Я побежала к другим людям и сказала им те же слова. Стучалась в ворота домов, где ютились арестованные Хакка, десять семей под одной крышей. Я быстро продвигалась от одного двора к другому. Ха! Я думала, что очень умная — отвожу от деревни беду, действуя спокойно и быстро. Но потом я услышала, как кто-то кричит: «Смерть идет за тобой, ты, мерзкий червь!» А его сосед отвечал: «Как ты смеешь оскорблять меня? Я расскажу Маньчжурам, что ты незаконнорожденный брат Небесного Повелителя!»
И вдруг мы услышали треск, похожий на хруст сухих сучьев. Все испуганно затихли. Потом снова раздался треск, на этот раз такой громкий, словно огромное дерево с толстым стволом раскололось надвое. Кто-то закричал: «Стреляют! Солдаты уже здесь!» Люди начали выбегать из домов, хватая за руки тех, кто уже бежал по улице.
— Кто идет?
— Что? Смертный приговор всем Хакка?
— Иди прочь! Поищи своих братьев! А нам надо уносить ноги!
Угрозы переросли в крики, крики — в душераздирающие вопли. Громче всех кричали несчастные матери, зовущие своих детей. Я стояла посреди улицы, и меня толкали люди, бегущие, не разбирая дороги. Что я натворила! Теперь все жители деревни разом погибнут от одного оружейного залпа. Люди карабкались в горы. Они были похожи на рассыпанные по небу звезды.
Я заторопилась по улице к Дому Призрака Купца. Раздался выстрел — я поняла, что стреляли из-за этих стен. Когда добралась до задних ворот, то услышала еще один выстрел, эхом прокатившийся по улицам. Я ринулась через задний двор — и застыла как вкопанная. Прислушалась, тяжело дыша, но ничего не услышала, кроме собственного дыхания. Я прокралась на кухню и прижала ухо к двери, которая вела в столовую. Тишина. Я настежь распахнула дверь и подбежала к окну, выходящему во двор. У ворот увидела солдат. Они спали. Какая удача! Но потом я взглянула на них еще раз. Рука одного солдата была неестественно вывернута, нога другого — согнута. Ах! Они были мертвы! Кто убил их? Неужто они разозлили Кейпа и он застрелил их? И где мисс Баннер?
Я пошла по коридору к ее комнате и наткнулась на обнаженное тело мужчины, лежащее ничком на полу. Мухи пировали на вытекших из его головы мозгах. Ай-я! Кто был этот несчастный — Пастор Аминь? Доктор Слишком Поздно? Я прокралась мимо тела на цыпочках, словно оно могло ожить. Еще несколько шагов, и я увидела остатки вчерашнего обеда — огромную кость с прилипшими к ней волосами и кровью. Должно быть, это сделал Генерал Кейп. Кого еще он убил? Прежде чем я успела еще о чем-либо подумать, я услышала звуки, доносившиеся из Обители Всевышнего. Играла музыкальная шкатулка, Пастор пел, словно этот Седьмой День ничем не отличался от других. Но пока я пересекала внутренний двор, торопясь в Обитель Всевышнего, его пение переросло в рыдания, а затем — в вой раненого зверя. И среди этого кошмара я услыхала увещевания мисс Баннер — словно она бранила непослушное дитя. Она жива! Но через мгновение она вдруг начала причитать: «Нет, нет, нет, нет!». Оглушительный выстрел оборвал ее крики. Я влетела в комнату, и то, что я там увидела, обратило мое тело в камень, а потом — в песок. У алтаря, скорчившись, лежали мисс Баннер в желтом платье и Почитатели Иисуса в блестящих черных одеждах — словно яркая бабочка и четыре жука, раздавленные чьей-то жестокой ногой. О! Они умерли так быстро — в моих ушах еще звенели их крики. Я прислушалась. Никаких криков я, конечно, не услышала, но… «Мисс Баннер?» — позвала я. Она подняла голову. Неприбранные волосы падали ей на лицо, рот застыл в немом крике. Лиф платья был забрызган кровью. Ах, может, она уже умерла?
— Мисс Баннер, вы призрак?
Она застонала, как призрак, и, покачав головой, протянула мне руку.
— Помоги мне, мисс Му. У меня нога сломана.
Идя к алтарю, я думала, что другие чужеземцы тоже очнутся. Но они по-прежнему лежали неподвижно, держась за руки, уснув вечным сном в лужах собственной крови. Я присела на корточки рядом с ней.
— Мисс Баннер, — прошептала я, озираясь, — а где Кейп?
— Он мертв, — отвечала она.
— Мертв?! Но кто убил…
— Я не могу сейчас об этом говорить, — ее голос дрожал.
Это навело меня на мысль, а не могла ли она — но нет, я и представить себе не могла, что мисс Баннер способна на убийство. А потом она спросила меня с испуганным лицом:
— Быстро отвечай мне, — где Йибан?
Когда я ответила, что он в пещере и ему ничто не угрожает, она разрыдалась и никак не могла остановиться. Я попыталась успокоить ее.
— Скоро вы будете вместе. Эта пещера недалеко отсюда.
— Но моя нога… Я шагу не могу ступить. — Она приподняла юбку, и я увидела, что ее правая нога распухла и сломанная кость торчит наружу.
И тогда я солгала в третий раз:
— Это не так уж серьезно. Там, где я выросла, человек с таким переломом мог запросто лазить по горам. Конечно, вы чужеземка и не такая выносливая, но, как только я перевяжу вашу ногу, мы выберемся отсюда.
Она улыбнулась, и я с облегчением подумала, что тот, кто любит, поверит во что угодно, коль скоро это дает хоть какую-то надежду.
— Подождите здесь, — сказала я и побежала в ее комнату. Там я принялась рыться в ящике с ее бельем, нашла какую-то твердую штуку, при помощи которой она утягивала талию и поднимала грудь, и чулочки с дырками на пятках. Я вернулась обратно и наложила шину на ногу. А когда закончила, то помогла ей встать и доковылять до скамьи у входа в Обитель Всевышнего. Только тогда, не увидев Почитателей Иисуса, которые еще совсем недавно были живы, мисс Баннер рассказала мне о том, как и почему погиб каждый из них.
Она начала с того, что произошло, когда Лао Лу отрубили голову, а я упала на землю без чувств. Почитатели Иисуса взялись за руки и запели песню из музыкальной шкатулки: «…а когда мы умрем, то Отца обретем…»
— Молчать! — рявкнул Кейп.
И тут мисс Мышка, — ты ведь знаешь, какая она всегда была нервная, — закричала на него:
— Не убоюсь ни тебя, ни смерти, только Господа моего! Потому что, когда я умру, попаду в рай, как тот несчастный, которого ты убил! А ты, дьяволово отродье, будешь вечно жариться в аду!
Вот так! Можешь себе представить, что мисс Мышка это сказала? Если бы я была там, то непременно поддержала бы ее.
Но ее слова ничуть не испугали Кейпа.
— Жариться в аду? — спросил он. — Я тебе покажу, кого сейчас поджарит дьявол, — и он крикнул солдатам:
— Отрубите ногу этому мертвецу и изжарьте ее на огне!
Солдаты рассмеялись, думая, что это шутка. Кейп повторил свой приказ, и они бросились выполнять то, что им было велено. Чужеземцы заплакали и попытались уйти. Как они могли наблюдать такое жуткое зрелище? Но Кейп прорычал, что если они не будут смотреть и смеяться, правая рука каждого из них будет изжарена на огне. Так они стояли, смотрели и смеялись. Все до смерти боялись Кейпа. Все, кроме Лао Лу, так как он был уже мертв. А когда он увидел свою ногу на вертеле… Интересно, сколько может вытерпеть призрак, прежде чем он преисполнится жаждой мщения?
Ранним утром, перед восходом солнца, мисс Баннер услышала стук в дверь. Она поднялась. Кейп сладко спал в ее постели. Из-за двери доносился чей-то голос — знакомый и в то же время совсем незнакомый. Голос принадлежал мужчине, который бранился на диалекте Гуанчжоу, диалекте рабочего люда: «…Генерал Кейп! Генерал-самозванец! Вставай, ленивый пес! Иди сюда! Погляди! Здесь Брат Иисус — он пришел, чтобы забрать тебя в ад!» О! Кто это? Это не мог быть кто-то из солдат. Но кому еще мог принадлежать этот голос, как не неотесанному кули?
Кейп начал ругаться:
— Будь ты проклят, я убью тебя за то, что ты потревожил мой сон!
А голос завопил в ответ:
— Слишком поздно, ты, отродье бешеной суки. Я уже мертв!
Кейп вскочил с постели и схватился за пистолет. Но когда он настежь распахнул дверь, то его разобрал смех. Там стоял Пастор Аминь, несчастный безумец. Он бранился, словно кули в пятом поколении. На плече он держал кость, оставшуюся от вчерашнего ужина. Странно, что Пастор Аминь так хорошо говорит по-китайски, подумала мисс Баннер. И она заторопилась к двери, чтобы уговорить безумца уйти. Кейп повернулся и грубо оттолкнул ее. И тогда Пастор взмахнул костью и раскроил череп генералу-самозванцу. Он бил его снова и снова — с такой яростью, что один удар пришелся прямо по ноге мисс Баннер. Наконец Пастор бросил кость на землю и закричал на своего врага, который, впрочем, был уже мертв: