Вот почему он ее ненавидел. Из штрафного отряда он сбежал прямо за стену.

Роман продолжал буравить ее осатаневшим взглядом, то и дело переводя его на своих подельников. Наконец, те не выдержали.

— Да ладно, забирай, — Мажор отрывисто кивнул и отошел в сторону, стелясь, как павиан-омега перед альфой. Похоже, даже эти двое побаивались вошедшего. — Чего ты там кушаешь? Че за нямка?

— Котлетка «мяу-мяу». Вкусняшка. На плитке изжарил. Как курочка, мммм… — Гематоген обглодал кость, бросил на пол, облизнул пальцы и грубо ущипнул Машу за бедро. — Такая же нежная, гы. Идите жрите, а я пока с ней покувыркаюсь.

Оба вышли, направившись на крохотную кухню, где работники поликлиники сами готовили себе еду. Пищеблок стационара не работал, как и сам стационар. Держать дармоедов на больничном из-за одного чиха в городе было не принято.

Бедный котик, подумала Маша. Выродки, долбанные выродки. Самих бы вас на фарш, на котлеты, нет, лучше свиньям на прокорм…

Гермогененко повернулся к ней, торжествующе скалясь. И в этот момент, словно пение петуха, прогоняющее нечистую силу, где-то совсем близко истошно завыла сирена. Маша никогда бы не подумала, что будет рада этому звуку, который когда-то вырвал ее из прежней мирной жизни и перенес в постъядерный ад.

В дверь начали молотить, потом заорали благим матом. Что-то произошло, и явно не по их планам.

Обезьянья рожа Гематогена перекосилась от злости.

— Тогда я тебя просто убью, сучка.

И ударил ее в солнечное сплетение кулаком. На этот раз сознание никак не хотело уходить, и не покидало бренное тело, даже когда она почувствовала хруст своих костей от ударов его сапог. К счастью он не воспользовался кастетом, успела подумать она.

Обстановка, в которой встретились три старших должностных лица Подгорного, была неформальной. На столе была бутылка коньяка, закуски и горячий чайник. Да и комната была не рабочим кабинетом, а комнатой отдыха, которую для себя прежний мэр устроил на совесть, с мини-баром и сауной.

Но доклад, который делал зам по безопасности Масленников, был всамоделешний.

— Пришли ко мне, значит, неделю назад саксаулы… то есть аксакалы из диаспоры и говорят: «Есть у нас три паршивых барана. Из города ходят, долго пропадают, вай-вай. Мы за ними следим, все видим, все слышим. Но если что-то учудят, они нам совсем чужие, да».

— Хитрые какие, — исполняющий обязанности главы города Богданов, кивнул и отхлебнул зеленого чая.

— Это еще не все. Сегодня они пришли снова и говорят, что эти орлы вчера на какое-то время отлучались из города.

— На работу они сегодня выходили?

— Выходили.

— Ну и добро. Если куда-то еще пропадут, сразу сообщай. Это все?

— Еще Морозов у меня вызывает подозрения и шантрапа из его компании.

— Опять буянят?

— Наоборот, пашут как тимуровцы. И это подозрительно.

— Так и запишем… встали на путь исправления. Продолжай оперативную работу. Сам понимаешь, могли бы их задержать. Но чем мотивировать? Народ не поймет, — со значением произнес временный глава города. — Эх, скорей бы уже Борисыч возвращался. Погодите… куда запропастилась Маша, блин? Она же обещала придти.

— Не знаю, Володя. Нам она не отчитывается. Где-то задержалась.

— Телефон не отвечает, — Владимир опустил трубку, — Нет, ну я балдею от этой самодеятельности. Говорили же ей, русским языком: никуда не ходить. И где теперь ее искать?

Вопрос был риторическим, и оба промолчали. Им обоим показалось, что за внешней яростью друга скрывается что-то совсем иное. Боится он за нее.

— Э-эх, — снова вздохнул Владимир и сделал неопределенный жест рукой. — Намучился я с ней.

— Ты же знаешь, все бабы — слово на букву «б», — пробасил Колесников.

— Да иди ты, — беззлобно пробурчал Владимир. — Она не такая.

— Ты бы лучше про экспедицию побеспокоился, — заметил Масленников. Опер был ниже их по росту, но едва ли слабее, плотный и коренастый.

— Чего про них думать? Мы им ничем помочь не сможем.

— А как не думать? Топлива полно, патронов достаточно, даже живность есть. Одна мелочь. Еды нету, — развел руками бывший работник органов, пережевывая волокна консервированного мяса.

Остальные сдержанно посмеялись. На самом деле, в обычные дни их стол не многим отличался от того, чем питались рядовые жители города. Но надо же иногда расслабляться тем, на ком лежит много ответственности…

— Если не вернутся, к Новому году все будем еле ноги волочить.

Тут уже было не до смехуечков. Все понимали: где голод — там болезни. И кто их защитит, если они все будут доходягами?

— Я тут разговаривал с профессором, — поднял глаза от чая Богданов. — Он говорит, климат будет неустойчивым несколько лет, плюс-минус пару десятилетий. Это само собой, не для чужих ушей. Поэтому еда, которую они обещали привезти, нам позарез нужна. Мы пока не дотягиваем до самообеспечения.

— Да вернутся они, че вы в натуре, каркаете! — попытался подбодрить всех Колесников.

В комнате было жарко и он сидел в одной телняшке, из под которой был виден большой нательный крест и волосы на груди, похожие на меховую жилетку. Такими же волосатыми были руки, одной он ломал хлеб, другой быстро черпал ложкой суп.

Богданов подумал, что если сам он мог бы играть в кино фашистов, то старлей легко получил бы роль бандита из девяностых, когда только ленивый боксер не был связан с криминалом.

Несколько минут они молчали, Масленников и Олег пили коньяк, Богданов потягивал горький, но страшно полезный чай.

Обсуждали, как сильно шеф сдал за последнее время. Все трое сошлись на том, что зря товарищ Демьянов поехал. Может не вернуться. После всего, что они вынесли, даже железные нервы не могут гарантировать человеку защиту от нервного срыва. А он и раньше здоровьем крепким, похоже, похвастаться не мог. Еще в убежище они привыкли работать и существовать на пределе человеческих возможностей. И они уже видели этот предел — ту черту, после которой еще живой человек сдается и просто падает на землю, отдавая себя на милость судьбы. Никакой характер не поможет тебе сохранять ледяное спокойствие, когда вокруг громоздятся горы обгорелых трупов. Тут надо быть или машиной, или уродом. А Сергей Борисович не был ни тем, ни другим.

Посидели еще, закусили. Консервированные помидоры и огурцы были еще из добытых в Новосибирске, но на вкус вполне сносные. Таких уже через год-два не останется. А домашние консервы в достаточном количестве пока не закатывались. Овощей было мало.

Потом Олег с ювелирной точностью разлил по двум рюмкам то, что оставалось в бутылке. Он был хоть и спортсмен, но от случая выпить мог. Постепенно напряжение спало само собой.

Как-то незаметно разговор

Снова повисла пауза. Внезапно Богданов с силой хлопнул себя по лбу

— Муха?

— Да какая муха. Жена. Она должна была уже придти. Чтоб, значит, забрать меня от вас в целости и сохранности.

Оба его товарища рассмеялись.

— Да чего ты так испереживался за нее? Забыла девка. Каталоги свои листает, поди. Да я бы не за нее беспокоился, а за тех, кто ей попадется.

— Надо проверить, — Владимир уже поднимался с места и надевал куртку.

С кобурой он, как и Масленников, не расставался. Мысленно матеря всех недолепленных дочерей Евы, пришлось и оперу последовать за ним. А за ними потянулся и Колесников, прихватив автомат, без которого он

— Давайте через заднюю дверь, — сказал Богданов, — Так быстрее.

Они уже собирались выходить, когда на одном из мониторов увидели подозрительное движение. И обомлели.

В город они попали легко. Сама стена только с виду выглядела страшно. Как и говорил Дед, она стояла только для острастки. Прожекторы хорошо освещали только пространство снаружи, но с обратной стороны к фортификации можно было подобраться незамеченными. Здесь несколько самых ловких уголовников вскарабкались на нее с помощью простой веревки, используя выступы и неровности в бетоне. «Егоза» наверху была быстро перерезана. Никакого тока по ней не проходило. Это выяснили еще давно.