«Товарищество было восстановлено, — говорит Сарате, — на том условии, что дон Диего де Альмагро отправился открывать новые страны на юге, и если найдет что-нибудь стоящее, то для него будет испрошено наместничество у его величества короля; если же Альмагро ничего не найдет, тогда дон Франсиско разделит с ним свои владения. Договор был заключен в торжественной обстановке, и оба поклялись на Святых Дарах, что в дальнейшем ни тот, ни другой ничего не будут предпринимать друг против друга». Современники утверждают, что Альмагро поклялся не посягать ни на страну Куско, ни на соседние страны, простирающиеся на сто тридцать лье к северу от ее границ, если даже король дарует ему наместничество. Обратившись к Святым Дарам, он якобы произнес следующие слова: «Господи, если я преступлю данную мною клятву, то порази и накажи тело и душу мою».
После того как был заключен этот торжественный договор, выполненный, впрочем, с такой же «верностью», как и первый, Альмагро занялся приготовлениями к походу. Благодаря большой щедрости и энергии ему удалось увлечь за собой пятьсот шестьдесят человек. Среди них были и кавалеристы.
Осенью 1535 г. он выступил с этим войском по направлению к Чили. Путь оказался чрезвычайно трудным. Особенно тяжело дался переход через Анды. Солдаты гибли от холода, болезней и истощения. Не раз приходилось выдерживать битвы с воинственными племенами, которых еще не коснулась никакая цивилизация. Туземцы нападали на испанцев с такой яростью, что ничего подобного завоеватели не видали ни в Перу, (ни в какой-либо другой завоеванной стране. Альмагро дошел до 30° южной широты, но ни золота, ни сокровищ в этом краю не оказалось. Тем не менее он упорно продолжал продвигаться к югу, пока измученные солдаты не отказались наотрез продолжать этот бесполезный поход. Альмагро пришлось повернуть обратно.)
Писарро, заключив с ним в 1535 г. договор, отправился в соседние приморские провинции, надеясь без всякого сопротивления туземцев установить там новые порядки. (Для неграмотного человека, никогда не изучавшего правоведения, его уставы о сборе податей, об учреждении судопроизводства, о «репартимьенто» (распределение земельных участков и прикрепленных к ним индейцев среди испанских колонистов), о работе индейцев в рудниках были составлены умно и толково. Если вся деятельность этого конкистадора, его алчность и вероломство заслуживают самого сурового осуждения, то справедливость требует сказать, что он понимал значение своей роли как основателя большой империи.)* Он долго раздумывал, какой город выбрать в качестве столицы испанских владений. В пользу Куско говорило то, что здесь находилась резиденция инков; но этот город, расположенный более чем в четырехстах милях от берега моря, находился далеко от Кито, которому Писарро придавал первостепенное значение. Как раз в это время его внимание было привлечено красотой и плодородием обширной долины, орошаемой течением реки Римак. Здесь, в девяти километрах от моря, он и основал в 1536 г. столицу своей державы. Вскоре был выстроен великолепный губернаторский двор и роскошные особняки для главных офицеров. «Город королей», или Лима[138], как позже была названа столица Перу, стал быстро разрастаться и превратился в большой административный и торговый центр.
Пока Писарро, занятый всеми этими заботами, находился вдали от Куско, небольшие военные отряды углублялись в самые отдаленные провинции, чтобы уничтожить последние очаги сопротивления. В Куско был оставлен совсем незначительный гарнизон. Этим обстоятельством поспешил воспользоваться инка Манко, которому запрещено было выезжать из города. Номинальный властитель Перу решил свергнуть иго чужеземцев и стать полноправным монархом. (Он сплотил вокруг себя влиятельных жрецов и разработал с ними план всеобщего восстания.)* Несмотря на то, что Манко находился под неусыпным надзором, он сумел обмануть бдительность испанцев и организовал заговор, не возбудив никакого подозрения. Однажды он попросил разрешения присутствовать на большом религиозном празднике в нескольких километрах от Куско, где должны были собраться все знатнейшие лица империи. Появление инки послужило сигналом к восстанию.
Перуанцы взялись за оружие на всем пространстве от Кито до Чили и вскоре уничтожили несколько испанских отрядов. Братья Писарро со ста семьюдесятью испанцами были осаждены в Куско. Осада Куско, начавшаяся в феврале 1536 г., продолжалась одиннадцать месяцев. (На стороне осаждающих был огромный численный перевес. Против испанцев было обращено захваченное у них же оружие. В городе непрерывно пылали пожары. Среди осажденных начался голод. Отряды, которые Франсиско Писарро четыре раза посылал на помощь братьям, истреблялись перуанцами в узких ущельях Анд. Осажденные испанцы мужественно сражались и несли большие потери. В числе погибших оказался и один из братьев Писарро — Хуан.
Перуанцы были уже близки к тому, чтобы взять город штурмом, когда у стен Куско неожиданно появился со своим отрядом Диего де Альмагро.)* На обратном пути в Перу ему пришлось пересечь гористую песчаную пустыню Атакаму, где его солдаты перенесли не меньше страданий от зноя и жажды, чем в Андах от снега и холода. Достигнув перуанской территории, он узнал о восстании, разбил наголову войска Манко и снял осаду с Куско.
Сославшись на то, что этот город не подведомствен Писарро, Альмагро ввел в него своих солдат. Перевес в силах был на его стороне, и братьям Писарро пришлось сложить оружие. 8 апреля 1537 г. Альмагро взял под арест Эрнандо и Гонсало Писарро и объявил себя законным губернатором перуанской столицы.
В то же самое время значительный отряд перуанцев осаждал новую столицу — Лиму, где находился Франсиско Писарро. Все свои корабли он отправил за подкреплениями в Панаму и послал гонцов в недавно построенную крепость Трухильо, где во главе большого гарнизона находился Алонсо де Альварадо. Писарро приказал ему немедленно отправиться в Куско на выручку Эрнандо и Гонсало. Приблизившись к городу, Альварадо с удивлением узнал, что осада с Куско снята и он снова находится в руках испанцев. Не успел Альварадо опомниться, как Альмагро устроил засаду и взял в плен весь его отряд.
Теперь силы Альмагро удвоились, так как к нему охотно присоединились почти все солдаты Альварадо. После этого Альмагро оставалось только двинуться на Лиму, чтобы раз и навсегда покончить с Франсиско Писарро и объединить под своей властью оба губернаторства. На это и намекали ему некоторые офицеры, в особенности Оргоньос, побуждавший его немедленно уничтожить обоих братьев Писарро, а затем ополчиться на бывшего компаньона и союзника. Но кого Юпитер захочет погубить, — сказал римский поэт, — у того он отнимет разум. Альмагро, который во всех других случаях никогда не чувствовал угрызений совести, на этот раз проявил нерешительность, а вернее всего, испугался далеко идущих последствий своего бунта против «великого маркиза». Так или иначе, вместо того чтобы выступить в поход, он остался в Куско.
Если взглянуть на это дело с точки зрения интересов Альмагро, то следует признать, что он совершил роковую ошибку, в которой ему пришлось горько раскаяться. Но если принять во внимание интересы испанской короны, то начатый им раздор и междоусобная война, затеянная на глазах у неприятеля, уже сами по себе составляли тяжкое преступление. И Альмагро это настолько хорошо понимал, что решил ради собственной безопасности занять выжидательную позицию.
Между тем положение Писарро было не из легких. Ему оставалось только надеяться на время и случай. Силы его были скованы, так как подкрепления из Панамы заставляли себя ждать.
Тем временем Гонсало Писарро и Альварадо удалось подкупить стражу и бежать. Уже столько раз обманутый Альмагро согласился все же принять приверженца Писарро — Эспиносу, старавшегося убедить его, что ссора между двумя противниками не только пагубна для всей страны, но, без сомнения, вызовет гнев короля и смещение их обоих с постов.