— Сержант! Слышь, сержант!

— А? — очнулся тот, машинально подхватив падающую ветку, и уставился на солдата непонимающими глазами. Потом поежился и свободной рукой протер глаза.

— Фу, черт… И не заметил, как заснул. Дорога тянется, ни огонька кругом, ни звездочки. Вот и сморило… — в голосе сержанта слышалась виноватая нотка. Он украдкой посмотрел кругом, но, увидев, что все спят, успокоился.

— Земляк, ты уж не говори никому, ладно?

Сергей пожал плечами: мол, мне-то что, я — могила. Сержант протянул ему ледяную ладонь.

— Федор.

— Рядовой Сергей Никольский, товарищ сержант…

— Брось ты. Не на плацу, не тянись, — махнул рукой Федор и снова отвернулся к дороге, теперь уже внимательнее вглядываясь вперед. Небо уже совсем посветлело, и стали видны деревья, мимо которых ехал грузовик. «Откуда здесь проводам-то взяться?» — еще сонно подумал Сергей, и тут же Федор, словно прочитав его мысли, снова поглядел на него.

— Провода не провода, а мало ли что… Сверху виднее, чем шоферу — может осыпь или завал случился.

Сергей ничего не ответил, но сержанту, похоже, наскучила молчаливая езда. Он прислонил рогатку к борту и достал из кармана пачку «Казбека» — дунул в гильзу, прикурил и, катая папиросу в углу рта, спросил:

— Ты-то хоть знаешь, куда едем?

Сергей покачал головой. Он вообще как-то смутно вспоминал события этой ночи. В памяти крутилась только какая-то черная воронка, выбрасывавшая куски воспоминаний: сигнал тревоги, сбросивший его с холодного и жесткого топчана, тяжесть автомата в руках, молчаливая посадка в кузов грузовика бок о бок с такими же темными силуэтами. И еще худощавое лицо кого-то, кто внимательно за ними наблюдал. Никольский напрягся, пытаясь вспомнить это лицо в свете фонаря, ему казалось, что от этого зависит что-то важное, какая-то главная деталь непонятной мозаики. Но образ скользнул и сразу же пропал. Сергей досадливо поморщился и поднял глаза.

У противоположного борта, на скамье, мотаясь на кочках, сидя спали солдаты. В утреннем свете, с закрытыми глазами, они казались совсем неживыми — только блестела роса на щеках и бровях. Всматриваясь в каждого, Никольский понял, что никого не узнает. Прямо напротив него, положив кудрявую голову на плечо пожилому старшине, спала светловолосая женщина. «Капитан медицинской службы», — глянул Сергей на петлицы и продолжал пристально смотреть в красивое лицо с полуоткрытыми губами. Будто почувствовав это, женщина резко открыла глаза. И тут же выпрямилась, отстранившись от пожилого, который тоже заворочался, выходя из дремы. Медичка поглядела по сторонам и пристально — на Сергея, который под ее взглядом, сам того не осознав, подтянулся и надел пилотку, которую до этого держал за пазухой.

— Мы где? — хрипловато спросила она, не отводя глаз. Услышав ее голос, сержант выщелкнул окурок на дорогу и ответил, еле заметно подмигнув Сергею.

— Неизвестно, товарищ капитан. Едем и едем, который уже час трясемся по лесам. Разрешите спросить — может, Вы нам объясните, что и как?

Некоторое время белокурый капитан медслужбы молча смотрела на Федора. Потом чуть усмехнулась. Усмешка вышла странно безжизненной, словно бы только одной половиной лица.

— Меня зовут Ольга. «Товарищ капитан» звучит, конечно, по уставу, но слишком длинно. Не для наших с вами условий. Проще называть друг друга по именам.

Федор, как показалось Никольскому, слегка растерялся, но тут же подшагнул ближе и протянул Ольге руку.

— Федор. Коли так, значит, будем по именам.

— А вы? — женщина снова посмотрела на Сергея.

— Сергей, — коротко сказал он, внутренне злясь на разбитного сержанта. Ольга слегка прищурилась, словно бы поняла, что творится у рядового в мозгах, потом расстегнула офицерскую планшетку и достала из нее карту. Пожилой седоусый старшина, сидевший рядом с ней, хмыкнул:

— Вы бы тогда, товарищ… Ольга, разбудили бы всех, а то непонятно как-то получается, — и тут же зычно скомандовал, — Па-адъем!

Солдаты зашевелились, будто бы от выкрика все разом вдруг включились. Сергей, словно во сне, видел, как они замедленными движениями разбирают автоматы, сложенные под ногами, кашляют, закуривают. Все это время он смотрел на Ольгу, склонившуюся над картой. А в голове билась только одна мысль: «Она-то зачем… с нами? Мало, что ли, солдат?»

Внезапно грузовик остановился. Заглох мотор, и в тишине стало слышно, как на ветвях где-то рядом с дорогой пересвистываются синицы. Дверца кабины хлопнула, и вдоль борта послышались чьи-то шаги. А потом в кузов запрыгнул человек — он словно бы одним движением перебросил свое крепкое тело внутрь и вот уже стоял среди солдат, поправляя фуражку с малиновым околышем.

У Сергея екнуло сердце и на миг пресеклось дыхание, хотя вроде бы и вовсе было не с чего. Самый обычный старшина, в выгоревшей полевой форме, на ногах — не сапоги, а немецкие шнурованные парашютные ботинки. На левом бедре у старшины висела пистолетная кобура, из которой выглядывала перемотанная черной изолентой рукоятка — вроде бы «парабеллум». Все в нем было ладно и пригнано, но… неправильно, словно ему было наплевать на устав. Но Никольский не обратил внимания на форму, его притянули к себе глаза человека. Серые, ледяные, почти прозрачные.

Старшина обвел всех взглядом, снял фуражку и хлопнул ею об коленку. Потом улыбнулся, показав металлическую коронку.

— Понятно. Все проснулись. Ну что ж, самое время, поскольку мы почти что прибыли. Будем знакомы, я вроде как ваш командир — старшина Нефедов. Степан.

Тишина сгустилась, уплотнилась, еще немного — и можно будет резать ее ножом как масло. Сергей не понимал, что творится. Глядя на старшину Нефедова, он вдруг понял, что это и был тот самый человек, лицо которого под фонарем ночью врезалось в память. И похолодел, потому что разом понял еще одно — для него, Сергея Никольского, незнакомый Степан сейчас был больше чем командиром. Ему нельзя было не подчиняться. Этот невысокий крепкий мужик, который так запросто разговаривал сейчас со всей разномастной командой, непонятно почему был властью.

Старшина за несколько минут успел пошутить о чем-то с Федором, попросил табачку у одного из солдат, вежливо поздоровался с Ольгой — все это, как будто не замечая, что в кузове по-прежнему царит тишина. Солдаты хмуро глядели на Степана, и в их взглядах Сергей ловил тот же самый страх, что и у него.

На полуслове Нефедов оборвал анекдот, который рассказывал. Присел на скамейку. Седоусый старшина поспешно, словно от горячего, отодвинулся, освобождая ему место.

— Так. Понятно. Шутка не удалась, — усмехнулся Степан и сдвинул фуражку на затылок, — Ольга, разрешите-ка мне планшетку вашу.

— Старшина, — Никольский услышал в голосе медика звенящую нотку близкой истерики и вскинул на нее глаза, — собственно, по какому праву вы здесь командуете? Я старше по званию, и…

Нефедов на миг замер. Потом протянул руку к планшетке и, глянув в глаза Ольге, произнес какое-то слово. Вроде бы произнес. Сергей ничего не услышал, только губы шевельнулись, и показалось, что вокруг фигуры старшины вспыхнула светлая полоса. Мигнула и тут же пропала, и пропало все вокруг, а потом рядовой понял, что стоит коленями на шершавых досках, зажмурив глаза и низко опустив голову. «Да что такое творится?» — ошалевший Сергей рванулся с колен, и тут же оказалось, что он, как и прежде, на скамье, сжатый плечами соседей, а Степан уже держит в руке карту и что-то говорит.

— …на этом самом месте раньше стояла деревня Новодворово. Вот здесь, на карте, она отмечена. Богатая была деревня, колхоз-передовик. Только карта-то довоенная. Теперь там даже пепелища не осталось, все травой позарастало. Но, — старшина ткнул пальцем в сгиб карты, — позарастать-то позарастало, а лучше не стало. Посредине пепелища — колодец. Целый.

Капитан медицинской службы Ольга сидела с белым лицом и кивала, когда Нефедов во время разговора коротко поглядывал на нее, точно просил подтвердить слова. Еще недавно Никольскому это показалось бы странным, но сейчас и он, не замечая того, кивал, а слова Нефедова прочными кирпичиками ложились в голову.