В дверь постучали. Она отвернулась от окна. Молитвы уже начались; она слышала, как муэдзин сзывал верующих в мечеть. Она завязала потуже халат и пошла к двери. Это была Лассана, сестра Танде.

— Привет, — сказала она, улыбаясь, протягивая ей чашку кофе. — Я подумала, тебе это может пригодиться.

— Наверное, сейчас мне нужно что-то более крепкое. Я чертовски волнуюсь. — Амбер рассмеялась с благодарностью и взяла у нее чашку.

— Я знаю, — Лассана улыбнулась. — Моя свадьба длилась неделю. Не волнуйся, все пройдет хорошо. Танде защитит тебя от самых неугомонных родственников. Бедный Вернер оставался с дядями наедине почти целый час в день нашей свадьбы. Он просто не представлял, что делать. — Она рассмеялась. — Во всяком случае, Кади и я будем всегда рядом. Просто приходи к нам, если тетушки станут донимать тебя. Ты навряд ли поймешь, о чем они говорят, — увидев тебя впервые, обсудив твое платье и туфли, они умерят свой пыл, я обещаю.

— Надеюсь, что так.

— И оставь свою мать с нами. Твоя сестра уже здесь? А брат?

Амбер нахмурилась.

— Нет. Вообще-то, я думаю, они не приедут. — Она замолчала. Она и правда не думала, что объявится Киеран; он впал в апатию в свете последних событий и, похоже, был уже не в состоянии делать что-либо, а уж тем более пересечь полмира только ради того, чтобы побывать на свадьбе сестры. А Паола, естественно, не приедет. На их последней встрече во время чтения завещания Макса они даже не говорили друг с другом, однако, если взглядом можно было бы убить… Амбер бы понадобилась вся ее выдержка, чтобы не шлепнуть свою сестру.

— Итак, будет только твоя мать? — недоверчиво спросила Лассана. Амбер кивнула. Против делегации из сотни членов семьи Ндяи Сэллы — то, что от них осталось — казались жалкой кучкой.

— Боюсь, что так. И одна моя подруга. Она приедет сегодня утром, позже.

— Что ж, все равно держись нас, — сказала твердо Лассана. — Как бы там ни было, оставляю тебя в покое. Спускайся на завтрак, когда оденешься. Кади и я будем в гостиничном домике внизу сада.

— Спасибо, — сказала Амбер, делая глоток горячего крепкого кофе. — Я только молюсь, чтобы дождь не пошел.

— О, это научит тебя, как устраивать свадьбу в июле. В следующий раз справляй ее в марте.

— В следующий раз? Не будет никакого следующего раза… — Но Лассана уже ушла, тихо прикрыв дверь за собой. Амбер нахмурилась. В следующий раз? Что она этим хотела сказать? Она вздохнула. Лассану было сложно понять. Она казалась довольно дружелюбной и более общительной, чем Кади, которая была младше Танде на год и едва ли не самым вспыльчивым человеком, которого Амбер когда-либо встречала. Однажды она даже призналась Танде, что она, похоже, не очень нравится Кади. Танде в ответ всего-навсего пожал плечами и сказал, что Кади никогда никого не любила, даже своего собственного мужа. Лассана была более открытой и милой, и все же та дружба, на которую надеялась Амбер, не завязывалась между ними. Она была добра к ней, но та пропасть, что встала между ними со времени их первого знакомства, оставалась. Амбер не могла понять почему. Дело в том, что его сестры пугали ее. Амбер, которая никогда никого не боялась, вдруг неожиданно поняла, что все три женщины, Кади, Лассана и Амана, пугают ее. Они были такими непоколебимыми, всегда уверенными в своей правоте, а то, с какой легкостью они перемещались из Бамако в Париж, Женеву и обратно… те противоречия, с которыми сталкивалась Амбер лицом к лицу каждый день, просто, казалось, не существовали для них. Они не забивали себе голову тем, чтобы поблагодарить охранника, который открывал ворота для их огромных машин; или тем, что чашка капучино в «Ля Сигаль» стоила столько же, сколько получала в день обслуживавшая их девушка за прилавком. Амбер никак не могла смириться с подобной несправедливостью; они просто принимали это как должное в их повседневной жизни. Однажды Лассана сказала ей: «Ты же не переживаешь так, когда идешь перекусить в Макдоналдс по пути домой, да?» Амбер в ответ могла лишь покачать головой. Для них все было по-другому; они жили в Мали, и их образ жизни был определен их состоянием. Ее же нет, и никогда не будет. Они покачивали своими красиво уложенными головами и снисходительно посмеивались.

Она подошла к шкафу и достала оттуда сумку, которую привезла с собой позавчера. Она привезла несколько юбок, которые она сшила из красивой орнаментной ткани местного производства — простые юбки по колено с молнией сбоку. Она открыла для себя столько тканей, когда впервые пришла на рынок в Артисанате — богатый выбор разнообразных узоров… и все это вощеный мягкий хлопок, который было куда приятнее носить в жаркую погоду, чем те льняные вещи, что она привезла с собой из Европы. Она спросила у Мандии имя местной швеи и каждый раз приходила домой с еще одним новым отрезом ткани, больше Танде на забаву. Он почти всегда ходил в костюме и галстуке, даже в самые жаркие дни. А Кади и Амана, казалось, скорее умрут, чем будут носить традиционные одежды. Амана выглядела так, словно сошла с обложки какого-нибудь модного европейского журнала, каждый раз она делала представление из своего появления — длинные летящие шарфы, дорогие украшения и безупречные туалеты.

Амбер завязала волосы в пучок на макушке и застегнула сандалии. Теперь нужно пойти в соседнюю комнату и разбудить Анджелу; они могли бы вместе пройтись по саду и присоединиться к остальным женщинам за кофе.

Когда они с Анджелой шли через лужайку, Амбер поприветствовала домработниц на их языке. Они смущенно улыбнулись в ответ. Невеста и ее мама. Наверное, они недоумевали, куда подевалась остальная часть их семьи. Возможно, они будут даже потрясены тем, что это все: она и Анджела. И что мир, в котором они теперь жили, они обрели совсем недавно. Она вдруг почувствовала внезапную боль — она все-таки скучала по Максу. Ужасно.

— Только посмотри на эти деревья, — пробормотала Анджела, шедшая рядом с ней. — Я в жизни своей столько зелени не видела. — Амбер обернулась, осмотрев сад. Это правда. Бамако могло быть сухим и пыльным, но в пределах владений Ндяи всегда буйствовала зелень. Темные листья деревьев авокадо сгущались в разных местах в поисках свободного места, расползаясь по плоским горизонтальным огненным деревьям с их яркими пунцовыми бутонами, которые могли легко потягаться в прелести с вишневыми цветами бугенвиллеи и крупными белыми цветами дерева мелии. Амбер со временем выучила названия почти всех местных растений — джакаранда, мелия, акация, гибискус, гуава… словом, все те деревья, что заменили ей дубы, платаны и ясени Гайд-парка и милые деревья сирени, что украшали весной Холланд-парк.

— Здесь красиво, не находишь? — спросила Амбер, когда они приближались к гостевому домику.

Анджела пожала плечами.

— Нет… тут все слишком… в ярком цвету, если ты понимаешь, о чем я. Мне все время кажется, что с веток вот-вот что-то сползет. Уж слишком тут все… живое.

— Но именно это меня и восхищает. — Амбер улыбнулась ее видению сада. «Все слишком живое».

— Никогда не любила тропики, — сказала Анджела после минутного молчания. — На Менорке я тоже не выносила всех этих буйств красок. — Они замолчали. — Ему нравилось здесь, правда? — вдруг спросила она.

Амбер кивнула.

— Да. Очень. Он здесь чувствовал себя… даже не знаю… как дома, наверное.

— Знаешь, в Англии он был временами не в своей тарелке. — Анджела остановилась. На ее верхней губе и над бровями появилась легкая испарина. — Он бы одобрил все это и в то же время ужасно ревновал бы.

— Ревновал? — изумилась Амбер.

— Ммм. Тебя, Амбер, ревновал бы к твоему выбору. Знаешь, единственное, чем гордился бы Макс, кроме всего прочего, — так это сегодняшним днем. Он так старался создать место для тебя; правильное место, такое, что ты бы могла назвать домом, неважно, что бы это было. Наверное, именно этого он давно перестал добиваться сам, поэтому решил добиться этого для тебя. И для Киерана, и для Паолы тоже, я думаю, но немного по-другому.