Солдаты засмеялись.

Кудашкин распрямил листовку и начал:

— «Воины Советской Армии! Узбеки, туркмены, таджики, казахи, башкиры, татары, монголы, дагестанцы, азербайджанцы, кабардинцы, украинцы, литовцы, эстонцы, латыши, белорусы, грузины, армяне, русские, евреи, чуваши, якуты, мордва, киргизы, каракалпаки, сибиряки…»

— Минутку отдохните, — сказал Полудолин. — Мы слегка подумаем над таким обращением. Как вы считаете, товарищи, для чего потребовалось такое длинное перечисление? Почему сюда приплели даже сибиряков?

С минуту строй молчал. Неожиданность разговора, начатого замполитом, вызвала некоторую растерянность. Первым вызвался ответить прапорщик Горденко.

— Разрешите предположение, товарищ майор?

— Да, пожалуйста.

— На мой взгляд, это одна из хитростей. Как обычно вещают на нас разные радиоголоса? Они говорят об общих делах страны только так: русские, Россия. Слов «советский», «Советский Союз» будто и не знают. Расчет простой — навязать тем, кто слушает, их мысль — нет у нас общего советского интереса, нет общих народных дел, есть только интерес русских, России.

— Как думаете, товарищи, — спросил Полудолин, — верно взял след прапорщик?

— Я думаю, — подал голос таджик Буриханов, — прапорщик прав. Вбить клин — это всегда их цель.

— Верно. Тогда почему они вдруг пошли на такое перечисление?

— Разрешите? — произнес солдат, стоявший в первой шеренге. — Рядовой Марусин.

— Разрешаю, — с улыбкой сказал Полудолин.

— Думаю, сделано это, чтобы листовка казалась более правдивой, чем вся остальная радиоклевета. Вот, мол, мы к каждому из вас персонально, по национальности.

— И что, получилось это правдивой?

— Думаю, что нет. Как мы тли хотя бы в этом выходе? Разбирался ли кто из нас хоть в какую-то минуту — узбек, армянин или русский рядом? Когда на мне форма, товарищ майор, я не русский, не казахский, не армянский — я советский воин.

— По национальности вы русский?

— Нет, мариец, — ответил Марусин. — Меня эти знатоки национальностей в список не включили.

Строй качнула волна задорного смеха. Полудолин выждал, когда веселость схлынет.

— Продолжайте, сержант, — обратился он к Кудашкину.

— «Вы пришли в Афганистан как солдаты империалистической армии, чтобы колонизировать чужой край».

Гул возмущения покатился по строю.

— Стоп! — махнул рукой Полудолин. — Вопрос ко всем. Слово «империализм» — это базарное ругательство или научный политический термин?

— Ясно, термин. Понятие, — отозвался голос из глубины строя. — Империализм — последняя стадия капитализма. У него целый ряд признаков. Монополии, кризисы, безработица, нищета.

— Отлично, — сказал Полудолин. — Почему же тогда навешивают это понятие на нас?

— Чтобы сбить с толку наивных, — ответил Буриханов. — Будто это просто бранное слово. Я тебя ругнул, ты меня. Только дураков нет, чтобы не понять.

— Хорошо, попробуем разобраться в колонизации этого края…

Так, фразу за фразой, они прочли листовку до конца.

— Теперь, — сказал Полудолин, — самое существенное — подпись. Сержант, кто там в авторах?

— Читаю: «Смерть большевизму! Свобода — народам! Свобода — человеку!» И в скобках написано: «АБН».

— Товарищи, — спросил майор, — кто помнит, когда и по какой причине возникло понятие «большевик»?

— По-моему, — отозвался Буриханов, — в 1903 году. Когда партия разделилась на две части — большую и меньшую. На большевиков и меньшевиков.

— Спасибо. Теперь, кто помнит, когда это слово ушло из официального названия партии?

— В 1952 году, — сказал Мальчиков.

— Верно. А почему?

— Можно я? — подал голос Саттар. — Думаю, товарищ майор, что к тому времени слово «большевик» уже не звучало. Меньшевиков не стало. Партия была единой, коммунистической.

— Верно. Значит, у нас в руках ножницы, которыми легко срезать с АБН маскировку. Разберемся, почему этот блок выступает против большевиков. Почему они не назовут себя прямо антикоммунистическим блоком? Или антисоциалистическим? Догадаться не трудно. Сделай это, и оскал фашизма обозначится сразу. Сегодня со словом «коммунизм» связали свою жизнь миллионы людей. В мире целый ряд стран идет по пути социалистического развития. Попробуй тут объяви себя врагом социализма во весь голос. Если не по морде, то по другому месту быстро схлопочешь. Приходится носить маску. Мы, мол, не против социализма вообще. Мы только против большевиков. Значит — против Советского Союза.

— Это примерно так же, — сказал Кудашкин, — как в двадцатых годах был у контры лозунг «За Советы без большевиков!».

— Верно замечено, — подтвердил Полудолин. — А теперь давайте рассмотрим картинку на этом листке. Обратите внимание на атамана, шагающего впереди банды громил. Против кого они собрались? Видите, на здании надпись «СССР»? И здание уже подожжено. Из окон — пламя. На атамане форма фашистского офицера. Гитлеровца. Брюки бриджи. Китель с накладными карманами. Художника явно гложет тоска по гитлеризму. Тут уж ему не отпереться. Теперь всмотритесь: на земле лежат растоптанные серп, молот, звезда. Сапогами по ним! Сапогами! Ни один из тех, кто привык трудиться, на эти вещи ногой не наступит. Но здесь изображены не рабочий, не хлебороб. Это идут бары, хозяева. Потому дави сапогом все, что других кормит и одевает. Дави! А на знамени что? Трезубец. Он уже давно служит эмблемой антикоммунистов. От Петлюры до Бандеры. Хотят того в АБН или нет, но знак равенства с бандеровцами они сами себе поставили. А разве те зверства, которые мы только что видели своими глазами, не дают права на вывод: антибольшевистский блок народов — это скопище от подонков из сусеков недобитой бандеровщины до поскребышей душманства?

— Точно, — подал кто-то голос из строя.

«Вроде бы Галкин», — подумал Полудолин и порадовался: вот уже и по голосам солдат узнавать стал.

— Еще пару фактов для размышления. Скоро двинемся к броне, и у каждого будет время подумать. Мне капитан Черкашин оставил интересный документ. Листовку. Вот она.

Полудолин поднял над головой зеленый листок бумаги, исписанный арабской вязью.

— Это угроза душманов всем, кто хочет знать правду. Читаю. «Доводится до сведения тех, кто имеет радиоприемники. Пусть знают они, помнят и исполняют: слушать передачи из Кабула — великий, строго наказуемый грех. Впредь во имя аллаха милостивого и справедливого такие деяния будут наказываться штрафом в десять тысяч афгани или отсечением головы». Спросите: какую связь имеют обе листовки? Отвечу: они напечатаны в одной типографии. Вот и подумайте над этим фактом на досуге. А теперь — разойдись!

Солдаты привычно рассыпались в разные стороны.

— Ребята! — подняв руку, весело крикнул Саттар. — Разбирай АБН — и за дувал! Только не забудьте помять как следует!

В долину, к месту сосредоточения техники, спускались поротно.

Шагалось легко. Не столько от краткого отдыха, сколько от сознания успеха. Люди знали: все, что пришлось пережить, все, что минуло, вдруг сразу отошло в прошлое, обогатило их опытом и воспоминаниями.

Шли, негромко переговариваясь. Смеялись.

— А помнишь? — раздалось вокруг. — Вася-то, Вася… Увидел кудлатого духа — и глаза как плошки. А Федя…

И веселый всплеск смеха превращал в пустяк то, от чего еще вчера мурашки страха вползали под кожу, заставляли сердце невольно сжиматься.

Тропинка, каменистая и довольно крутая, казалась удобной и мягкой. В ущелье, пропитанном влагой, земля беспечно зеленела сочной травой. И никто уже не вспоминал, как еще недавно они ломали лопухи и жевали волокнистые стебли, высасывая из них терпкий сок.

Впереди в радужном облаке брызг рвалась через теснину вздувшаяся от дождей речка.

На одном из поворотов майор Бурлак остановился, пропуская взводы мимо себя. К нему подошел Полудолин.

— Дошли, — сказал он.

— Что? — не понял сразу Бурлак.

— Дошли, говорю, до Дарбара.

— Это да, — согласился комбат без всякой радости. — Теперь у нас дело не менее сложное.