Изменить стиль страницы

Речь Петровского напугала правительственный кабинет и всех верноподданных членов Государственной думы. В лагере правых депутатов поднялся переполох. Там отлично поняли, какое сильное влияние может оказать эта темпераментная речь рабочего депутата на представителей различных национальностей в самой думе и за стенами ее, в народных массах. Черносотенцы и другие правые буржуазные фракции стали поспешно выпускать на трибуну думы своих лидеров, которые в один голос, хором, принялись опровергать факты, приведенные как пример национального бесправия в речи Петровского. Даже депутаты от так называемой Малороссии доказывали, что-де украинцы вполне равноправны с великоросскими гражданами.

Украинский помещик Скоропадский под рукоплескания правых заявил, что никакого национального угнетения его родина Украина не испытывает, что, по его словам, — «в Русском государстве, колыбелью которого был наш Киев, мы такой же державный народ, как и великорусский». А выступивший как лидер октябристов председатель думы Родзянко, упомянув, что, мол, украинский язык вовсе никем не преследуется, договорился до того, что вообще-то украинский-де язык непонятен даже самим украинцам!

Однако дело не в анекдотах. Реакционное большинство думы понимало, какого могучего идейного и политического противника имеет оно в лице депутатов-большевиков, за спиной которых стояли сильная партия во главе с Лениным и неисчислимые массы рабочих.

Этому очень четкую оценку дал в одном своем выступлении с думской кафедры известный главарь черносотенных погромщиков из «Союза русского народа» Марков-второй. Этот потомственный рабовладелец сказал:

— Нам (то есть помещикам и буржуазии. — Ред.) придется бороться против революции не с кадетами, не с трудовиками, не с меньшевиками и даже не с эсерами. Какие это трудовики? Все они, вместе взятые, походят на Керенского-адвоката, на Сузанова — книжного издателя или еще на какого-нибудь конторщика. Нам придется бороться против Российской социал-демократической рабочей фракции большевиков, вот с этой пятеркой. За ними, к сожалению, идут рабочие. Это они кочегары революции, подбрасывающие без конца под котел уголь, чтобы нагнетать пары революции, чтобы паровоз скорее мчался. И не только до конституции. Они нагнетают пары, чтобы паровоз мчался до революции!

Хотя это сказано устами заклятого врага пролетариата, но сказано точно, с правильной оценкой могучего противника по борьбе.

Речь Петровского по национальному вопросу в стенах царского парламента взбудоражила, оживила лучшие общественные силы страны, дала в руки большевистских агитаторов прекрасный-материал; рабочие, крестьяне украинцы и представители других угнетенных национальностей откликнулись на нее целым потоком писем, резолюций собраний, заметок в газету «Правда».

В эту же думскую сессию, в июне, Петровский выступал в прениях при обсуждении сметы горного департамента. Он воспроизвел картину тяжелейшего труда, ужасных условий жизни шахтеров и их детей. Резко, беспощадно критикуя порядки на шахтах России, Петровский говорил:

— …Они поднимут рукой, державшей кайлу и лом, красное знамя социализма и пойдут вместе с шахтерами всего мира, с пролетариатом на борьбу за социалистический строй, где не будет частной собственности ни на орудия производства, ни на землю, ни на недра ее, где будет земля служить всему человечеству, а не отдельным паразитам!

Такие речи пугали членов IV думы. Если у правых депутатов они вызывали страх и бешенство, то в рядах либералов и других фракций с «розовым» оттенком начиналось робкое замешательство, желание сгладить острые политические углы, выпирающие в речах большевиков. Но были и другие противники у большевиков, более серьезные, менее уязвимые. Бороться с ними было чрезвычайно сложно, поскольку они тоже принадлежали к РСДРП и выступали от имени пролетариата. Это меньшевистские депутаты. Их также пугали прямые, смелые выступления коллег по фракции. Совместная работа во время первой и второй сессий думы показала, что острота разногласий между большевиками и меньшевиками во фракции не ослабевает, а все более усиливается. Ведь корень расхождений был в принципиально различных, непримиримых взглядах и оценках развития рабочего движения и путей революции в России.

До какой-то поры о разрыве между большевиками и меньшевиками речь не заходила. Фракция РСДРП должна была быть единой, сплоченной, чтобы противостоять, дать отпор реакционному большинству думы. В первое время большевикам-депутатам удавалось более или менее согласно сотрудничать со своими коллегами, добиваться компромиссных решений и даже уступок со стороны меньшевиков. Поэтому не было нужды в резком организационном размежевании. Да к тому же значительная часть рабочих в то время не была еще готова полностью понять и поддержать такой решительный шаг, как разрыв с меньшевистскими депутатами.

Однако чем дальше, тем труднее становилось договариваться между собой депутатам фракции. Меньшевики, нагло используя формальное преимущество в числе голосов, отклоняли одно за другим предложения, советы и требования большевиков и утверждали на совещаниях фракции свои решения. Так, большевики предлагали поручить выступление по запросу о взрывах на пороховых заводах Петербурга большевику Бадаеву, поскольку он, сам питерский рабочий и депутат столичного пролетариата, прекрасно знал условия труда на этих заводах, был не гостем, а своим, родным человеком там, держал постоянную связь с партийным комитетом Петербурга. Но меньшевики воспротивились этому, казалось бы, наилучшему совету и провели при голосовании своего кандидата. Такое же разногласие и упорное сопротивление меньшевиков возникли и при обсуждении в думе запросов социал-демократической фракции по поводу страхования рабочих, Ленских событий, сметы министерства внутренних дел и по другим запросам. Меньшевики, как правило, выдвигали своего оратора, а кандидатуру большевиков обычно отклоняли.

В такой обстановке, конечно, не могло быть никакого плодотворного сотрудничества. Основная ленинская идея, ради которой, собственно, большевики и пришли в царский парламент, — использовать думскую трибуну для революционной пропаганды, для развития революционного самосознания рабочих масс, — эта идея, эта работа подрезалась меньшевиками на корню. Но меньшевики не ограничивались отвержением большевистских ораторов. Они стремились также не допустить большевиков к участию в разных думских комиссиях, где сосредоточивались и разбирались важные материалы, которые рабочие депутаты могли с большой пользой употребить при составлении своих речей или же передавать в редакцию «Правды».

За первый год совместной работы меньшевики из двадцати шести думских комиссий захватили представительство в девятнадцати, оставив большевикам только семь мест в других комиссиях. Они пытались не допускать большевиков даже в те комиссии думы, где фракция имела право на двух представителей. В такой важной для интересов рабочего дела комиссии, как бюджетная, в которой разрешалось (по думскому регламенту) выступать с обстоятельными, развернутыми речами, где чаще, чем в других комиссиях, лично давали объяснения министры и где фракция в первую сессию думы имела право на двух представителей, — и тут меньшевики захватили оба места. Они даже вошли одни, без большевиков, от имени всей социал-демократической фракции думы в Международное социалистическое бюро, хотя, конечно, не имели никакого права представлять там все рабочее социалистическое движение в России, поскольку огромная масса пролетариата шла за большевиками.

Более мириться с такой несправедливой, бесчестной и разрушающей линией поведения меньшевиков во фракции депутаты-ленинцы не хотели и не могли. Назревал открытый, принципиальный разрыв. Иного пути не было.

«Правда» развернула на своих полосах большой разговор о положении в думской социал-демократической фракции. Газета разъясняла рабочим причины разногласий и призывала всех сознательных пролетариев, членов РСДРП и беспартийных дать отпор меньшевистским раскольникам. Нелегальные партийные организации в Петербурге и других промышленных городах также горячо обсуждали этот наболевший важный вопрос. Разгорелась острейшая дискуссия и в партии и среди беспартийных рабочих, часть из которых поддерживала меньшевиков, а другая часть — большевиков.