Нагрузив все золото, которое удалось здесь собрать, на корабль капитана Альварадо, Грихальва отправил его на Кубу.

Продолжая плыть до 28 июня вдоль берега, мимо оживленных селений, разбросанных у подножия высоких гор, Грихальва достиг устья реки Пануко, которая была названа испанцами Рио-де-Каноас, так как здесь они были атакованы целой флотилией лодок с вооруженными индейцами и с большим трудом отбили нападение.

Лоцман Аламинос настойчиво советовал Грихальве вернуться назад. Корабли были в жалком состоянии; съестные припасы подошли к концу; солдаты, почти все больные или раненые, не соглашались даже под защитою крепостей остаться среди воинственных племен. К тому же между испанцами начались раздоры.

Найдя удобную стоянку в устье реки Сан-Антонио, Грихальва приказал бросить якоря и заняться починкой флагманского судна, давшего течь. В этом месте Берналь Диас посадил возле туземного храма несколько апельсинных зернышек. («Принялись они отлично, и после нашего ухода храмовые „папы" (жрецы), вероятно, ухаживали за чужестранным растением, поливая его и оберегая от муравьев. Рассказываю я это потому, что это были первые апельсинные насаждения в Новой Испании».)*

Пятнадцатого ноября того же 1518 г., после семимесячного плавания, экспедиция Грихальвы вернулась на Кубу.

Результаты путешествия были очень значительны. Впервые испанцами была исследована протяженная береговая линия полуострова Юкатан, залива Кампече и Мексиканского залива. Теперь испанцы узнали, что Юкатан — полуостров, а не остров, как думали раньше. Кроме того, Грихальве удалось собрать много ценных сведений о могущественной Мексиканской империи. Особенно испанцы были удивлены, встретив в Мексике гораздо более высокую цивилизацию, чем у туземцев Антильских островов. Это обнаруживалось в архитектуре, в способах обработки почвы, в тонкости хлопчатобумажных тканей, в орнаменте золотых украшений, которые носили индейцы. Богатство и процветание Мексики не могли не возбудить жадности у испанских колонистов Кубы. Новые аргонавты ждали только подходящего случая, чтобы устремиться на завоевание нового золотого руна. Но опасная и смелая экспедиция, открывшая в Новом Свете индейскую цивилизацию, не принесла Грихальве ощутимой пользы. Слова поэта «sic vos, non vobis»[132] получили свое подтверждение.

Наместник Кубы Диего Веласкес, не дожидаясь возвращения Грихальвы, поспешил отправить в Испанию донесение об открытии обширных земель, подкрепленное образцами мексиканских золотых изделий, и просил обширных полномочий для колонизации этой области. Еще не получив ответа из Испании, Веласкес начал деятельно готовить экспедицию для покорения открытой территории. Вооружение флотилии должно было соответствовать опасности и важности задуманного предприятия. Но если снаряжение войска представлялось делом относительно нетрудным, то Веласкесу, человеку подозрительному, как его характеризует один испанский историк того времени, было нелегко подобрать начальника для готовящейся экспедиции. В самом деле, этот последний должен объединить в себе качества, практически несовместимые: огромный талант и беззаветную отвагу, без которых нельзя и надеяться на успех, и в то же время достаточную податливость и умение ничего не делать без приказа высшего начальника, оставив ему, не подвергающемуся никакому риску, всю славу экспедиции в случае ее удачи.

Одни люди, действительно мужественные и предприимчивые, не желая быть пассивным орудием в руках Веласкеса, отказывались от оказанной им чести; другие, более покладистые или более скрытные, не обладали достаточным мужеством и храбростью. Многие предлагали назначить начальником Грихальву, только что вернувшегося из Мексики.

Пока продолжались разговоры и пререкания, два любимца наместника — его секретарь Андрес де Дуэро и правительственный контролер Амадор де Ларес — заключили союз с одним идальго, Эрнандо Кортесом, обещая сделать его начальником экспедиции, если он согласится разделить с ними добычу, которую привезет из завоеванной страны.

«Они не скупились, — пишет Берналь Диас, — на вкрадчивые речи: много лестного говорили они при Кортесе, уверяя, что он единственный человек, годный для этого предприятия, что в его лице Веласкес найдет неутомимого и неустрашимого начальника, который, без сомнения, не изменит ему, так как является его крестником. Наконец они убедили губернатора, и Кортес был назначен генерал-капитаном всего предприятия. И так как Андрес де Дуэро состоял при губернаторе секретарем, то поспешил, по желанию Кортеса, пространно изложить на пергаменте хорошими чернилами все его полномочия и представил их ему в виде готового, надлежащим образом скрепленного документа».

Разумеется, если бы Веласкес был более дальновиден, он ни за что не сделал бы этот выбор!

Эрнандо Кортес родился в 1485 г., в провинции Эстремадура, в небогатой дворянской семье. Проучившись некоторое время в Саламанкском университете, он вернулся в свой родной дом, но тихая и мирная жизнь претила его кипучему характеру. Вскоре Кортес уехал в Америку, надеясь выдвинуться там на службе, причем особенно рассчитывал на покровительство своего родственника Овандо, наместника Эспаньолы.

На Эспаньоле он действительно занимал почетные и выгодные должности, принимая время от времени участие в карательных экспедициях. Здесь он не только познакомился с военной тактикой преследуемых индейцев, но и легко усвоил то беспощадно-жестокое обращение с ними, которым запятнали себя испанцы. В 1511 г. он сопровождал Диего Веласкеса в его экспедиции на Кубу и сумел так отличиться, что, несмотря на разногласия со своим начальником, получил за «усердие» обширные земли, отнятые у индейцев.

За небольшой срок Кортес благодаря своей интенсивной деятельности скопил три тысячи кастельяно[133] — сумму для него довольно значительную. До сих пор ему не приходилось быть главнокомандующим, но его личные качества были высоко ценимы Веласкесом: неутомимая активность, сменившая беспорядочный пыл юных лет, его хорошо известная осмотрительность, безукоризненная честность, как иногда говорили, крайняя быстрота в принятии решений и, наконец, талант привлекать к себе сердца своим радушием. К этому следует добавить величественную осанку, изумительную ловкость в движениях и выносливость, редкую даже среди этих привыкших к лишениям авантюристов.

На призыв Кортеса в короткое время откликнулось триста человек. Со всех сторон к нему стекались деньги и товары. Но этого оказалось недостаточно. Тогда Кортес, отдав все, что у него было, на вооружение флота, заложил свои поместья и занял у знакомых купцов крупные суммы на покупку съестных припасов, оружия и лошадей.

Как только он получил поручение с надлежащими и самыми почтительными свидетельствами признания, Кортес водрузил у дверей своего дома черный бархатный стяг, прошитый золотом; на знамени был изображен красный крест в языках бело-голубого пламени, под которым был вышит девиз, звучавший в переводе с латинского так: «Друзья, последуем за крестом, и если будем искренне верить, то под этим знаком победим». Отныне он сконцентрировал все усилия своего деятельного ума на средствах, необходимых для успеха начинания. Подталкиваемый энтузиазмом, которого у него не предполагали даже те, кто его очень хорошо знал, Кортес не только отдал все свои деньги на вооружение флотилии, но еще и заложил свою собственность, занял у друзей значительные суммы, необходимые ему для покупки кораблей, провизии, боеприпасов и лошадей. За несколько дней три сотни добровольцев поступили к нему на службу, привлеченные молвой, прельщенные риском и возможной выгодой предприятия.