Известно, что в истории драматические события идут рука об руку с комическими. Войско герцога в один миг превратилось в стадо баранов, которое преградило дорогу герцогу. Среди его солдат были французские наемники, которые кричали ему: «Пропустите нас! Пусть ваши люди дадут нам дорогу!»

В девять часов утра 6 марта 1629 года, расчистив себе путь, армия начала свой поход на выручку осажденной крепости Казаль. Спустя десять дней осада крепости была снята, и истощенные от голода солдаты гарнизона получили наконец возможность поесть как люди.

Результатом этого победоносного похода было то, что герцог Савойский перестал быть союзником испанцев и стал одним из участников лиги, включающей, кроме него и Франции, еще Венецию и герцогство Мантуанское и Монферрат. Другими словами, господство Испании в северной Италии было поставлено под вопрос.

Теперь Ришелье добился важной уступки: герцог Савойский разрешил французам построить в Сузе крепость. Это мотивировалось тем, что необходимо обеспечить бесперебойный подвоз продовольствия в крепость Казаль. На самом деле Ришелье преследовал важную стратегическую цель.

Во времена Ришелье вражеские войска могли вторгнуться во Францию либо с юга, либо через альпийский перевал, вблизи горы Мон-Женевр — перевал этот охранялся французскими войсками, — либо они должны были прежде пройти через герцогство Савойское и швейцарские кантоны. И в этом и в другом случае они должны были получить разрешение на проход через их территорию или же добиться этого с помощью вторжения в эти страны.

От альпийского перевала вблизи Мон-Женевр в Ломбардию вели два пути: один в долину реки Дора, другой в долину реки Кизоне. Суза находится в конце долины реки Дора. Отсюда начинается Монт-Сеннинская дорога, ответвляющаяся от дороги к перевалу Мон-Женевр. Построенная в Сузе крепость контролировала проход в Италию. В конце долины реки Кизоне была построена еще в давние времена крепость Пиньероль. Отсюда шел путь на итальянскую равнину.

Вся внешняя политика Ришелье строилась на так называемом принципе «естественных границ Франции», которые не включали альпийские области. Однако проходы к этим границам были в руках соперников Франции, и Ришелье попытался овладеть ими. Одним из таких мест была Суза, откуда испанцам или австрийцам легко было вторгнуться во Францию. Хотя из Сузы открывался путь на равнину, Ришелье не собирался идти отсюда завоевывать Италию. Точно так же, как он не собирался аннексировать Каталонию во время войны с Испанией или прирейнские области в войне с Австрией. Его целью было создание на границах Франции своего рода оборонительного пояса.

Победоносно завершив итальянский поход, король вместе с армией вернулся во Францию. Войска двинулись на юг, чтобы покончить с последними гугенотскими крепостями, — они были разрушены. Ришелье вновь подтвердил, что разрушение крепостей не влечет за собой преследование гугенотов за их религиозные убеждения.

Когда осенью 1629 года Ришелье прибыл ко двору, находившемся в загородном дворце в Фонтенбло, он получил известие, что Казаль вновь осажден. Армия австрийского императора вторглась в Италию, придя на помощь испанцам. Столица герцогства Мантуанского, город Мантуя, была также осаждена войсками австрийцев. Герцог Мантуанский — известный нам как герцог де Невер — руководил обороной города.

Оставив короля в Париже — он очень сильно разболелся, — Ришелье отправился в Италию, теперь уже один. Он выехал из Парижа 29 декабря 1629 года, чтобы возглавить второй итальянский поход.

Французская армия вновь совершила альпийский переход и захватила крепость Риволи. Затем армия совершила неожиданный марш-бросок на юг и с ходу захватила 29 марта 1630 года крепость Пиньероль, важный стратегический пункт на границе с Пьемонтом. Это был блестящий успех Ришелье как командующего армией.

Когда в начале июля в армию прибыл король, французы, испанцы и австрийцы уже опустошили герцогство Савойское. Мантую захватили австрийцы, но Казаль, обороной которого руководил Туара, держался. В начале сентября между воюющими сторонами по инициативе Урбана VIII было заключено перемирие. В переговорах участвовал посланец папы Мазарини, обративший на себя внимание Ришелье. Как известно, он стал впоследствии его преемником. В то время ему было только двадцать восемь лет.

Вторая итальянская война закончилась для Ришелье удачно — Казаль остался за французами. Казалось, дальше будут и другие успехи, но судьба готовила ему дома новое испытание.

Мария Медичи, благодаря поддержке которой Ришелье впервые вошел в правительство, которая сделала его кардиналом и которая всегда считала, что только благодаря ей он стал тем, кто он теперь есть, стала испытывать к нему такое сильное озлобление, что от жгучей ненависти потеряла разум.

Историки давно доискивались, в чем тут причина, и приходили к выводу, что здесь были задеты ее нежные чувства, что кардинал пренебрег ею как женщиной. Но возможно и другое, более правдоподобное объяснение: это был гнев ограниченной, неумной женщины, которая увидела, что она оттеснена в сторону человеком без титула, одним из тех, кто находится у короля на службе.

Этот человек встал между нею, королевой-матерью, и сыном, и попросту отстранил ее от власти, которой она после своего мятежа с таким трудом добилась. Она примирилась с тем, что король стал полноправным правителем, но не могла примириться с тем, что ее место первого советника короля и главы королевского совета занял какой-то выскочка, который поднялся наверх только благодаря ее покровительству. Вместо того, чтобы подчиняться ей и выполнять все ее указания, он захватил в свои руки все рычаги управления и проводит такой внешнеполитический курс, который, по ее мнению, ведет страну к краху.

Она всегда считала, что Франция должна поддерживать Габсбургов, а этот человек проводит политику борьбы с ними. Она всегда стремилась к тому, чтобы победила Контрреформация, а этот человек, которого она сделала кардиналом, проводит политику, которая на руку протестантам. Она полностью согласна с покойным Берюлем, ее советником, что проводимая им внутри Франции политика религиозной терпимости ведет к катастрофе.

Наконец, этот человек взял на себя смелость диктовать приказы членам королевской семьи. Она просила назначить Гастона, брата короля, губернатором провинции, предпочтительно Бургундии или Шампани. Однако Ришелье воспротивился этому, указав королю, что нельзя доверять управление пограничными областями столь ненадежному человеку. Она не в силах вынести подобное оскорбление от какого-то выскочки. До каких пор она должна терпеть над собой этого человека!

К озлоблению, вызванному перечисленными выше причинами, прибавилось еще всем нам знакомое чувство ревности и зависти, когда другие очень высоко ставят и ценят человека, которого мы ненавидим. Мало того, Марии Медичи казалось, что напускной почтительностью и постоянными знаками внимания Ришелье пытается скрыть свое презрение к ней, глупой женщине. Но как сказал поэт: «Нет ничего опаснее женщины, которую презирают».

Говорили и говорят, что Ришелье был ее любовником, который бросил ее, потому что она ему надоела. Так могут говорить только те, кто совершенно не понимает, каким человеком был Ришелье. Что касается Марии Медичи, то, вне всякого сомнения, ей очень понравился молодой человек, люсонский епископ, которому пятнадцать лет назад она дала аудиенцию в Фонтенбло. Потом он был вместе с нею в ссылке, она прислушивалась к его советам, в которых был виден — и ей тоже — его острый интеллект. Тем горше было знать, что он теперь стал ее врагом.

Мы уже достаточно говорили о Ришелье, чтобы судить о нем. Мы знаем, каким он был упорным, настойчивым и целеустремленным. Такие люди, связав себя с женщиной, никогда не бросают ее. И он делал все от него зависящее, чтобы как-то польстить ей и умилостивить ее, о чем мы уже говорили. Если ее благосклонность и, может быть, даже любовь к нему через пятнадцать лет перешли в жгучую ненависть, то он никогда не был непочтителен к ней, что хорошо видно по его письмам к ней, в которых полно самых уничижительных выражений. Никто не мог бы обвинить его в неблагодарности к своей бывшей покровительнице, — этого мы не найдем ни в одной написанной им строке, — однако каждому, кто знакомится поближе с его биографией, ясно, что он рассматривал ее — именно вследствие ее положения и ее глупости — как человека, чрезвычайно опасного для государства.