Тут она задумалась.

Разве когда-нибудь ее жизнь с Рейном была нормальной? И все же она боялась и ждала дня, когда ее муж наконец будет избавлен от постоянной опасности.

Только когда они оказались в Мардене, Джо почувствовала себя лучше. Это огромное поместье она помнила с детства: высокие холмы, густые леса, богатая темная почва, ухоженные поля. Хотя она никогда не бывала в господском парке, а жила всегда в деревне Марден рядом с ним, она помнила дом на дальнем пригорке, возвышавшийся над окрестностями, словно могучий старый рыцарь.

Уильям Дорсет, управляющий этим имением, хорошо заботился о нем, это было заметно даже на расстоянии. Поднимавшийся на горизонте массивный белый дом оказался еще огромнее, чем Джо помнила. В нем был и главный фасад с колоннами, и два дополнительных крыла, образовывавших U-образный корпус, в который вели две симметричные лестницы.

Еще в доме были башни, башенки и пристройки. Сады проектировал Капабилити Браун, расположивший их так, что они гармонично вписались в открытые холмистые окрестности. Скрытый в высокой траве ров не давал овцам выщипывать газоны.

Оглядев все это великолепие, Джоселин улыбнулась, потом нахмурилась при мысли о том, как много здесь мест, где мог бы укрыться нападающий.

— Завтра я покажу тебе имение, — сказал ее муж после того, как представил ее слугам и провел по многочисленным комнатам.

Джоселин улыбнулась. Этот дом с мраморным входом и высокой ротондой, с бесконечными рядами гостиных, будуаров, столовых и салонов был еще шикарнее Стоунли. И все-таки она чувствовала себя здесь как дома. Слуги, казалось, были рады, что господа собираются здесь поселиться. Конечно, Рейн привез с собой и личных слуг, которые должны были обеспечивать их нужды.

И все же этот переезд был утомителен. В первый вечер по приезде Джоселин упала в постель без сил, измотанная долгим путешествием, и Рейн оставил ее спать в одиночестве к немалому ее огорчению. Сегодня ей стало лучше. Если он к ней не придет, она была намерена сама отправиться к нему.

И сейчас, направляясь через освещенный свечами холл к своей спальне, Джоселин думала о Рейне. Войдя в комнату, она почувствовала, как зашевелился в ней ребенок, и коснулась этого места рукой.

— По-моему, мой сын дает о себе знать, — сказал Рейн, стоявший всего в нескольких шагах от нее.

Джоселин улыбнулась. Она была рада встрече с мужем.

— Да, — она подошла к Рейну, взяла его руку и положила на свой живот. — Он будет сильным, как его отец.

— И смелым, как мать, — нежно ответил Рейн. И тут ребенок заворочался под его рукой. Его лицо засветилось гордостью.

— Но это может быть и девочка, — предупредила Джо.

— Меня это не разочарует, — он наклонился и поцеловал жену. — Кроме того, я намерен наполнить весь дом своими шумными отпрысками.

Когда Джоселин засмеялась, губы Рейна жадно заскользили по ее шее, впитывая вибрацию. Потом он подхватил ее на руки, пронес через дверь, соединявшую их спальни, поставил, но не выпустил из объятий, прижимая к своему жесткому телу.

— Мне не хватало тебя вчера, — он жарко поцеловал ее в шею. — Я понял, как мне неприятно спать без тебя.

Он прикусил мочку ее уха, потом его губы коснулись ее рта, и у Джо подкосились ноги.

— Рейн, — прошептала она, едва дыша, пока он стягивал с нее одежду. Интересно, подумала она, неужели она когда-нибудь пресытится?

— Как тебе нравится твой новый дом? — поинтересовался Рейн в промежутке между нежными поцелуями.

— Мне хорошо везде, где есть ты.

Этот ответ ему очень понравился. Или ей это показалось из-за жара его прикосновений? Они со страстной самозабвенностью занимались любовью, потом снова, уже нежно. Джоселин отбросила со лба Рейна пряди каштановых волос, когда он заснул. Но ей не спалось. Если бы только я могла быть уверена в его безопасности.

Эта мысль не покинула ее даже тогда, когда она уютно устроилась рядом с мужем.

Рейн пробыл в своем загородном доме почти две недели, когда появился Харви Малком. Занятый давно задуманными преобразованиями, Рейн провел день, обсаживая поля изгородями из боярышника и размещая купы деревьев. Он намеревался организовать смешанный выпас овец и рогатого скота и постоянную смену культур на полях. Второй лорд Таунсенд расхваливал использование корнеплодов для очистки земли перед новым четырехлетним циклом. Судя по тому, что он об этом читал, это было именно то, что нужно в Мардене. И Рейн намеревался привести свой план в исполнение.

Это означало, что ему придется проводить в поле такие же долгие дни, как сегодняшний, но от этого у него появлялось чувство удовлетворения своим трудом и осмысленности жизни, которое он обрел в Фернамбуковой долине.

Несмотря на усталость, Рейн уверенно вошел в кабинет и протянул руку Малкому. Опасность, висевшая над ним, была занозой, которую ему очень хотелось вытащить.

— Какие новости, Малком? Вы проделали немалый путь. Очевидно, вы что-то обнаружили?

— Именно так, сударь, — коренастый сыщик подошел к указанному Рейном стулу у камина. Впервые в холодных серых глазах этого человека появилось что-то кроме разочарования. — Полагаю, что я наконец нашел именно то, что мы ищем.

— Вы нашли человека, стрелявшего в меня? — спросил Рейн, откинувшись на спинку своего стула.

— Весьма вероятно, сэр. Все именно так, как я и опасался. Мы подошли к делу совершенно не с той стороны. Это оказался не ваш враг, сударь, а враг вашего отца. Я полагаю, что в вас стрелял сэр Генри Эсбюри.

— Эсбюри! Но это невозможно! Он же умер.

— Боюсь, что нет. После нашей последней беседы я решил связаться с кузеном ее сиятельства в Корнуолле, с Бэркли Петерсом. Был небольшой шанс найти там какую-нибудь зацепку. Понимаете ли, когда я заговорил о пожаре на Мичем-лейн, Петере проявил явное беспокойство. Я стал расспрашивать настойчивее, и он наконец признался, что сэр Генри не погиб в ту ночь. Старик получил опасные ожоги, но каким-то образом сумел выбраться из пламени уже после того, как обрушилась крыша. К несчастью, его разум пострадал еще больше, чем тело.

— Что с ним сталось?

— Петерс с женой решили, что для ее светлости будет лучше, если она ничего не узнает об отце. Он после всего произошедшего был страшно обезображен и лишился рассудка. Когда его раны зажили, его забрали в Вифлеемский госпиталь. Он полностью сошел с ума.

Рейн подумал о том, как Джоселин воспримет эти новости, и ему стало больно за нее.

— Как я понимаю, сэру Генри удалось бежать.

— Совершенно верно, сударь. Он оказался на свободе за два месяца до покушения. Он, без сомнения, считает вас ответственным за все, что случилось, — вместо вашего отца, конечно.

— Вы знаете, где сейчас может находиться сэр Генри?

— Я сейчас направляюсь в Кингсбюри. Один из моих осведомителей сообщил, что слышал, как говорили о каком-то обезображенном человеке, поселившемся в «Рыцаре и подвязке».

— Кингсбюри всего в полудне езды отсюда. Вам не кажется, что он снова за мной охотится?

— Боюсь, что так, сударь.

Рейн вытащил часы из жилетного кармана.

— Уже поздно отправляться в путь. Так как я намерен поехать с вами, я предлагаю дождаться утра. Мы рано выедем и положим конец этому делу раз и навсегда.

— А как насчет ее сиятельства?

— И правда, как же быть с ней? — Рейн устало вздохнул, глядя в лицо Харви Малкому. — Нельзя говорить Джоселин ни слова. Пока все не будет кончено. Я не хочу, чтобы она волновалась, а она обязательно будет нервничать, если узнает, в каком состоянии ее отец.

— Не стоит беспокоиться, сударь. Я всегда был крайне сдержан.

— Грейвенволд говорил мне, — Рейн встал. Малком последовал его примеру. — Я прикажу дворецкому проводить вас и вашего человека в комнаты наверху. На рассвете мы отправляемся в путь.

— Как вам будет угодно, сударь.

Рейн указал на дверь, и они вышли. После того, как Малкома провели наверх, виконт поднялся к себе. Он беспокоился за Джоселин. Понимая, как ужасно она будет переживать, когда узнает правду об отце, он решил откладывать это известие как можно дольше.