— Пусть не огорчается сын повелителя! — глухо ответил Тудаменгу. — Мы сожжем их кочевья и селения, развеем пепел по ветру, загоним в глубь северных гор, откуда они не осмелятся больше тревожить покой великого кагана!

А про себя подумал: «Теперь исполнится желание моего сердца. Я отомщу выскочке Алакету за свое поражение и швырну его скальп к копытам коня Чжи-чжи!»

Между северными горами и степью раскинулась гряда высоких холмов, поросших березовыми перелесками, которые далее сменялись лиственничным лесом. Здесь на тенистой поляне у походного костра сидели несколько воинов.

Один из них, широкоплечий, в кафтане с нашитыми на груди медными пластинами и остроконечной шапке, отороченной лисьими хвостами, — брат бега большарцев — говорил, возбужденно размахивая руками:

— Надлежит встретить хуннов в степи! Мы — последние, кто кочует на земле отцов! Ее нельзя отдавать врагам. Хунны опозорят могилы предков, а нас постигнет гнев великого Ульгеня!

— Земля отцов уже в руках хуннов! — проворчал Алт-бег, сидящий на красном вышитом чепраке напротив большарца. — Нашей родиной стал Динлин, хотим мы этого или нет! Я не буду губить воинов, чтобы сохранить степь для большарцев. Хуннов надлежит заманить в горы и здесь уничтожить!

— Хунны могут и не пойти в горные теснины, — отозвался Бандыр. Он сидел на обрубке дерева и пристально смотрел на огонь костра, словно искал в языках пламени ответ на вопрос, мучивший сердца полководцев. — Хунны не раз терпели здесь поражения, — продолжал он в раздумье. — Но если позволить им кочевать в предгорьях, они будут постоянно тревожить нас набегами…

Все взгляды обратились на Алакета. В этом походе он возглавлял объединенное войско динлинов, кыргызов, ухуаньцев. Часть ухуаньского отряда составляли рабы, освобожденные по настоянию Алакета знатью нескольких динлинских родов. Алакет стоял поодаль от костра, прислонившись к березе.

— А что скажешь ты, Юй? — спросил он молодого воина, возглавлявшего бывших рабов.

Алт-бег недовольно передернул плечами. Можно ли ставить вчерашнего раба вровень со знатными полководцами?

Но Алакет сделал вид, что ничего не заметил, и ожидающе смотрел на Юя.

— Я, конечно, молод и не имею мудрости большого полководца, — смущенно ответил Юй, — но думаю, что нельзя позволить врагу оставаться рядом с землей Динлин. Я думаю, надо выйти в степь и отбросить хуннов.

— Ты прав, — кивнул Алакет. — Тудаменгу не допустит, чтобы хунны углубились в горы, где мы можем лавинами камней уничтожить отборное войско кагана. Но кочевья хуннов останутся в предгорьях, и нам не будет покоя от нашествий и набегов. Поэтому надлежит выйти в степь, но не для того, чтобы охранять улусы бега большарцев, а чтобы отбросить хуннов возможно дальше от владений динлинов и… — Он посмотрел на Алт-бега и кыргызов.

— Но ведь хунны числом превосходят нас почти вчетверо! — воскликнул старейшина Ак-Тегин. Он стоял недалеко от Алакета.

— Более половины их воинов — из племен, покоренных хуннами, — ответил Алакет. — Они будут биться с нами только по принуждению или в надежде на добычу! Наши же воины отстаивают свои семьи, имущество и свободу, — он взглянул на Юя, — а это намного укрепит их смелость и силу. Но если даже Хунны потеснят нас, за нашими плечами родные горы. В них мы укроемся, а хунны не решатся следовать за нами. Мы же снова можем напасть на них!

Тудаменгу хорошо были известны смелость и военное искусство Алакета. И тем не менее он был удивлен, когда ранним утром телохранитель, прибежавший к его юрте, воскликнул: «О, достойный! Динлины вышли в степь!» Мелькнула мысль: «На что они надеются? Их намного меньше нас! Или это обман? И в горных лесах стоят наготове динлинские отряды, о которых Тудаменгу ничего неизвестно?»

Вскочив на коня, Тудаменгу поскакал к шатру Гюйюйлишу, бросая на ходу сопровождавшим его начальникам отрядов и телохранителям:

— Трубить в рога! Войску стать в три линии! Отрядам правой и левой руки охватить вражеское войско клещами! Лучшим смельчакам на верблюдах зайти в спину динлинам — отрезать их от гор!

Сын кагана в боевых доспехах, сопровождаемый приближенными и телохранителями, уже скакал навстречу Тудаменгу. Вместе они направились к холму, с которого хорошо было видно поле боя.

Они видели, как из леса в степь выезжали отряды динлинов и кыргызов и двигались навстречу войску хуннов. Да, их было меньше, чем воинов кагана. Но сколько их таилось в лесу?

Этого не знали хуннские полководцы.

Динлины и кыргызы мчались навстречу хуннам.

В первых рядах были воины-большарцы. Их вели в бой ненависть к вековому врагу и желание отстоять север родной страны, еще не захваченный хуннами…

В сопровождении отряда телохранителей Алакет и Алт-бег поднялись на возвышенность.

За ними раскинулся лес, а впереди расстилалась степь. Сегодня на ее просторах решалась судьба многих племен.

И вот войска сошлись. Засверкали мечи, клевцы, опустились смертоносные жала копий…

Алакет с тревогой видел, что хуннские отряды правой и левой руки охватывают крылья его войска. А справа в спину союзникам пытались пробиться вражеские всадники на верблюдах.

Алакет взмахом руки приказал приблизиться одному из телохранителей:

— Скачи в лес к Бандыру. Скажи: пусть пошлет своих всадников на верблюдах наперерез хуннам!

И обратившись к Алт-бегу, добавил:

— Тудаменгу самонадеян. Он не думает, что мы тоже можем посадить своих воинов на верблюдов!

Вскоре из леса выехали верхом на верблюдах воины Бандыра.

Бой разгорелся с новой силой.

Звон оружия, боевые возгласы, хриплый вой рогов оглашали степь.

Пытаясь окружить динлинов превосходящими силами, хунны чересчур растянули свои линии.

— Видишь? — указал Алакет мечом на дальний холм, где стояли хуннские военачальники. — Если бросить сюда отряд сильных и смелых воинов, можно прорвать ряды врагов и кончить сражение одним ударом.

— Ты сделаешь это сам? — спросил Алт-бег, не сумев скрыть зависть, мелькнувшую в зеленых глазах.

— В знак дружбы дарю этот подвиг тебе, почтенный! — ответил Алакет. Глаза Алт-бега сверкнули радостью.

— Олжай! Яглакар! Собрать моих телохранителей.

Миг — и телохранители Алт-бега на конях.

Бросившись вперед, они прорвали передовую линию хуннского войска, вторую, третью…

Тудаменгу видит приближающихся тюльбарийцев. Их не остановить. На холме слишком мало воинов.

— Сын кагана! — Тудаменгу склонил голову. — Среди врагов бег тюльбарийцев. Дозволь мне вызвать его на поединок!

— Нет! — Гюйюйлишу нахмурился. — Если среди них Алт-бег, на поединок вызову его я!

— Прости меня, сын кагана! Но Алт-бег недостоин скрестить меч с человеком твоего сана. Потомок Модэ может вступить в поединок лишь с владыкой державы, равной Хунну. Я же по сану равен князю тюльбарийцев!

Гюйюйлишу недовольно передернул плечами, но промолчал, и Тудаменгу с несколькими воинами помчался навстречу тюльбарийцам.

Когда отряды сблизились, один из хуннских воинов затрубил в рог, и Тудаменгу воскликнул:

— Эй, бег! Не желаешь ли скрестить оружие с вождем хуннов, равным тебе?

Обе стороны опустили оружие, и бег ответил:

— Если, старый лис, ты ищешь смерти на поле брани, я окажу тебе такую услугу!

— Не суди поспешно! — ответил Тудаменгу и, подняв меч, бросился на Алт-бега.

В мгновение ока он перерубил древко клевца, подаренного Алт-бегу Алакетом.

Но Алт-бег выхватил меч и продолжал бой.

Тудаменгу, несмотря на преклонные годы, сохранял былую силу и ловкость. Противники бились ожесточенно, но поединок затягивался. Оба были ранены. Хуннские и тюльбарийские телохранители ждали конца поединка.

И вот Алт-бег мечом нанес страшный удар по мечу противника и выбил его из руки Тудаменгу. Тогда старый полководец заставил встать на дыбы коня и, подняв обеими руками бронзовый щит, обрушил его на голову не успевшего уклониться бега. Тот в беспамятстве свалился с седла, и следом за ним рухнул ослабевший от потери крови Тудаменгу.