Но Чигорин, по-видимому, упустил из виду такую возможность, а может быть, своим предложением провести матч в Москве боялся вызвать новые нападки на себя алапинцев.

Несомненно, Чигорину было трудно отказываться от проведения матча в родной стране, но все же он после долгих колебаний написал Стейницу, что предоставляет ему решение: играть ли в Петербурге или Гаване. Стейниц, конечно, выбрал Гавану, климат которой он переносил хорошо. К тому же он прекрасно помнил, что Чигорин на Кубе не может играть в полную силу.

Но лучше ли было Чигорину в Петербурге?

Только недавно Михаилу Ивановичу удалось энергичным ударом прекратить склоку между «чигоринцами» и «алапинцами». В начале 1891 года было созвано общее собрание членов шахматного клуба, протекавшее необыкновенно бурно. Чигорин заявил о своем намерении оставить пост председателя правления клуба. Поддерживавшие Михаила Ивановича шахматисты просили его остаться. Алапин со своими сторонниками, наоборот, настаивали на отставке.

После жарких дебатов со взаимными обвинениями правление постановило: «Объявить Общество закрытым, устав отменить и имущество продать».

«Санкт-Петербургское общество любителей шахматной игры» распалось на два отдельных клуба. Друзья Чигорина, купив инвентарь прежнего общества, в том же помещении открыли новое «Санкт-Петербургское шахматное общество», в котором Чигорин стал уже «вице-президентом», а «президентом» был избран важный чиновник, тайный советник П. А. Сабуров.

Любопытно, что казначеем правления нового общества был избран сын Суворина – Михаил.

Очевидно, хитрый владелец «Нового времени» решил, дабы не потерять столь ценного сотрудника, как знаменитый маэстро, держать Чигорина все время в поле зрения и приставил к нему своего человека.

Новое чигоринское «Санкт-Петербургское шахматное общество» под эгидой могучих и денежных покровителей просуществовало дольше всех предыдущих – семь с половиной лет.

Любители же склок и интриг вошли в состав шахматного кружка при «Собрании экономистов».

Столичная и провинциальная пресса единодушно критиковала алапинцев, причинивших явный вред русскому шахматному движению. Действительно, их нельзя не осудить самым суровым образом хотя бы потому, что начавшийся повсеместно – в Петербурге, Москве и в провинции – заметный рост интереса к шахматам был прежде всего, если не исключительно, обязан международным выступлениям Чигорина, его гастролям по России, издававшимся им журналам и шахматным отделам во «Всемирной иллюстрации» и в «Новом времени».

Симптоматично, что недруги Чигорина не сумели без него создать прочную шахматную организацию, и после нескольких лет тусклого существования алапинский кружок развалился, а сам Алапин уже в 1893 году поселился за границей, где и провел почти всю остальную жизнь, лишь изредка наезжая в Петербург.

В середине и конце 1891 года Чигорин сравнительно редко выступал в новорожденном шахматном клубе. Он был поглощен напряженной литературно-теоретической работой в газете «Новое время». Втайне, и не без оснований, Михаил Иванович надеялся, что его шахматный отдел, уже сейчас распространяемый по подписке, со временем превратится в настоящий шахматный журнал, издаваемый на мощной полиграфической базе суворинского печатного концерна. Тогда материальные заботы с Чигорина были бы сняты, и он мог бы заниматься чисто творческой и к тому же оплачиваемой работой.

Ему было приятно сознавать, что брошенное им семя в виде прежних журналов «Шахматный листок» и «Шахматный вестник» не пропало даром. Появились другие энтузиасты, пытавшиеся осуществить ту же задачу. В начале 1890 года в Петербурге вышло пять номеров журнала «Шахматы», издававшегося преждевременно скончавшимся молодым любителем Н. Митропольским, который основал и шахматный отдел «Нового времени», в 1891 году, после его смерти, переданный Чигорину.

В январе 1891 года, также в Петербурге, стал выходить ежемесячный «Шахматный журнал», издававшийся А. Макаровым и редактируемый П. Отто. Последний не был силен ни как теоретик, ни как журналист, и качество журнала было низким. Журнал представлял собой тощую малоформатную брошюрку, далеко не удовлетворявшую требованиям Чигорина к подобного рода изданиям, почему Михаил Иванович и окрестил иронически его «макарописью». Только в 1894–1898 годах, когда журнал стал редактироваться Шифферсом, его содержание явно улучшилось. Небольшой объем и, следовательно, низкая себестоимость издания позволили «Шахматному журналу» продержаться с перерывами до марта 1903 года.

Зато очень хорошим и по тем временам просто роскошным был издававшийся Д. Саргиным и П. Бобровым московский шахматный журнал. Начал он выходить в 1891 году под странным и вводящим многих шахматистов в заблуждение названием «Шашечница». Так называлась тогда складная 64-клеточная доска, одинаково пригодная и под шахматы и под шашки. Львиную долю места в журнале занимали шахматные материалы.

С 1892 года журнал был переименован в «Шахматное обозрение» и издавался и редактировался только П. Бобровым. В нем печатались оригинальные и переводные теоретические статьи, партии с подробными комментариями, хорошо была поставлена хроника русской и зарубежной жизни и информация о зарубежных и отечественных соревнованиях. Журнал просуществовал до 1894 года, потом выходил с 1900 по 1904 год и с 1909 по май 1910 года.

Главным сотрудником журнала и бесплатным поставщиком ценнейшего материала, зачастую составлявшего творческое ядро номера, опять-таки оказался Чигорин, хотя он жил в Петербурге и с московским журналом постоянного контакта не имел. Ценя деятельность бескорыстного поклонника шахмат Боброва и зная по собственному опыту, как тяжело поставить такое издание, Михаил Иванович разрешил безвозмездно и в любом объеме перепечатывать из «Нового времени» свои теоретические заметки и комментарии к партиям.

Возвращаюсь к спортивным выступлениям Чигорина. Во второй половине 1891 года он дважды участвовал в больших турнирах-гандикапах новорожденного шахматного общества, проводившихся в два круга.

Оба соревнования закончились его победой. В первом гандикапе Чигорин набрал 23 очка (из 28), во втором – 27 очков (из 30), причем Чигорин играл уже «вне категорий» и даже шахматистам первой категории теперь давал пешку и ход вперед!

Столь высокие результаты свидетельствуют о том, что Чигорин был в расцвете сил, но нельзя не пожалеть, что он не сыграл в тренировочном турнире или матче с высококвалифицированными партнерами на равных. Это помешало Михаилу Ивановичу практически испытать наиболее подходящую для его стиля защиту против ферзевого гамбита.

Я уже упоминал, что этот дебют Чигорин не любил и, применяя его черными в матче 1889 года против Стейница, постоянно получал худшую позицию. Ясно было, что чемпион мира и на этот раз будет белыми избирать ферзевый гамбит. Правда, как показали финишные партии матча-реванша, русский маэстро подготовил новые (по сравнению с первым матчем) системы развития в этом дебюте, но практически не освоил их и вел эти партии без обычной уверенности. Сыграй он в Петербурге десяток-другой партий ферзевым гамбитом как черными, так и белыми, он накопил бы и необходимый опыт в разыгрывании этого дебюта и ряд интересных идей, которые пригодились бы в борьбе против чемпиона мира.

Интересно, что Михаил Иванович на этот раз был настолько уверен в победе над Стейницем, что не пожелал делиться с «меценатами» плодами предстоящей победы в борьбе за шахматную корону. Ставка в матче была с каждой стороны по две тысячи долларов, то есть четыре тысячи рублей. Двести долларов внесли четыре кубинских любителя, твердо веривших в победу русского чемпиона, сто рублей – один москвич, две тысячи – петербургские сторонники претендента, а полторы тысячи рублей внес сам Чигорин, рассчитывая победой в матче не только вернуть эти деньги, но с придачей 750 долларов. Однако его надежды не оправдались и в этом отношении!