Интерес испанцев к Мексике начал остывать. Она не принесла сказочных богатств, обманув возлагавшиеся на нее надежды. Все внимание королевского двора было обращено теперь к перуанским сокровищам. Перу затмило Мексику. (Вот почему незаурядная личность Кортеса утратила ореол, которым еще недавно окружало его общественное мнение Испании.)* Правда, Кортеса с почетом приняли в Совете по делам Индий, выслушали его претензии и обещали вынести справедливое решение, но разбор дела все откладывался и затягивался до бесконечности.
В 1541 г. Кортес принимал участие в качестве добровольца в алжирском походе Карла V. Страшная буря уничтожила почти весь испанский флот. Погиб и корабль Кортеса. Сам он со своими оруженосцами и слугами с трудом спасся, но потерял три огромных изумруда, стоившие, по его словам, целого царства. Карл V решил прервать злополучный поход, но Кортес был иного мнения. Он сказал королю, что берется с оставшимися немногими силами атаковать и взять Алжир, если ему будет передано командование. Однако его предложение не было принято.
Вернувшись в Испанию, Кортес возобновил свои хлопоты, но так же безуспешно. Все эти неудачи окончательно подорвали его здоровье, и силы его стали угасать. Последние годы своей жизни он провел в Испании, больной и забытый, и 10 ноября 1547 г. умер в Кастильехо-де-ла-Куэста (под Севильей).
«Это был странствующий рыцарь, — говорит о нем Прескотт. — Из всей плеяды испанских конкистадоров XVI в., прославившихся на поприще открытий и завоеваний, не было ни одного человека, так глубоко проникнутого романтикой авантюрных предприятий, как Эрнандо Кортес. Борьба воодушевляла его, и он любил приступать ко всякому делу с труднейшей стороны…»
Страсть к романтическому могла бы принизить завоевателя Мексики до уровня обычного авантюриста; но Кортес был, без сомнения, проницательным политиком и великим военачальником, если можно так называть человека, совершавшего великие поступки с помощью одного лишь таланта. В истории нет другого такого примера, чтобы столь крупное начинание было доведено до удачного конца при столь недостаточных средствах. Можно даже утверждать, что Кортес покорил Мексику на свои собственные деньги.
Его влияние на умы солдат было естественным результатом их веры в его способности, но это можно приписать равным образом и его простой манере общения, что делало Кортеса в высшей степени подходящим для командования шайкой авантюристов. Когда конкистадору удалось достичь самых высоких должностей, он стал вести себя высокомерно, но его ветераны по меньшей мере продолжали оставаться с ним в очень близких отношениях.
Заканчивая характеристику этого конкистадора, повторим слова простодушного историка завоевания Мексики Берналя Диаса: «Кортес предпочитал свое имя всем титулам, на которые мог претендовать, и в этом отношении он был прав, потому что имя Кортеса значит для испанцев не меньше, чем для римлян имя Цезаря или имя Ганнибала для карфагенян».
Старый хронист заканчивает штрихом, хорошо отражающим религиозное сознание XVI в.: «Видимо, компенсацию он должен был получить в лучшем мире, и я в это полностью верю; ибо это был порядочный человек, очень искренний в своем благоговении перед Пресвятой Девой, святым апостолом Петром и перед всеми святыми».
III
Едва собранные Бальбоа сведения о богатстве расположенных к югу от Панамы стран стали известны испанцам, как были организованы многочисленные экспедиции, дабы покорить эти края. Но все они кончались неудачно — то ли оттого, что их руководители оказывались не на высоте своих задач, то ли вследствие недостаточности средств. К тому же надо признать, что земли, исследованные этими первыми авантюристами (пионерами, как сказали бы в наши дни), никоим образом не соответствовали тому, чего ждала от этих территорий жадность испанцев.
Испанцы, пытавшиеся проникнуть в глубь материка, сталкивались с огромными трудностями. Высокие горы, непроходимые болота, густые тропические леса создавали для завоевателей серьезные препятствия, к которым прибавлялось еще упорное сопротивление воинственных туземцев. Вследствие этого продвижение испанцев к югу на некоторое время приостановилось. Если и вспоминали теперь о чудесных рассказах Бальбоа, то разве только ради шутки.
Между тем в Панаме жил один испанец, которому суждено было доказать, насколько достоверны все эти слухи о баснословных богатствах стран, омываемых Тихим океаном. Это был Франсиско Писарро, предприимчивый искатель приключений, сопровождавший Васко Нуньеса де Бальбоа в его плавании по Южному морю.
(Решив во что бы то ни стало добраться до «золотого царства», Писарро мог рассчитывать только на свою личную храбрость и неукротимую энергию, так как не располагал никакими средствами.)* Поэтому он вынужден был заключить союз с двумя другими авантюристами, которые согласились снарядить, экспедицию на свои деньги. Одного из них звали Диего де Альмагро, другого — Эрнандо де Луке. Скажем несколько слов об этих трех компаньонах.
Франсиско Писарро родился в испанской провинции Эстремадура, близ города Трухильо. Год его рождения точно не установлен, известно только, что он родился не ранее 1471-го и не позже 1478 г. Будущий завоеватель был незаконным сыном идальго, некоего Гонсало Писарро, который научил своего сына пасти свиней, но не позаботился обучить грамоте. Профессия свинопаса вскоре надоела юному Писарро, и, когда из стада пропала одна свинья, он больше не вернулся в отчий дом, где постоянно сносил побои за самую ничтожную провинность.
Писарро поступил в солдаты, провел несколько лет в сражениях с итальянцами, а в 1510 г. отправился искать счастья на Эспаньолу. Здесь он «отличился» в битвах с индейцами, потом перебрался на Кубу, вошел в доверие к Охеде и сопровождал его в экспедиции к Дарьенскому заливу. Позже перешел на службу к Бальбоа, а после казни последнего — к наместнику «Золотой Кастилии» Педро Ариасу д'Авиле, которому оказал много ценных услуг.
Если Писарро был незаконным сыном идальго, то Диего де Альмагро — просто подкидышем. Существует легенда, что в 1475 г. его нашли младенцем в деревне Альмагро, от которой он и получил свое имя. Диего вырос среди солдат, еще совсем молодым отправился в Америку и ради золота готов был пойти на самые рискованные предприятия.
Что касается Эрнандо де Луке, то он принадлежал к духовному сословию и был сначала школьным учителем в городе Дарьене, а затем священником в Панаме. Де Луке решил рискнуть своим состоянием ради будущих богатств.
Самому молодому из этих авантюристов было пятьдесят лет. Испанский историк Гарсиласо де ла Вега рассказывает, что, когда в Панаме узнали о проекте Писарро, он и его компаньоны сделались предметом всеобщих насмешек. Особенно потешались над Эрнандо де Луке, которого стали называть «Hernando el Loco», то есть Эрнандо Безумный.
Участники предприятия быстро договорились между собой и разделили обязанности. Луке согласился предоставить большую часть денежных средств для снаряжения кораблей и выплаты жалованья солдатам; Альмагро, поставив на карту все свои сбережения, руководил подготовкой экспедиции; Писарро, владевший только шпагой, платил другой монетой. Именно он принял на себя командование первой экспедицией, которую мы опишем более подробно, потому что здесь ярко проявляются упорство и непобедимое упрямство конкистадора.
(Четвертым, неофициальным, компаньоном стал панамский наместник Педро Ариас д'Авила, которому предложили четвертую долю будущей добычи за одно лишь обещание не чинить препятствий инициаторам экспедиции.