Для правильного понимания событий следует обращать особое внимание на их дату. 17 ноября 1800 года в Петербурге от имени Георгия XII князем Г. Чавчавадзе были поданы 16 «просительных пунктов», являвшихся условиями включения Грузии в состав Российской империи. 19 ноября эти «пункты» были одобрены Павлом I, a 23 ноября через столичную заставу проследовали князья Г. Авалов и Е. Палавандов, везущие в Тифлис известие об этом. Эти же посланники должны были вернуться в Петербург с утвержденными грузинской стороной «пунктами» (пока на них имелась только подпись императора), а также со специальной «благодарительной» грамотой. Кроме того, перед отправлением в Петербург представители Георгия XII должны были получить официальное звание «послов от царя и всего царства». Последнее очень важно: на берегах Невы были осведомлены о непростой ситуации в правящей династии и хотели бы получить правовые основания для заключения договора. Отечественные дипломаты уже знали, что на Кавказе политическая культура позволяет признавать ничтожным документ, подписанный свергнутым правителем, даже если на момент подписания он имел всю полноту власти.

Завершалась вся эта дипломатическая драма заключением «обоюдного императорского акта», оформлявшего присоединение добровольное и по сути, и по форме. Фактически по этим пунктам грузинские цари становились наследственными наместниками в своем некогда независимом государстве. Все выглядело стройно и прозрачно, и Павел I, исповедовавший принципы рыцарства и строгой законности, проявлял даже щепетильность в процедуре приятия под свой скипетр страдающей христианской державы. Но на самом деле эта стройность и прозрачность были кажущимися. За два дня до получения «пунктов», 15 ноября 1800 года, в рескрипте Кноррингу император инструктирует своего представителя на случай кончины Георгия XII, чтобы «до получения от нас соизволения даже не было приступаемо к назначению преемника на царство Грузинское». Это явное вмешательство в дела суверенного государства, не предусмотренное договором 1783 года, но вытекающее из послания самого царя от 1799 года с прошением поддержать Давида в борьбе за престол. Далее ситуация развивается еще более стремительно и труднообъяснимо.

В ноябре 1800 года всем стало ясно, что дни тяжелобольного Георгия XII сочтены. Его сын Давид без особых церемоний распоряжался так, будто корона уже была у него на голове. В свою очередь, другие потомки Ираклия II делали все возможное, чтобы этого не случилось: писали в Петербург, собирали вооруженные отряды, вербовали сторонников среди местной знати. Начавшиеся междоусобицы местами принимали характер настоящей феодальной войны. Вакханалия насилия захватила страну: грабеж под «политическим» предлогом стал обыденностью даже в Тифлисе. Все трезвомыслящие грузины и трезвомыслящие русские прекрасно понимали, что воцарение Давида не покончит со смутой, а, наоборот, придаст ей новый виток, поскольку налицо были все признаки раздора официального наследника не только с «партией Ираклия», но и с родными братьями-«Георгиевичами». Однако в правительственных кругах возобладало мнение о том, что следует назначить Давида генерал-губернатором Грузии, сохранив ему царский титул, поскольку Грузию предполагалось присоединить под названием Царства Грузинского. Также предполагалось предоставить грузинам широчайшую внутреннюю автономию. Павел I настаивал только на том, чтобы в Тифлис был отправлен чиновник для «установления порядка и наблюдения за правосудием». Князья Г. Авалов и Е. Палавандов повезли Георгию XII письмо с условиями вступления Грузии в российское подданство, но Павел I «поторопился» и отправил Кноррингу манифест о присоединении, не дожидаясь возвращения послов. На Кавказской линии и по трассе Военно-Грузинской дороги велись приготовления для переброски в Закавказье воинских пополнений. Слухи об этом взбудоражили обе противоборствующие партии. Сыновья Ираклия II собрались вместе со своими сторонниками в деревне Чалы, где объявили о смерти царя и переходе трона к Иулону. В свою очередь, царевич Давид через своих людей распустил слух о том, что 22 декабря Георгий XII будет приводить всех к присяге в Сионском соборе. Когда же собралась огромная толпа, выяснилось, что вместо присяги состоится церковная церемония. Вскоре после этого Лазарев получил петицию от жителей Кахетии, в которой говорилось, что они не желают видеть своим царем никого, кроме Давида.

Просьбу об утверждении царевича Давида наследником престола можно было бы рассматривать как продолжение династической борьбы двух ветвей Багратионов, если не учитывать одну важную черту Георгия XII — его глубинную религиозность. Да, он был слабым царем, который не смог бы, подобно своим великим предкам, вернуть Грузии прежнее величие, используя удачную внешнеполитическую конъюнктуру и опираясь на внутренние ресурсы. Некоторым оправданием его неуспешности в роли главы государства служит доставшееся ему тяжкое наследство. Но при всех своих недостатках как администратора последний грузинский царь скорбел о судьбе своего народа, которому внутренние неурядицы и внешние угрозы сулили погибель. Это чувство обострилось в предвидении скорой смерти. Благочестивый христианский правитель готовился дать ответ в своих деяниях перед Всевышним. Поэтому в поиске покровительства России Георгий XII уже не думал ни о себе, ни о своих сыновьях и внуках. Он думал о своей измученной стране, о своем многострадальном народе. Известно, что в последние часы жизни он постоянно обращался к генералу Лазареву с вопросом: скоро ли возвратятся отправленные им в Петербург послы? «…И как я видел, что его утешает скорое прибытие послов, то всегда докладывал, что очень скоро приедут. Царь всегда отвечал на это: "Тогда я умру спокойно"»[276]. Следует согласиться с историком А.П. Берже: будь у царя «войско или сгруппировавшееся городское сословие, которое помогло европейским королям справиться с феодальным порядком, или будь хотя внешний союзник, интересы которого были бы связаны с существованием Грузии, может быть, последний грузинский царь сделал бы попытку задушить противодействие своей семьи и спасти царство от гибели. Но ничего такого не было у него под рукой, и он осужден был безмолвно присутствовать при уничтожении основ государственного порядка и всех производительных сил народа… Кого бы он ни назначил наследником — Иулона Ираклиевича или Давида Георгиевича — междоусобие между дядьями и племянниками было во всяком случае неотразимо. Такие руководители, как царица Марья или царица Дарья, не остановились бы на полдороге, не стремясь к взаимному истреблению с помощью лезгин, персиян и турок; они окончательно истребили бы и самую Грузию»[277].

Ни о каком широком обсуждении вопроса об условиях принятия покровительства или подданства России, о каком-либо «земском соборе» или «референдуме» не могло быть и речи. Кнорринг писал по этому поводу Александру I в рапорте от 28 июля 1801 года: «Из страха, чтобы его намерение преждевременно не обнаружилось его соседям, которые не упустили бы своих усилий отклонить его от сего вредного пользам их подвига, и из опасности, чтобы царевичи-братья и вдовствующая царица, мать их, сведав о сем предприятии, противном безмерному желанию их царствовать, не изыскали бы каковых препон, Георгий XII приступил к сему (переговорам. — В.Л.) тайно, по совещании с немногими высшими, ему преданными чинами царства, и уполномочил посланника своего князя Чавчавадзе и князей Авалова и Палавандова искать непосредственного подданства российского монарха»[278]. И здесь совершенно прав А.П. Берже: «Георгий XII не мог совещаться со своим народом не только в силу основ деспотической власти, но и вследствие современного ему состояния грузинского царства… Если Георгий XII не мог открыто совещаться даже с высшими ему преданными чинами царства, то, конечно, о совещании с черным народом не могло быть и мысли. Желание этого черного народа поступить в подданство России мы видим из тяжелого, невыносимого его положения, требовавшего перемены к лучшему; из той общей готовности, радости и содействия, какие народ обнаружил при объявлении ему покровительства России, прекращения престолонаследия царей, при удалении членов царствовавшей династии и содействии водворению русской власти на месте отжившей династии»[279].