ХАЛИФ. Мир есть кишение противопоставленных зерен песка и крошечных мгновений.
МАМЕЛЮК (в том же ритме песнопения). Алка ми даг че кадаиф рам.
МИРТИЙ (воодушевленно). Я понял все, кроме того, что сказал турецкий офицер.
ХАЛИФ. Он спрашивает, примете ли вы кадаиф на их уставной трапезе.
МИРТИЙ. Кадаиф?
ФАТИМА. Это пирог с орехами, растертыми со сладким тестом.
МИРТИЙ. Я на все согласен. Я все одобряю. Вашу веру, сударыня, сударь… пардон! Сударь, сударыня… В вашей вере нет ничего отталкивающего для путешественника с хорошим воспитанием. Одобряю безоговорочно. А ты, моя красавица, ты будешь моим зеркалом.
УЛЕМА. Женщина есть зеркало мужчины.
МИРТИЙ. А закон ваш позволяет для мужчины иметь множество зеркал?
УЛЕМА. Закон наш констатирует неизбежное и силится направить его в русло.
МИРТИЙ. Вы не можете себе представить ту гору зеркал, что мне уже принадлежали. С первого пушка над губой я стал мусульманин. (Снимает шелковый пояс с талии Фатимы и оборачивает его вокруг своего лба.)
ХАЛИФ (Мамелюку). Кра м’рх’абед че сарай.
<b>Арабские слуги</b> дружно и споро убирают солнечный зонт и подушки.(Остальным.) Мы возвращаемся. (Миртию.) Для начала назначаю вас своим советником в материях батальных. (Улеме.) Полагаю, что старательный и снисходительный назаретянин лучше нас увидит ту историческую перспективу, которая нам всем предстоит.
Слышится рокот барабанов, смешанный со звоном колоколов.МИРТИЙ. Погодите!
ХАЛИФ. Что?
ФАТИМА(Миртию). Идемте же, прекрасный рыцарь мой, идемте. Скоро ночь, ночная тьма затопит стены и оливы.
МИРТИЙ(задерживаясь). А по мне, так только-только наступает день. Что происходит?
ХАЛИФ (Улеме). Эти барабаны… Что там происходит?
УЛЕМА. Это барабаны полицейского отряда. Во дворе тюрьмы кого-нибудь готовят на кол. (Миртию.) В юридическую процедуру наши братья-турки ввели колья. Кол у нас — как дерево без веток, с верхом несколько округлым, смазанным бараньим жиром. На него палач сажает шельмеца. И понемногу кол поднимается сквозь тело, которое, в свою очередь, опускается.
ХАЛИФ. Хорош тот палач, который обеспечивает, чтобы кол не тронул сердца.
УЛЕМА. В этом случае для смерти требуется три дня. А наши братья-турки принесли нам кроме этого еще и чай.
МИРТИЙ. А что он сделал?
ХАЛИФ (собирается уходить). Кто?
МИРТИЙ. Приговоренный.
ХАЛИФ. Черт меня побери, если я знаю. У халифа в голове таким мелочам…
УЛЕМА. А кол выскакивает из посаженного со стороны груди, но иногда, бывает, через рот.
МИРТИЙ(Халифу). Что же он мог такого сделать?
ХАЛИФ. То, что сделали вы сами, может быть! Что делаем мы все.
УЛЕМА. Ударил свою мать, нарушил закон, украл, убил…
ХАЛИФ. Жил.
УЛЕМА. Как бы то ни было, судьба его — его судьба.
МИРТИЙ. Все ли судьбы записаны заранее?
МАМЕЛЮК. Арх! Са ба лум ста дог.
ХАЛИФ. Афлама!
МАМЕЛЮК(кричит в направлении тюрьмы). Са ба лум афла! Афла!
На сцену возвращаются <b>Пожилая женщина</b>, <b>музыкант с флейтой</b> и <b>слуги</b>.ХАЛИФ (Миртию). Я даю разрешение народу посмотреть на приговоренного.
МИРТИЙ. Но народ смотрит в нашу сторону.
ХАЛИФ. Я ведь халиф, а вы обращенный.
Барабаны слышатся очень близко.ФАТИМА(Халифу). Аль Мусташа, брат мой… (Миртию.) И вы, мой рыцарик… Я предпочитаю удалиться. Не желаю видеть то, что здесь произойдет. (Она взволнованна, но силится улыбнуться.) Мы увидимся к обеду. (Уходит.)
ХАЛИФ. Мне тоже это все не нравится… Мне тоже… (Собирается уходить.)
МИРТИЙ. Это он… (Удерживает Халифа.) Я говорю вам, это он!
На балконе, открывая шествие, появляются <b>два мамелюка</b>, бьющие в барабаны. За ними следует <b>Человек</b>. Он более не в цепях. За ним идет <b>Палач</b>. За <b>Палачом </b>— <b>Секретарь</b>.ХАЛИФ (Миртию). Пустите!
МИРТИЙ(восторженно). Это он. Я уверен, это он, как вы уверены в Едином.
ХАЛИФ. Он?
МИРТИЙ. Тот человек, которого я видел… Только что. Мы говорили с ним. Возможно, он христианин? Возможно, ради этого его наказывают?
ХАЛИФ. Этот человек по виду не напоминает мне католика. (Мамелюку.) Са ла хон д’вадия!
МАМЕЛЮК(кричит в сторону балкона). Фабанэ драв саламьян румдо!
Шествие на балконе замирает.ХАЛИФ. Человек этот погибнет на колу за то…
МИРТИЙ. За что?
ХАЛИФ. Он…
УЛЕМА. Он…
МИРТИЙ. Да что он? Говорите! Что?
ХАЛИФ. В мечети… Попытайтесь ему объяснить!
УЛЕМА. Этот человек в мечети пел сотое прозвание, то, которое никто не смеет петь.
ХАЛИФ. Он преступил закон. (Тихо.) Но у судьи тяжелая рука!
УЛЕМА (тихо). Судья ведь турок.
ХАЛИФ. Врач пришелся бы более ко двору, чем кол. Петь сотое прозвание Единого — это безумие. Все может рухнуть.
МИРТИЙ. Дьявол!
<b>Мамелюк</b> что-то шепчет <b>Халифу</b> на ухо.ХАЛИФ. Человек этот, помимо прочего, якобы мошенничал с сушеной рыбой.
Шествие медленно дефилирует по площади. <b>Мамелюки</b> отвешивают <b>Человеку</b> удары; тот извивается и усмехается.ЧЕЛОВЕК. О, они хитры, мои убийцы. Заставляют меня двигаться, не прикасаясь. Красное яблоко взорвется. Хорошо ласкаешь ты их, женщин, мой любезный Миртий, бедный мой цыпленок. Ты ласкай, ласкай. У парфюмерши дюжина флаконов. Попроси ее тебе налить того, что с третьей полки, за квадратною коробкой. Третья полка и квадратная коробка.
Шествие, пройдя вдоль стены, заворачивает за угол здания и исчезает.ХАЛИФ. Он лишен рассудка, это ясно.
МИРТИЙ(Халифу). Сударь, полуденная жара… И нежность, наполняющая меня благодаря жасмину сестры вашей… Я внезапно чувствую томление. Речь, которую я собираюсь перед вами держать, исходит скорее не от закованного в латы рыцаря, а от воробышка. Халиф, прошу вас, умоляю вас изобразить с дыханием ваших губ слова благоприятные…
ХАЛИФ (полагает, что Миртий просит у него руку Фатимы). Конечно… Разумеется… Ее зовут Фатима. Мой отец… Бывали у него иногда припадки мистицизма… Мой отец в один прекрасный день велел схватить единовременно по всей столице шестьсот девственниц, личностей весьма достойных по всем отзывам, таких, как дочери градоначальника и капитана. Всех их, одну за другой, по очереди, отец мой оплодотворил. И Фатима является потомком моего отца и этого курятника. (Нежно похлопывает по плечу Миртия.) Вам нет необходимости хрипеть, словно петух, запевший слишком рано, когда просите меня отдать вам в жены, следуя закону и Корану, одну меж всех моих сестер.