен быть плюмаж.
МИРТИЙ. А гонорар? Ну, деньги?
СТАРШОЙ. Насчет этого не беспокойтесь.
МИРТИЙ (мечтательно). Вот схожу на исповедь. И причащусь.
СТАРШОЙ. Телеги, полные облаток, следуют в обозе.
МИРТИЙ. И женюсь, естественно.
СТАРШОЙ(ободряя его). Вы же полковник. Остается только выбирать.
МИРТИЙ(обращаясь ко всем). Гроб — наш, друзья мои! Но нам еще немало предстоит скакать, ради детей наших и ради стариков. Смелей! Не расслабляться! Мы же христиане!