«Дорогая, — писал Джеймс, — у нас с Хью сегодня встреча с адвокатами. Дома буду где-то после шести. Надеюсь, приют тебя сегодня не слишком расстроил».

— Но ты ведь шла не из приюта, — заметила Джулия, заглянув в записку поверх плеча Кейт, — а совсем с другой стороны.

«Ушла в кино, — писала Джосс. — Вернусь очень поздно».

— Надо же, совсем из головы вон. — Кейт состроила близнецам виноватую гримасу. — Понимаете, Джосс собиралась в кино с мальчиком, а я забыла.

— Ого! — Джулия присвистнула. — Уже и мальчик есть.

— Да, американец. Очень воспитанный. Это ее первое свидание… кажется.

— Нет, вы только подумайте! Малышка Джосс — и вдруг мальчик. — Джулия окинула близнецов задумчивым взглядом. — Еще лет десять, и вы будете водить в кино девочек.

— А скоро она придет? — с надеждой полюбопытствовал Джордж.

— Нет, милый, еще очень не скоро, — вздохнула Кейт. — Как же я могла забыть? Может, хотите бисквит?

— Смотри-ка, вот еще записка за хлебницей. — Джулия подтолкнула листок к Кейт.

«Ушел чаевничать со старой Б.Б. Для такого пня, как я, это целое приключение. P.S. Вызвал такси».

— Леонард, — лаконично пояснила Кейт.

— А кто это, Б.Б.?

Кейт открыла дверцу шкафчика, сняла с верхней полки жестянку и подождала, пока Джордж и Эдвард выберут по бисквиту с начинкой. Только тогда, не слишком охотно, ответила на вопрос Джулии:

— Та самая Б.Б. Главное действующее лицо в новой передаче Хью.

— Ах вот как! Непревзойденная мисс Бачелор. Между прочим, я сгораю от желания с ней познакомиться. Какая она?

— Не знаю.

— Ты что же, никогда ее не видела?

— Нет.

— Как так?

— Не было случая.

— Там внутри что-то розовое, — с довольным видом сообщил Эдвард, откусив бисквит.

— Не слишком здоровая пища, — виновато сказала Кейт.

— Один раз не в счет, — отмахнулась Джулия, глядя по сторонам.

Невзирая на весь рабочий беспорядок, у кухни был запущенный, почти нежилой вид. Ей явно не уделялось должного внимания.

— Я думаю, Кейт, это здорово, что у тебя столько интересов, кроме домашнего очага, особенно теперь, когда каждый из домочадцев живет своей жизнью. Мне казалось, я уже шагу не ступлю в большой мир, так всю жизнь и буду счастлива ролью мамочки, но возник шанс — и как же приятно расправить крылья! Сейчас мне даже жаль женщин, которые забывают себя ради семьи, да и тебе, наверное, тоже. Вот, к примеру, как бы ты поступила, если бы почувствовала, что связана по рукам и ногам?

За ужином Джеймс пришел к заключению, что просто обязан вызвать Кейт на разговор и заставить ее взглянуть в лицо собственным проблемам. Он решил так потому, что, подавая на стол одно из своих прискорбных блюд, она имела совсем уж затравленный вид.

— Очень вкусно! — сказал он в попытке ее приободрить.

Леонард адресовал ему взгляд, полный отвращения к такой бессовестной лжи и к содержимому тарелок. Он был в особенно ехидном расположении духа после визита к Беатрис, где ему удалось серьезно расстроить Грейс замечанием насчет ее цветущего вида. Щедро поливая соусом чили рис, и без того уже полный карри, он сказал, что Джосс, наверное, сейчас насилуют на заднем сиденье машины посреди темной стоянки.

Никто не отреагировал.

— Знаешь, Кейт, — чуть погодя сказал Джеймс, — для кино Джосс приоделась.

— А что на ней было?

— Под курткой только джинсы с чем-то белым и узким. Точно не скажу, но общий эффект был намного менее зловещим.

— Этот ее парнишка вроде ничего, — рассеянно заметила Кейт, размышляя над тем, что ей, пожалуй, следовало быть дома и одобрить наряд дочери.

— Называл меня «сэр», представляешь? — хмыкнул Джеймс. — Я думал, молодежь сейчас выше этого. А какой чистенький! Хоть ешь с него.

— Американец, одно слово.

— Я эту гадость не буду! — заявил Леонард, отпихивая тарелку.

— Еще бы не гадость, — сказал Джеймс, заглядывая туда. — Если поднести спичку, все это займется жарким пламенем. Никакой желудок не переварит.

— Нет, просто я уже сыт. — Леонард демонстративно похлопал по животу. — Налит чаем и набит сдобным печеньем.

— Не хочешь — не ешь, — ровно произнесла Кейт.

Она склонилась к своей тарелке из страха, что кто-нибудь прочтет у нее на лице отчаянное желание спастись бегством. Ей хотелось в мгновение ока перенестись на Суон-стрит, подальше от этого бессмысленного вечернего ритуала, от этой пустой болтовни. Она, как шитом, прикрылась мысленной картиной: окно с видом на зелень и воду, что таинственно поблескивает в густеющем мраке, — и еще больше возжаждала уюта и покоя, которые сулила эта картина.

Подцепив на вилку немного риса, она попробовала и едва не выплюнула все.

— В самом деле гадость!

— Гадость не гадость, а грубить не следует, — сказал Джеймс, подавая поднявшемуся дяде его трость.

— Что делать, я по натуре грубиян, — удовлетворенно заметил тот. — Беатрис называет меня старым брюзгой.

— Не вижу в этом ничего лестного.

— А я вижу. — Леонард проковылял к двери, подумал, бросил Кейт невнятное «прошу прощения» и удалился.

— Я тоже прошу за него, — сказал Джеймс. — Леонард бывает невыносим.

Кейт только повела плечами, не решаясь заговорить из страха разрыдаться. Она хотела снова взяться за вилку, но промахнулась и столкнула ее со стола. Вилка лязгнула о плитку очень громко в полной тишине.

Джеймс придвинулся к Кейт и обнял ее за плечи.

— Да! Джулия заезжала с близнецами! — поспешно заговорила она, чтобы избежать дальнейших интимностей. — У нее теперь контактные линзы, а у детей — няня.

— Идем, — твердо произнес Джеймс, не давая себя отвлечь. — Поговорим в кабинете.

— Ты хочешь уйти от меня, ведь так?

Сидя во вращающемся кресле, которое когда-то казалось удобным, Кейт разглядывала индийского принца и задавалась вопросом, что могла в нем находить.

— Да, хочу, — наконец признала она.

Джеймс сидел у нее за спиной, на своем излюбленном месте — там, где читал газету, откуда наставлял ученика и где иногда дремал после обеда.

— А можно узнать, почему ты уходишь?

Вопрос был задан необычно ровным тоном, как если бы Джеймсу стоило усилий держать себя в рамках вежливости.

Кейт промолчала. Послышалось шуршание, потом шипение газа во включенном камине и наконец мягкий хлопок, с которым занялось пламя.

— Ответь. Кейт, — тем же тоном попросил Джеймс. — Повернись, посмотри на меня и ответь.

Она повернулась вместе с креслом. Он стоял у камина, слегка ссутулившись, и ждал, что она скажет.

— Я изменилась.

— Вот как? А то я все раздумывал, кто из нас изменился, ты или я. — Джеймс покинул свой пост и вернулся в кресло, но уселся уже не лицом к ней, а боком. — Решил, что главная перемена случилась все-таки со мной, что в твоих глазах я слишком состарился. — Он повернулся. — Понятно, что жизнь здесь тебе не в радость: мне за шестьдесят, а Леонард вечно чем-то недоволен. Все это уже не подходит ни тебе, ни Джосс.

Кейт сухо глотнула. Ну как пойти на разрыв, если человек с тобой так мил и предупредителен?

— Я устала заботиться о других! — Это вырвалось прежде, чем она успела прикусить язык.

— Понимаю.

— Вот как, ты понимаешь! — вдруг разозлилась она. — С чего ты взял, что понимаешь, а? По-моему, умники вроде тебя не затрудняются входить в положение тех, кого считают дурачками! Что в нас, дурачках, может быть интересного?

— Я вовсе не был снисходителен! — возразил Джеймс с оттенком горячности.

Кейт промолчала, только подтянула колени к подбородку и съежилась в кресле, обвивая колени руками.

— Это из-за порядка, который всегда был мне по душе? Или потому, что на тебя возложено слишком много обязанностей? — Джеймс вдруг запнулся и продолжал неуверенно: — Ты что… ты полюбила другого?