— Видишь ли, когда мы виделись в последний раз, у нас была ужасная ссора. Она очень разозлилась на меня, и с тех пор я ее больше не видел. Это случилось полгода назад. Дело в том, что я все еще люблю ее. Но…

— Саймон, ничего не надо объяснять. — Я встала, но мои ноги дрожали. — Давай все забудем, ладно?

— Оливия, сядь, пожалуйста. Я должен тебе что-то сказать. Я хочу, чтобы ты поняла. Это очень важно.

— Отвяжись от меня. Проехали! О, черт! Давай сделаем вид, что ничего не было!

— Погоди, вернись. Сядь, прошу тебя, сядь. Оливия, я должен тебе это сказать.

— На кой черт?

— Потому что мне кажется, что тебя я тоже люблю.

У меня перехватило дыхание. Естественно, я бы предпочла, чтобы он не делал оговорок типа «мне кажется» и «тоже», будто для него я — одна из наложниц его эмоционального гарема. Но, будучи по уши влюбленной, я не могла не клюнуть на слово «люблю», действие которого было подобно бальзаму. Я села рядом с Саймоном.

— Если ты узнаешь, что произошло, — сказал он, — ты, наверное, поймешь, почему я так долго молчал о своих чувствах к тебе.

Мое сердце все еще бешено билось. Меня охватило смешанное чувство ярости и надежды. Несколько минут прошло в напряженной тишине. Наконец я выдавила:

— Продолжай.

Саймон откашлялся.

— Эта жуткая ссора между нами произошла в декабре, во время каникул. Я тогда приехал в Юту. Мы собирались отправиться на лыжах к Малому Каньону Коттонвуд. За неделю до этого мы молились о снегопаде, и вот наконец повалил снег — целых три фута свежего снега.

— А она не хотела ехать, — нетерпеливо перебила я.

— Нет, мы все-таки поехали. Мы подъезжали к каньону и говорили об Ассоциации специальных библиотек и о том, становятся ли грабежи банков и вымогательства менее предосудительными, если раздавать пищу бедным. Вдруг ни с того, ни с сего она спросила меня: «А что ты думаешь по поводу абортов?» Я решил, что ослышался. «Курортов?» — спросил я. «Нет, абортов!» — сказала она. «Помнишь, мы обсуждали этот процесс „Рой против Уэйд“? Решение суда было не слишком удачным…» Она оборвала меня на полуслове: «Нет, что ты на самом деле думаешь по этому поводу?»

— Что она имела в виду, сказав «на самом деле»?

— Именно об этом я ее и спросил. А она медленно, четко выговаривая каждый слог, произнесла: «Я имею в виду твои чувства по этому поводу». Я ответил: «По-моему, что это нормально». И тут она взорвалась: «Ты даже не подумал, прежде чем ответить!

Я спросила тебя не о погоде, я спросила тебя о человеческих жизнях! Я говорю о жизни женщины и о зарождающейся жизни в ее чреве!»

— Она истеричка, — мне хотелось обратить внимание Саймона на безрассудство Эльзы, на ее непредсказуемость.

Он кивнул.

— Она выпрыгнула из машины прямо на ходу и вскочила на лыжи. Перед тем как сорваться с места, прокричала: «Я беременна, ты, идиот! И не собираюсь пускать под откос свою жизнь, оставив этого ребенка! Но мне не дает покоя мысль, что я должна буду избавиться от него! А ты сидишь тут, ухмыляешься и говоришь, что это нормально!..»

— О, боже, Саймон. Откуда тебе было знать?

Вот как это было, подумала я. Эльза решила женить на себе Саймона и поставила его перед фактом. Он отказался. Тем лучше для него.

— Это был словно гром среди ясного неба, — продолжал он, — я не мог и подумать об этом. Мы были всегда так осторожны…

— Ты думаешь, она нарочно «ошиблась»?

Он нахмурился.

— Она не такая.

Казалось, он защищал ее.

— И что ты сделал?

— Надев лыжи, я пошел по ее следам. Я кричал ей, чтобы она подождала меня, но она уже перевалила за гребень горы, и я не мог ее видеть. Боже, как красиво было в тот день, солнечно, тихо. Знаешь, ты ведь никогда и не подумаешь о том, что может произойти что-то ужасное в такой прекрасный день… — Он горько рассмеялся.

Я думала, что он уже закончил свой рассказ — с того дня они с Эльзой не виделись, конец одной истории, начало другой, то есть истории со мной.

— Ну что же, — сказала я с деланным сочувствием, — по крайней мере, она могла бы дать тебе шанс обсудить ситуацию, прежде чем бросаться на тебя.

Саймон нагнулся и закрыл лицо ладонями.

— О, господи боже мой!..

— Саймон, я все понимаю, но это не твоя вина, и теперь все кончено.

— Нет, погоди, — хрипло проговорил он, — дай мне договорить. — Он уставился на свои колени, несколько раз глубоко вздохнул. — Когда я взобрался по склону, передо мной открылось безграничное снежное пространство. Эльза сидела на уступе склона, рыдая и обнимая себя за плечи. Я позвал ее, она раздраженно посмотрела в мою сторону и, вскочив на лыжи, ринулась вниз, прямо в открытое ущелье. Я до сих пор вижу этот снег — невероятно чистый, бесконечный. Эльза скользила вниз по укатанному спуску. Но на полпути каким-то образом попала в глубокий снег — ее лыжи увязли, и она остановилась.

Я заглянула в глаза Саймона. Они смотрели в далекое, потерянное никуда. Мне стало страшно.

— …Я звал ее, кричал изо всех сил, — продолжал он. — Эльза пыталась вытащить лыжи из снега. Я кричал: «Черт побери, Эльза!», и вдруг… этот звук, похожий на приглушенный выстрел. Потом — гробовая тишина. Она обернулась, сощурившись, ослепленная солнцем. Не думаю, что она видела его — этот двухсотметровый снежный столб, возвышающийся над ней, не видела, как он начал беззвучно распадаться на две части, словно гигантская застежка «молния». Трещина превратилась в провал, а потом… огромная, сверкающая глыба начала соскальзывать вниз. Раздался оглушительный грохот, земля содрогнулась, и эта дрожь охватила меня с ног до головы. А Эльза… Я уверен, что она все поняла. Она отчаянно пыталась скинуть лыжи…

Я тоже поняла, что должно было произойти.

— Саймон, не думаю, что стоит продолжать…

— Она сбросила лыжи и рюкзак, побежала по снегу, проваливаясь по пояс. Я закричал: «Отходи в сторону!» А потом снежная лавина настигла ее, и я услышал только чудовищный грохот и треск деревьев, которые ломались, словно зубочистки…

— Господи… — прошептала я.

— Эльза барахталась в снегу пытаясь держаться на поверхности. А потом… Ее поглотило… Она исчезла. Грохот стал глуше, и воцарилась тишина. В воздухе запахло сосновой смолой сломанных деревьев. В голове проносились тысячи разных мыслей. Только не паниковать, говорил я себе, если начнешь паниковать, все кончено. Я спустился на лыжах по склону, там, где снег оставался нетронутым. Запомни место, где она провалилась, говорил я себе, посмотри, не торчат ли где-нибудь лыжи. Используй одну из своих лыж как ориентир. Копай палкой, постепенно расширяя круг… Но когда я спустился вниз, все выглядело совершенно иначе, нежели сверху. Точка, которую я наметил как ориентир, черт… ее там не оказалось, только груда снега, твердого, как мокрый цемент. Я беспомощно топтался вокруг, чувствуя себя как в кошмарном сне, когда тебе отказывают ноги…

— Саймон, тебе не надо…

— Но потом вдруг меня охватило странное ощущение полной безмятежности, — продолжал он, — я словно увидел Эльзу, увидел то место, где она находилась. Мы с ней были неразрывно связаны. Ее разум как бы направлял меня. Я пробрался туда, где, по моим расчетам, она должна была находиться. Начал раскапывать снег лыжей, приговаривая, что скоро ее достану. Потом я услышал рокот вертолета. Слава богу! Я махал руками как помешанный, пока оттуда не вылезли два спасателя с собакой и зондами. У меня явно поехала крыша, потому что я начал рассказывать им, какая она спортивная, какой у нее пульс, сколько миль она пробегает каждую неделю, где им нужно копать. Но спасатели и собака начали зигзагами спускаться по склону, а я продолжал копать там, где наметил. Очень скоро я услышал снизу вой собаки и крики спасателей, что они, дескать, нашли ее. Это удивило меня — оказывается, ее не было там, где я думал. Когда я спустился к спасателям, то увидел, что они уже откопали ее до пояса. Я пробирался к ней, задыхаясь, обливаясь потом, бормоча слова благодарности, говоря, какие они классные, потому что видел, что с ней все в порядке. Она все время была там, прямо там, на каких-то два фута ниже поверхности. Я был чертовски счастлив, что она жива…