Врач упрямо молчал. Сверху раздался истеричный женский вопль. Зуля, вернувшись и доложив предложение чеченцев, снова уходя, наткнулась на тело деда. Она долго громко оплакивала его.

Ее не стали трогать из-за Гарова, твердо сдержавшего натиск друзей. Он и сам не понимал, почему так поступает. Просто не смог по-другому. Внутри все переворачивалось, его коробил ее плач, но вспоминал слова и взгляд старика, и они оказывались сильнее всех отношений со Смирновым, Свириденко… Хотя, кажется, Смирнов его понял… Ей дали уйти со словами майора о том, что ночевать они останутся в больнице.

- Так и скажи им, девочка: и среди нас могут оказаться басаевы, захватывавшие буденновские больницы…

В три часа ночи, когда больные спали, Смирнов по-тихому сообщил всем:

- Уходим по двое с перерывом в пятнадцать минут, в одежде чеченок, завернув лицо платком, незаметно. Я – последний. Прорываемся к зданию автошколы. Как-нибудь пройдем. Желательно не стрелять, стараться не привлекать к себе внимание. При встрече с противником использовать штык-нож.

…Дошли все.

В начале октября Дашу разбудил ранний звонок телефона. Незнакомый приятный веселый мужской голос предложил встретиться.

- А вы собственно кто? – спросила Даша.

- Я – маг-чародей, который сделает Дарью Свириденко богатой и счастливой.

- Кто? Какой мак?

- Не мак, а маг! В смысле «чародей»! Волшебник. Никогда волшебников не видела?

- Нет, - совершенно ничего не понимая, машинально ответила Даша.

- Волшебники – это те люди, которые делают чудеса. Понятно, что тебя ждет при встрече со мной?

- Понятно, - осторожно отвечала девушка.

В это время проснулся и заплакал Макс.

- Максик, я здесь! – крикнула Даша.

- Вообщем, ближайшие полчаса ты дома?

- Дома. А что?

- Значит, я подъеду.

- Зачем?

- Я же сказал: чтоб сотворить чудо. До встречи.

- Алле! Подождите! – Даша не успела больше ничего сказать: незнакомец положил трубку.

Ровно через полчаса раздался звонок в дверь. Даша открыла. На пороге стоял симпатичный темноволосый мужчина в черном джинсовом костюме. Энергия добра, так активно излучаемая «волшебником», окончательно сразила Дашу. Она опустила глаза.

- А всегда так двери, не спрашивая, открываешь?

- Всегда.

- Не надо. Нужно спрашивать. Народу всякого полно. Осторожность никому еще не вредила.

- Вы собственно кто?

- Меня зовут Александр Гаров. Можно на «ты». Я только что из Грозного. Еду в отпуск, в Краснодарский край. По пути Александр Свириденко попросил меня заехать к тебе. Знаешь такого?

Даша улыбнулась.

- Так вот он передал тебе деньги и письмо. Полагаю, в нем написаны слова любви и верности.

Гаров протянул бумажный сверток. - А это кто такой? – повернулся Гаров в дверной проем зала. Оттуда шагал нетвердой походкой годовалый Макс. Он широко раскрытыми глазами смотрел на незнакомого дяденьку.

- Чей это пузатик? А? Мамин или папин? – Гаров протянул руки навстречу Максу и поднял его над собой.

Ребенок смешно дрыгал ножками и хохотал.

- Ух, ты, толстячок! Максик тебя зовут? Да?

- Что мы на пороге стоим? Проходи. Я сейчас чай поставлю. У меня там салат остался. Пельмени еще сварю.

- Пельмени? Пельмени! Вай-вай-вай! Как я хочу пельмени!

- Заходи в зал. Там телевизор включай. Я сейчас быстренько приготовлю. У тебя поезд или автобус?

- Автобус.

- Когда?

- Вечером…

- У меня все. Прошу на кухню, - проговорила Даша, заходя в зал через пятнадцать минут.

В телевизоре заканчивалась «Утренняя почта». Александр Гаров сидел на диване, приобняв ковыряющегося в «Лего» мальчика, и… спал.

Даша осторожно вытащила из тяжелой руки со вздутыми венами пульт и приглушила звук. Повернулась и стала разглядывать Александра.

- Так вот они какие – волшебники! – тихонько улыбнулась, боясь нарушить идиллию.

Мальчик, заметив ее, протянул руки:

- Ма-ма! Во-сь-ми ми-ня!

- Тихо, тихо, Макс! Видишь, дядя Саша спит. Он устал. Он на войне был. Нас с тобой защищал. Пойдем, я тебя покормлю. Пойдем? – Даша осторожно взяла сына и унесла на кухню.

Гаров сидел в автобусе. Ощущение семейного уюта, возникшего в квартире у Даши Свириденко, исчезало по мере того, как он приближался к своей станице. Вдруг стало себя жалко. Будет ли когда-нибудь тепло в его семье? Если родится ребенок, что-то изменится? Вряд ли. Валерия сейчас уделяет внимание только себе, а потом и подавно не будет считаться с его, Сашиными, потребностями – совершенно естественными, обычными. Неужели это так трудно – СЛЫШАТЬ человека, который рядом? Она просто привыкла, что ЕЕ ЖЕЛАНИЯ всегда исполнялись родителями. Она не знает, что значит любить. Любить – в первую очередь отдавать. Всего себя. Без остатка. Без оглядки. Ничего не требуя взамен. Валерия так не умеет. Гаров поймал себя на мысли, что совершенно не желает встречаться с ней и ее родителями. Как будто не жена она ему. Отчуждение… Когда впервые он почувствовал, что они отдаляются друг от друга? Отдаляются! Да, может, они и не были никогда близки? Просто спали вместе. А теперь пелена сексуального влечения спала, и что? А ведь ничего и не осталось, связывающего их вместе. Разве что штамп в паспорте…

Лариса Ивановна обомлела: на пороге стоял сын, ее родной, любимый, единственный сын, гордость и отдушина.

- Сынок! – смахнула непрошеную слезу со щеки. – Навсегда что ли приехал?

- Здравствуй, мама! Мамуля!.. – Гаров по-медвежьи сильно сжал ее в объятьях, приподнял и стал кружить.

- Что ты? Что ты? Отпусти, ненормальный! – как будто испугавшись, радостно закричала Лариса Ивановна.

- Ну как вы тут, мама? – опуская на крыльцо смеющуюся и плачущую одновременно женщину, спросил Гаров.

Лариса Ивановна ответила не сразу. Поняла, что сын имеет в виду их отношения с Валерией. Не хотелось сына отпускать к ней сейчас. И говорить о ней не хотелось.

- Пойдем, сынок, в дом. Ничего правда не готовила – не знала же, что ты приедешь. Хоть бы позвонил, или письмо написал. Но щи есть. Вчерашние. Будешь? За столом и поговорим.