— М-да. А ведь точно, есть можно…

Старшина пружинисто поднялся на ноги, поморщился, скрипнул зубами. Иванцов сурово покосился на него.

— Чего скачешь козлом? Герой… Сядь, я сказал. Как руки себе пластать, так это его приглашать не надо. А как ухи поесть по-человечески, так он торопится.

— Ангелу хочу проведать в госпитале, — отозвался Степан.

— Проведать… А ты не торопись! Я ведь, между прочим, тоже не деревянный по пояс. В порядке твоя Ангела, спать до вечера будет. Вечером проведаешь, никуда не сбежит.

Иванцов помолчал, потом признался все так же ворчливо, точно его уличили в чем-то непотребном или стыдном.

— Я ведь, слышишь, Степан, думаю ее забрать к себе. В Москву отправлю, к дочке. И той веселее будет, врачи рекомендовали ей прогулки, а в одиночку гулять не здорово…

— Это хорошо, — кивнул головой Нефедов.

— Сам знаю, что неплохо. Ты мне лучше вот что скажи… Как она так смогла, а? Ведь был же этот самый альвский яд…

— Не знаю я, товарищ полковник, — через силу признался Нефедов. — Всю голову себе сломал. И Ласс с Тэссером не знают, я спрашивал.

— М-да. Мистика какая-то. Ведь если бы не она, то… — полковник, не договорив, махнул рукой.

— Я за ней присмотрю, — сказал старшина. — Пока могу.

— Присмотрит он… За тобой, похоже, тоже в оба глаза нужен присмотр.

Молчали долго, хлебали уху. Потом Иванцов отвалился от костра и поглядел на небо.

— Ясно завтра будет.

Подумал и покачал головой.

— А рыбалка тут все-таки с нашей не сравнится. Вот, помню, под Курском…