Самым опасным противником России считался царевич Александр, который по своей природной храбрости и способностям полководца пользовался уважением как среди грузинского дворянства, так и со стороны персидского шаха. Цицианов хорошо понимал необходимость его нейтрализации. В том же 1803 году он пригласил царевича вернуться на родину и обещал принять его с должным уважением. Одновременно всем дворянам-эмигрантам была обещана полная амнистия, но только в том случае, если они возвратятся из-за границы немедленно. Но тогда Александр отказался от предложения. Позднее, после нескольких лет участия в войне на стороне Персии, царевич увидел бесперспективность сопротивления и дал знать русским властям о своей готовности вернуться, но при условии проживания в Грузии. Ответ ему был передан через генерал-майора Несветаева: император решительно отказывал царевичу в возвращении на родину. 9 сентября 1806 года Несветаев получил письмо из Персии от знатного изгнанника: «Казахский моурав князь Иосиф Бебутов отправил ко мне письмо вашего высокошествия, и я его получил. В нем вы объявляете, что я нашел весьма хорошую мысль и что от всемилостивейшего государя получу великую милость и покровительство. Будьте уверены, что если я буду на моей родной земле, то это составит мое успокоение, благоденствие и великую государеву милость; а если не буду в моей отчизне, то не успокоюсь. Если вы меня оставите на моей родине — куда как хорошо; ежели вызовете в Россию, то сколько бы сокровищ вы мне ни посулили — зачем они мне? Не то, чтоб милостей Иранского государя не доставало как мне, так и находящимся со мной князьям; но если нас не будет в родной стране — каким бы богатством я ни обладал — не хочу. Вторая ваша мысль состоит в том, что если-де возвращусь, всемилостивый государь предаст забвению всё, что мы сделали и все вины наши простит как мне, так и состоящим при нас князьям, дворянам и прочим. Я против всемилостивейшего государя ни в чем не провинился и не имею никакой вины, да и не возьму ее на свою шею, потому что и я, и все находящиеся при мне князья дворяне и другие желаем жить в нашей родной отчизне. Теперь мое последнее слово таково: какой государь позволит мне жить в моей родной стране, тому я и буду обязанным рабом и служителем даже до последней капли крови. Прошу вас исходатайствовать мне одно повеление всемилостивейшего государя, дабы я пребывал в Грузии и тем успокоил бы свое сердце; а если вам так будет не угодно, то напишите мне одно верное письмо, чтоб я удостоверился, что мой человек получит доступ к высокому Двору, тогда бы я подал всемилостивейшему государю прошение через моего человека, и если государь обратит свой слух на мою просьбу, то это будет великою милостью. Из того, что я написал, если хоть одно исполнится и мой человек доставит мне от всемилостивейшего государя ответ на мое прошение по моему желанию, тогда я и в Грузию прибуду и всемилостивейшему государю служить буду так, как святые мученики служили Христу, проливая за него кровь, подобно сему и я долг имею за государя пролить кровь и служить. Это есть мое полное и истинное слово, а там — воля ваша»[334]. Судя по заключительным словам, царевич Александр добивался личной встречи с императором, поскольку сомневался, что «посредники» адекватно рисуют главе России картину происходящего. Кроме того, такая встреча или связь через собственного представителя значительно поднимали статус самого царевича. Однако правительство России ни под каким видом не соглашалось на проживание Александра в Грузии. Этот незаурядный человек так и умер за пределами своей родины.

Такова же была судьба и других его братьев. По делу сторонников царевича Парнаоза во время осады Эривани было арестовано 73 человека. Следственная комиссия, составленная из трех человек, начала работать 2 апреля 1805 года. Поскольку в целях сохранения секретности для оформления протоколов не использовались канцелярские служители, дела рассматривались очень медленно. Процесс носил откровенно политический характер, контроль над ним осуществлял сам Цицианов, который постоянно был в походах. Фактически следствие зашло в тупик, так как оказалось, что для допроса надо арестовать чуть ли не всех грузинских князей. Чтобы как-то разрядить ситуацию, всех подозреваемых разделили на три категории: 1) явные мятежники, находившиеся на службе и «старавшиеся» изменить; 2) захваченные с оружием в руках вместе с царевичами, но покинувшие их и арестованные уже в своих домах; 3) те, которые не приносили присяги и потому свободны от обвинений в ее нарушении. В конце концов дело пришлось, как говорится, спустить на тормозах, после того как «в политических видах» получили прощение царевичи Иулон, Парнаоз и один из самых активных заговорщиков князь Чавчавадзе. После этого вести следствие против рядовых участников возмущения было уже нелепо[335].

Лишив представителей грузинской царской фамилии права проживания в Грузии, Александр I и его наследники озаботились тем, чтобы Багратиды были материально обеспечены и «обласканы» чинами, высокими должностями и наградами. Губернаторам Тулы и Воронежа было предписано строго следить за сосланными туда царевичами Иулоном и Парнаозом: не стеснять их свободы, но не разрешать отлучаться из города, каждые две недели докладывать о поведении. На содержание «эмигрантов по принуждению» на первых порах выделялось по 300 рублей в месяц[336]. На эти деньги в российской провинции можно было жить если не по-царски, то уж точно по-барски. Затем царевичи могли проживать где угодно, кроме Грузии. В 1800 году царская семья насчитывала 66 человек, причем грузинский двор отнюдь не блистал роскошью[337]. До 1803 года члены царской фамилии получали доходы от своих уделов; после переезда в Россию эти доходы были заменены пенсионами. Сделано это было не столько для «удобства» царевичей, сколько для того, чтобы разорвать связь между ними и поместьями, в которых они являлись не только полновластными хозяевами, но и правителями. Материальная выгода царевичам была налицо: суммарный доход от недвижимости составлял около 35 тысяч рублей в год, а сумма пенсий — 91 тысячу рублей. Но оборотной стороной этой императорской щедрости стала жизнь вдали от родины. Чтобы «укоренить» царевичей и их потомков в России, по указу от 22 августа 1804 года Давиду Георгиевичу «как ближайшему к праву бывшего Грузинского наследства и опытами верности его к России известному» были выделены средства для приобретения двух тысяч крепостных. Его братья Вахтанг, Мириан, Иоанн, Баграт получали возможность купить по тысяче крепостных; Гавриил, Илья, Окропир, Ираклий — по 600 крепостных. Яростная противница России царица Дарья получала пенсион в 27 375 рублей, а убийца генерала Лазарева царица Мария — 13 790 рублей. По 10 тысяч рублей «подъемных» и средства на имение в тысячу душ получили даже укрывавшиеся до 1805 года в Персии Иулон, Теймураз и Парнаоз. В 1834 году в Россию приехала с сыном Ираклием Мария Исаакиевна — жена самого беспокойного царевича, Александра Ираклиевича, оставшегося в Персии. Несмотря на это, ей был устроен достойный прием. Мальчика определили в Александровский кадетский корпус, дали пенсион три тысячи рублей и 75 тысяч рублей на приобретение недвижимости. Солидные пенсии стали получать и подросшие внуки Ираклия II — Луарсаб и Дмитрий Иулонович. Чтобы царевичей не обманули продавцы имений, саму процедуру доверили специальным опытным комиссионерам и, несмотря на выдачу средств, продлили выплату пенсий на пять лет. Не были обижены и представители имеретинского царствующего дома — Анна Матвеевна (вдова царевича Дмитрия Георгиевича), царевич Константин Давидович. Обеспечили приличным содержанием даже супругу Соломона II Марию Кациевну, яростную противницу России. Ее, правда, сначала посадили под домашний арест в Воронеже, но вскоре освободили и купили ей дом в Москве, выплачивая пожизненно 24 тысячи рублей пенсии в год. Впрочем, несмотря на щедрые выплаты и патронаж, грузинские царевичи не преуспели в «водворении», выделенные им средства использовали нерационально, докучая при этом властям прошениями о дополнительных выплатах и льготах. Дело дошло до учреждения особой должности Главного грузинского пристава, которому поручалось вести дела потомков Ираклия II и Георгия XII. Специальная комиссия Министерства внутренних дел в 1837 году предложила отказаться от идеи сделать из царевичей успешных помещиков и установить им фиксированные пожизненные пенсии по 6 тысяч рублей в год. Следующее поколение (царские внуки) могло рассчитывать на половину этой суммы. При изучении вопроса комиссия суммировала все выплаты Багратионам с начала XIX столетия. Сумма получилась впечатляющая. Государственный совет счел мнение комиссии обоснованным и постановил «положить конец домогательствам и просьбам, которыми они (царевичи. — В.Л.) обременяли высшее правительство». И впоследствии, при упразднении владетельных домов Гурии (1829 год), Сванетии (1853 год), Мингрелии (1867 год), правительство не давало повода обвинить себя в скаредности. Ликвидация уделов Багратидов позволила восстановить справедливость в отношении ряда грузинских князей, лишенных по царскому произволу значительных населенных имений. Так, роду Эристовых была возвращена отобранная у них еще в 1777 году Ксанская волость. Несмотря на всю откровенную грузинофилию российского правительства и знаки внимания к членам фамилии Багратидов, в 1826 году сформировалось тайное общество, ставившее своей целью восстановление независимости Грузии и восстановление династии. В 1832 году заговор, у истоков которого стояли царевичи Окропир и Дмитрий, был раскрыт, причем наказание всем его родовитым участникам назначили очень мягкое, особенно на фоне того, что страна жила под впечатлением расправы над участниками восстания декабристов.