Часто говорят: «Тарпейская скала находится возле Капитолия»;[119] Афонсу д'Албукерки должен был об этом знать по опыту, и последние его дни были омрачены незаслуженной немилостью, результатом клеветы и лжи, искусно сплетенного заговора, которые, хотя в то время и нанесли вред его репутации в глазах короля Мануэла, но не смогли затмить славу этой великой личности перед потомством. Однажды королю Португалии уже пытались доказать, что овладение Гоа было серьезной ошибкой; нездоровый климат, говорили, за несколько лет уничтожит европейское население. Доверившись опыту и безусловной честности своего помощника, король не соизволил выслушать его врагов, за что Албукерки публично поблагодарил монарха, сказав: «Я должен быть больше признательным королю Мануэлу за то, что он защищал Гоа от португальцев, чем самому себе, бравшему город дважды». Но в 1514 г. Албукерки попросил у короля — как признание своих заслуг — присвоить ему титул герцога Гоа, и именно этот смелый демарш до предела возмутил его противников.

Суариш д'Албергавиа и Диогу Мендиш, которых Албукерки послал в метрополию в качестве пленников, сумели не только освободиться от обвинений, выдвинутых против них, но и убедили короля Мануэла, что вице-король вознамерился создать независимое герцогство со столицей в Гоа, за что они и впали в немилость у Албукерки.

Новость о назначении Албергавиа генерал-капитаном Кочина пришла к Албукерки как раз тогда, когда он выходил из Ормузского пролива, направляясь к Малабарскому берегу. Уже сильно больной, «он воздел руки к небу, — пишет г-н Диниш в своей изумительной истории Португалии, — и произнес такие вот слова: „Вот, я оказался в плохих отношениях с королем из-за человеколюбия, в плохих отношениях с людьми — из-за любви к королю. Старик, обратись к церкви, умри наконец, потому что для твоей чести очень важно, чтобы ты умер, а ты никогда не отказывался сделать то, что важно для твоей чести"».

Потом, по прибытии на рейд Гоа, Афонсу д'Албукерки исповедался, приказал обрядить себя в одежду ордена Святого Яго, командиром котором он являлся, и «в воскресенье 16 декабря 1515 г., за час до рассвета, отдал свою душу Богу. Так завершились его труды, так и не принеся ему когда-либо в жизни удовлетворения».

Албукерки был погребен с большой помпой. Солдаты, бывшие его верными товарищами в дивных приключениях и свидетелями его мучительных терзаний, со слезами на глазах оспаривали друг у друга честь нести бренные останки до последнего жилища, выбранного им самим. Разделявшие их горе индусы даже отказывались верить, что он умер, и полагали, что великий военачальник отправился командовать небесным войском.

Относительно недавняя находка письма Мануэла доказывает, что если король и был на короткое время обманут лживыми рапортами врагов Албукерки, то не замедлил отдать ему должное. К сожалению, это восстанавливающее справедливость письмо никогда не попадало в руки второго вице-короля Индии; оно бы смягчило горечь его последних минут, тогда как без него он умирал с горьким чувством, встретив немилость своего государя, во славу и ради могущества которого он отдал свою жизнь.

Вместе с тем, говорит Мишле, у победителей исчезли и справедливость и человечность. Долгое время спустя индийцы приходили на могилу великого Албукерки просить у него защиты от притеснений его преемников.

Среди многочисленных причин, довольно быстро приведших к упадку и дроблению той огромной колониальной империи, которую Албукерки подарил своей родине и которая, даже после своего крушения, оставила в Индии неизгладимую память, надо вслед за Мишле назвать удаленность и распыленность торговых факторий, нехватку сил у португальцев, не сопоставимых с огромностью завоеванных пространств, наклонность к разбою и вымогательство колониальной администрации, но сверх всего — необузданную национальную гордость, препятствовавшую смещению победителей и побежденных.

Этот распад был тем не менее остановлен двумя героями — некогда обладавшим несметным богатством Жуаном да Каштру, обедневшим к концу жизни настолько, что во время своей последней болезни не мог даже купить себе курицу, и Атаиди; они еще раз дали развращенным народам пример истинно мужских добродетелей и самого неподкупного правления. Но после них произошел крах; огромная империя попала в руки испанцев и голландцев, которые не сумели сохранить ее в целости. Все течет, все изменяется. Не пора ли повторить — с испанским акцентом, но в применении к империям: «Жизнь — это только сон?»

КОНКИСТАДОРЫ[120] ЦЕНТРАЛЬНОЙ АМЕРИКИ

Письма Колумба и рассказы его спутников об изобилии золота и жемчуга во вновь открытых странах воспламенили воображение алчных купцов, разорившихся дворян и всяких искателей приключений.

Десятого апреля 1495 г. испанское правительство в нарушение договора с Колумбом разрешило всем кастильским подданным переселяться в новые земли с обязательством вносить в королевскую казну две трети добытого золота. Нашлось немало охотников воспользоваться этой привилегией. Несмотря на энергичные протесты Колумба, его давний недруг архиепископ Бургосский Фонсека, ведавший всеми делами «Индий», охотно оказывал содействие прежним спутникам великого мореплавателя в организации заокеанских экспедиций.

Едва только Колумб, отправляясь в свое третье путешествие, покинул гавань Санлукар-де-Баррамеда, как почти одновременно были снаряжены четыре экспедиции на средства богатых судовладельцев; среди них главную роль играли братья Пинсон, спутники Колумба по его первому плаванию, и малоизвестный тогда флорентийский купец Америго Веспуччи, живший в Испании.

Первую из четырех экспедиций возглавил Алонсо де Охеда. Вместе с ним отправились на поиски новых земель Хуан де Ла-Коса, в качестве первого лоцмана, и Америго Веспуччи, обязанности которого точно не установлены. Предполагают, что он был взят на корабль в качестве штурмана или астронома.

Прежде чем рассказать историю экспедиции, остановимся несколько подробнее на деятельности этих трех лиц, из которых последнему принадлежит видное место в летописи открытия Нового Света хотя бы потому, что его именем был назван вновь открытый материк.

Алонсо Охеда, родившийся около 1465 г. в городе Куэнка, воспитывался в доме герцога Медины и в ранней молодости принимал участие в войне против мавров. Это был человек необыкновенно настойчивый, решительный и жестокий. Когда Колумб подыскивал спутников для своего второго путешествия, молодой идальго[121], мечтавший о славе и наживе, без колебаний записался офицером в состав экипажа. Колумб сразу же обратил внимание на хладнокровие и находчивость Охеды, который затем открыл на Эспаньоле золотые россыпи и оказал адмиралу много ценных услуг. Но позже Охеда примкнул к бунтовщикам и проявил себя как самый непримиримый враг Колумба. Может быть, именно по этой причине Охеда после возвращения в Испанию встретил поддержку и покровительство архиепископа Фонсеки. Последний не только помог Охеде снарядить экспедицию, но, как полагают исследователи, даже снабдил его копиями составленных Колумбом карт.

Хуан де Ла-Коса, первый лоцман Охеды, был родом из бискайского города Сантонья. (По словам испанского историка Лас Касаса[122], Хуан де Ла-Коса был «лучшим из кормчих, когда-либо живших на свете».) Свой огромный опыт он приобрел в неоднократных плаваниях к берегам Африки и в двух экспедициях Колумба. Ла-Коса был также замечательным картографом. Сохранились составленные им приблизительно в 1500 г. интереснейшие карты, на которые нанесены все земли Африки, открытые к тому времени португальцами, и все открытия Колумба и его последователей за океаном.