— Сколько лет Ким работала на вас?

— Четыре года. У нее осталась семья во Вьетнаме. Ее было легко использовать. Дезинформация, которую она доставляла вам из Вьетнама, оказалась очень эффективной. Видишь, как легко тебя одурачили? Я знал, что жители Маленького Сайгона поверят в то, что я здесь. А вы, американцы, никогда в это не поверили бы. Я использовал ваше зазнайство как орудие против вас. Я воспользовался туннелями под Сайгон-Плазой, потому что это моя стихия. Ким рассказывала мне новости.

— А «Смуглолицые»?

Тхак медленно встал.

— Они не задавали вопросов и не просили много денег. Это испуганные мальчишки.

— Почему ты вызвал меня сюда? На аэродром?

— После того, как погиб Зуан и ваша сеть начала распадаться, это было надежным местом. Безопаснее всего находиться во вражеском лагере, в котором не осталось врагов. Перед тем как приехать сюда, мы держали Ли в Лос-Анджелесе. У нас и там есть сочувствующие нам друзья.

— Вы победили, полковник. Вы подавили сопротивление, верно?

Тхак покачал головой.

— Я взял сто двенадцать человек из вашего подполья. Их будут судить за предательство. Остался только один, и ты должен нам его выдать. Мы знаем, что он занимает высокое положение в Ханое и нам надо действовать с осторожностью. Один из его псевдонимов — Натан, верно, лейтенант? Натан, который выдает вам наши позиции, численность наших сил, который дезинформирует наших лидеров. Натан, первый шпион для вашей страны? Да, теперь вижу, что я прав.

Дыхание полковника вновь участилось. Фрай видел, как пот бежит по его лицу.

— Посмотри, сколько всего мне удалось совершить. Я уничтожил сопротивление, заставил замолчать «Голос Свободы». Убрал несносного Тай Зуана. Показал жителям Маленького Сайгона, какие они жалкие и беспомощные. Теперь и ты в моей власти, лейтенант.

Беннет наклонил голову. Немного спустя он посмотрел на чемоданы с деньгами, потом на Тхака.

— Я привез тебе деньги. Возьми их и отпусти нас.

— Твои деньги — это грязные деньги, лейтенант. Я потребовал их для того, чтобы расплатиться с теми, кто помогал мне в этой операции. Мне эти деньги не нужны.

— Тогда нам конец.

Тхак взял со стола ручку и бумаги и поднес их Беннету.

— Почти. То, о чем мы говорили — здесь все написано. А еще признание в том, что ты ответствен за организацию Подпольной армии во Вьетнаме. Что ее финансировало ваше правительство. Еще здесь приведен список злодеяний этой армии. Взорванные мосты, диверсии на заводах, мужчины и женщины, которых они убили. Прочти, и ты убедишься, что информация точная. Подпиши.

— Ради чего?

— Ради меня, лейтенант. И чтобы были довольны мои начальники. Невозможно рассказать, какой наградой было слышать твое признание. Я хочу, чтобы оно осталось со мной навсегда. Даже когда я устану ненавидеть. Я собираюсь уйти на покой. Я удерживал Ли все эти дни, чтобы ты понял, каково быть в разлуке с любимой. Чтобы ты понял то, что чувствовал Хьонг. И еще: за это время я хотел убедить Ли возвратиться со мной на родину, признаться в своих предательствах и начать трудиться на благо ее народа. Но тут я потерпел фиаско. Я знал, что это будет трудно. Но у меня есть на нее другие планы. И на тебя, лейтенант.

— Никогда, — вырвалось у Ли. — Никогда.

— Я не буду это подписывать, — промолвил Беннет.

Очевидно, Тхак и без того знал, что Беннет откажется, но Фраю на мгновение показалось, будто он заметил на лице полковника нечто вроде растерянности.

— Почему? После случившегося, ради чего продолжать войну?

Беннет посмотрел на Тхака.

— Ради народа, который, насколько я знаю, боролся и умирал за свои идеалы. Ради Ли. Ради самого себя. Ради Хьонг Лама. Что ты на это скажешь?

— А что ты скажешь, Ли? Пятнадцать лет ты вела борьбу. Ваша Подпольная армия сеяла смерть и разрушение в молодой республике. Твои полеты из богатой Америки в джунгли, чтобы доставить шифры и приказания. Я фотографировал тебя, когда ты пробиралась по горам Таиланда в Кампучию. Я следил за твоим продвижение по картам в подвале нашего министерства обороны. Ты вместе со своей жалкой крошечной армией прокладывала путь по джунглям. Я пытался представить, как ты своими тонкими прекрасными руками держишь тяжелый автомат. У меня есть кассеты, на которых ты часами поешь, а потом умоляешь моих соотечественников присоединиться к вам. Зачем?

Ли опять попыталась освободиться от пут. Фрай заметил, что она направила на Тхака взгляд, исполненный безграничной ярости.

— Я тебе сто раз объясняла причину, по которой я это делала. Потому что коммунисты убивают душу. Потому что они превращают людей вроде Лама в таких людей, как ты. Вспомни те дни, когда мы были на плантации и в Ан Кат. Вспомни того молодого солдата, каким ты когда-то был. Что прояснило тогда твой взор, что закалило сердце? Что придавало тебе мужество? Обещание свободы! Существует ли сейчас тот Вьетнам, где все это могло происходить? Теперь ты — государственная машина. Солдаты расстаются с крестьянской поэтичностью раньше, чем высохнут чернила, и хотят знать, помогают ли их стихи правительству.

Тхак посмотрел сначала на Беннета, потом на Ли.

— Меня так и подмывает пристрелить вас обоих. Но это не входит в мои планы.

— В таком случае забирай свою победу и свои деньги, а нас отпусти, — предложил Беннет.

Тхак вернулся к столу и положил бумаги.

— Я арестую вас обоих именем Социалистической Республики Вьетнам. Вы обвиняетесь в побуждении к измене, в заговоре с целью свергнуть правительство и убийстве. Вы вернетесь со мной через Мексику и Кубу, чтобы подвергнуться суду вместе с остальными участниками сопротивления. Вы поможете нам установить личность Натана.

Беннет развернулся на стуле, но охранник опять ударил его прикладом. Беннет закрылся обеими руками. Охранник занес автомат для следующего удара, но остановился, презрительно качнул головой и отступил. Фрай держал его на прицеле.

Беннет опустил руки.

— Ты безумец, Тхак. Ты не можешь нас судить. Твое правительство пристрелит тебя и вышлет нас сюда через неделю.

— Может быть. Но мы уже подготовили тебе встречу в джунглях близ деревни Бен Кат. Тебя опознает твой же народ. Разумеется, ты подпишешь признание. Сейчас, когда Ханой собирается освободить американских солдат, новость о твоем аресте скоро позабудут. Сам увидишь, с какой поспешностью правительство Соединенных Штатов умоет руки, как оно это сделало в случае с военными летчиками, пропавшими в Никарагуа. Таков их выбор. И ты, лейтенант, и ты, Ли, — вы оба воевали с нами, когда война уже была окончена. Вы пытались убить меня. Когда мы пытались справиться с кампучийской проблемой, вы посылали против нас вооруженных людей. Когда мы пытались накормить наш народ, вы разрушали мосты и плотины. Когда мы пытались строить мирную жизнь, вы несли смерть. Мое правительство действительно может меня когда-нибудь казнить, однако, лейтенант, моя операция будет завершена. Я закончу свою войну. И с вами смогут сделать все, что посчитают нужным. Вы должны знать, что в один прекрасный день вам придется держать ответ.

— Нет, только не Ли.

— Лейтенант, ты думаешь, что ты был ее спасением. Но сейчас тебе ее не спасти. Она вернется с нами и разделит ту же участь.

Фрай продолжал держать на прицеле стражника, стоявшего рядом с Беннетом, направив пистолет ему прямо в грудь. Их трое, подумал он, плюс Тхак. У них автоматическое оружие. Даже если мне повезет, я смогу прикончить только двоих. Этого мало. Я могу выстрелить в лампочку. Могу обстрелять вертолет. Что же стряслось с Бернсом?

Фрай наблюдал за Беннетом, неловко балансировавшим на кулаках.

— Позволь Ли остаться. Я полечу с тобой, я подпишу все, что ты хочешь. Зачем она тебе, разве недостаточно одного меня? Все, что я тебе причинил, было сделано по ошибке. Шла война, Лам. Не повторяй моих ошибок. Забирай меня. Ты мстишь мне за мое предательство. Ты лишился лица, я — ног. Хочешь, повесь меня в Ханое. Я не собираюсь просить тебя о милости. Только отпусти ее.