ТИМ ЛЬЮЦЦИ (TIM LUZZI): Я помню, как однажды вычищал дом Никки от выпивки, ложек для наркотиков и всех игл, которые лежали в каждом туалете и на каждой полке кабинета. Я думал, что нашел все его наркотики и принадлежности, но как оказалось позже, у него был тайник в медных шарах столбиков кровати. Он пришел домой, отвинтил один из них и ширнулся. Так что я надрывал свою задницу, вычищая его дом, но не догадался проверить шары.

10 февраля, 1987.

Вэн Найс, 4 утра.

День сегодня был потрачен впустую в смысле, что я ничего путного не сделал, провалявшись на диване и болтая по телефону весь день. Но зато я сегодня чувствовал себя хорошо. Не было жуткого ощущения, будто с тебя сдирают кожу, выворачивая все внутренности, но при этом я чувствовал себя выдохшимся… без желания жизни.

По–моему я знаю причину той зияющей дыры в моей душе. Причина, если быть честным, это не из–за сейчас, она из–за тогда … без отца, без матери, без воспоминаний детства кроме этих разъездов по стране. Нона и Том любили меня, и я любил их, но кое–что — совершенно очевидно… у моей матери и отца были другие более важные занятия, чем воспитывать меня, другие вещи, которые интересовали их больше …

Возможно, именно поэтому я выбрал этот путь, где меня поджидало безумие. Но я не знаю, как от него избавиться …

НИККИ: Мой отец ушел от нас, когда я был слишком мал. Его звали Франк Феранна, и так же звали меня до тех пор, пока я не изменил свое имя в подростковом возрасте, потому что я хотел полностью вычеркнуть этого ублюдка из моей жизни. Мою мать зовут Динa, и я полагаю, что она любила меня, когда я вписывался в ее планы, но когда я был ребенком, ее обычно не было рядом. Когда был маленьким, я каждый раз чувствовал себя лишним, когда она встречала очередного мужчину и отправляла меня к своим родителями, Тому и Ноне, в Айдахо. Это были первые ощущениями заброшенности, которые могли привести только к плохим вещам. Все это способствовало моему чувству собственной непривлекательности и гноящимся ранам злобы, протеста и агрессии. Это стало причиной огромной тоски, которую я принес в Motley Crue и мою жизнь.

ДИНА РИЧАРДС (DEANA RICHARDS): Отец Никки был очень эгоистичным человеком. Мир вращался вокруг него и ничего иного. Я бросила его, когда Никки было десять месяцев, и мы переехали жить к моей матери Ноне и ее второму мужу, Тому. Я не знала что делать – мне было девятнадцать, когда родился Никки, у меня не было никакого опыта воспитания, а Франк употреблял алкоголь и наркотики и гулял с другими женщинами. У него никогда не было времени для Никки вообще.

В течение пяти лет мы не получили ни одного известия от Франка до того дня, когда он внезапно появился на озере Тахо (Tahoe), где жили мы с Никки, и заявил, что хочет увидеть Никки. Я спросил его, почему, и он сказал, «я планирую жениться снова и женщина, на которой я женюсь, не может иметь детей, так что я хочу увидеть своего ребенка». Он решил навестить своего сына через пять лет только для того, чтобы посмотреть, что он из себя представляет.

Никки и я были очень близки, когда он был маленьким ребенком. Это было так замечательно. Когда ему было примерно два или три года, каждый раз, когда я входила в комнату, он поднимал свои ручки и кричал «Любимая!» и тянулся ко мне. Я до сих пор помню, как держала его у своей груди и чувствовала биение его сердца, и как приятно было его просто держать на руках.

Мои отношения с моей собственной матерью, Ноной, были сложными. Она была очень холодной женщиной. Она впервые обняла меня, когда мне было тридцать семь лет. В детстве я все делала неправильно, и она только всегда спрашивала, почему я не похожа на своих старших сестер. Да и потом она относилась ко мне прохладно. Я была немного дикой, и могла спать с мужчиной, не будучи замужем за ним, и, Боже мой, – в глазах моей матери это было худшей вещью в мире! По ее мнению я была шлюхой.

Нона вышла замуж за Тома, когда мне было шестнадцать, и я действительно злилась из–за этого. Я чувствовала, что она никогда не проявляла любви ко мне, и все же она находила время для Тома. Я думала, что это было действительно несправедливо.

Нона и Том постоянно мне советовали как воспитывать Никки, что ему говорить, что я должна делать. Они всегда просили, чтобы я присылала его пожить с ними неделю или на выходные и обычно я так и поступала. Но я и думать не могла, что они так поступят со мной. Вы никогда не подумаете, что Ваша собственная семья составит заговор против Вас, чтобы украсть Вашего сына.

ТОМ РИЗ (TOM REESE): папа Никки, Франк, был просто типичным калифорнийским жуликом. Мне нравился этот парень, пока он не бросил их и не увяз в наркотиках.

Когда Никки был мальчиком, он частенько оставался со мной и Ноной в Айдахо. Иногда всего на несколько дней, иногда на целый год. Никки был очень близок с Ноной: он был сыном, которого у нее никогда не было, и она безумно любила его.

Мать Никки, Дина, была дикаркой. Она всегда гуляла с парнями. Она могла встретить какого–нибудь парня и уйти с ним, бросив Никки. Она шлялась с итальянскими дальнобойщиками…, ну вы знаете, о чем я. Никки приходил к нам, оставаясь на некоторое время, пока Дина не вернется и не заберет его. И так было много раз.

Дина была сумасшедшей еще в детстве. Даже когда ей было восемь лет, она могла пойти на концерт, и ее сестры не хотели сидеть с ней рядом, потому что в итоге она обнималась с каким–нибудь парнем. Ей все доставалось легко. Ее сестры должны были упорно трудиться, чтобы преуспеть в школе, но Дина была намного умнее других. Она могла взять музыкальный инструмент, и в мгновение ока научиться на нем играть. Дина была самой умной из девочек…, но ей не хватало здравого смысла.

Нона подстраивалась под нее. Что она делала для других девочек, она делала и для Дины, но вы ничего не могли сделать для нее. Ты мог сказать, «Доброе утро, Дина» и тут же кража и ложь — у нас был небольшой ресторан, и она обслуживала столы, подворовывая иногда, но мы должны были остановить ее, потому, что она крала слишком много. Мы отвели ее психиатру, но она оказалась умнее его.

Ты должен был позволить Дине делать то, что она хочет – ничего другого тебе не оставалось.

RANDOM LOST LYRIC

The hatred I have learned for myself

Will fester in the wounds on your soul.

11 февраля, 1987.

Вэн Найс, 18 ч.

Какой–то парень возле двери проповедовал о Боге, так что я сказал ему, что поклоняюсь Дьяволу, чтобы избавиться от него. Но он пропустил мои слова мимо ушей, потому что хотел спасти мою душу. В тот момент зазвонил телефон, и я сказал ему, что сейчас вернусь, но забыл про него. Я думал, что чувак все–таки понял намек и ушел. Но он оставил мне эту миленькую брошюрку. Я думаю, что сохраню ее и отдам Вэнити.

Я должен сегодня вечером встретиться с Рики в Кэйтхаусе (Cathouse – ночной клуб, Rikki Rachtman – его совладелец)… лучше заказать такси, чтобы съездить туда… Я должен заказать несколько вещей… Я низко пал. У меня нет туалетной бумаги уже неделю. И я восьмой день обхожусь без душа.

Я записываю все это. Иногда, когда что–то происходит, все, о чем я могу думать, это дневник и записи в нем. Идиот…

12 февраля, 1987.

Вэн Найс, 5:10 утра.

Сегодняшний вечер начал с укола. Я отоварился героином у одного черномазого типа, который продает порно у себя дома в Вэн Найс…, у него было еще немного фенталина. Мы отправились в Кэйтхаус, и это было круто. Там играли глэм–рок с начала 70–ых. Слушая ревущий саунд Т. Рекса, я улыбаюсь. Я вспоминаю, как видел Т. Рекса в Парамаунт–театре в Сиэтле (Paramount Theater in Seattle) еще в детстве незадолго до смерти Болана. Так или иначе…

Черт, что за мясное это место, девочки в изобилии и каждая готова на все… пусть будет так. В лимузин и прочь одежду. Несколько дорожек в нос и вуаля! Рок–н–ролльное клише 101. Обратно в клуб, потом в автомобиль с другой цыпочкой… вперед и вперед…

Так когда все изменилось? Как я оказался прячущимся за кроватью с оружием в руке?