— Не по мне подобные игры, — поежился Ратмир. — Я верю вам, Пит, но, право, не по мне…

— Нет, так нет, но это по меньшей мере глупо. Вы создаете нам множество лишних хлопот. Франция — не США. В Париже ваши чекисты всегда чувствовали себя много вольготнее. Вам ли не знать? Целесообразно подстраховаться, если вы по-прежнему хотите поехать.

— Значит вы все-таки установили, кто скрывается под вывеской «World Trade»?

— Я бы сказал, если бы установил, не дожидаясь вопросов. Кое-какой материал, тем не менее, удалось подсобрать. Не на все сто процентов, но со значительной долей вероятности, можно предположить, что нас будут шантажировать.

— Да что с меня взять?! — вскричал Борцов. — Миллион, который я не заработал? Милости просим, пожалуйста.

— Не вы им нужны, Тим, а я, вернее — «Эпсилон». С вас, и верно, что взять? Миллион для них — мелочь. Не знаю, до какого момента они будут, так сказать, держать вас на длинном поводке: «Звоните, спрашивайте, сообщайте, где вас найти». Улавливаете? Затем потребуют информацию: «Скажите то-то и то-то, узнайте о том-то, а мы предоставим сведения о Беренике Ефремовне». Поняли?

— Похоже, что так, — упавшим голосом откликнулся Ратмир. — И что же нам делать?

— Придется пойти на соглашение.

— Вы с ума сошли! Чтобы я…

— Ах-ах-ах!.. Не надо театральных эффектов. Давайте спокойно проанализируем ситуацию. Либо они действительно что-то знают о судьбе Береники, либо блефуют. Нам надлежит придерживаться первого. Как же иначе? Хочешь не хочешь, но приходится считаться и с версией преднамеренного похищения. Разве не так?

— Мерзавцы!

— Право, нам не до моральных оценок. Конечно, мерзавцы… В обоих случаях — подлецы. Блеф это или же нет, прояснится, надеюсь скоро, ибо существуют надежные методы. Поэтому сосредоточимся, повторяю, на первом варианте. Я не очень верю в него, но допускаю. Тем более, что для нас он самый благоприятный.

— Почему? — В минуты глубокого волнения сообразительность изменяла Ратмиру. Только преодолев приступ отчаяния, он мог кое-как собраться с мыслями. — Не понимаю…

— Не понимаете? Не понимаете, чудак-человек, что только это и дает нам надежду?.. Уже сам факт похищения, если он имеет место, позволяет надеяться, что она жива и здорова… Дошло?

— Да, продолжайте, пожалуйста, — Борцов залпом перелил остывший чай в пересохшее горло и, закашлявшись, обрызгал белоснежную скатерть. — Извините.

— Не обращайте внимания, — голос Джонсона сочувственно дрогнул. — И постарайтесь сосредоточиться. То, что случилось, уже случилось. Мы ничего не знаем. Просто пытаемся просчитать возможные комбинации. Звучит, понимаю, дико, но другого выхода нет. Нужно подготовиться к любому развороту.

— Верно, — прокашлявшись, Борцов плеснул в чашку кипятку из термоса. — Я спокоен.

— Вижу, как вы спокойны… Как только они раскроются, мы тут же предложим тест на блеф. Вы согласитесь на сотрудничество, но потребуете взамен неопровержимых доказательств. Каких? Хотя бы ее фотографии с газетой в руках, помеченной свежим числом. Лучше, конечно, видеозапись, потому что фотографию легко подделать… Вы следите за моей мыслью?

— Очень внимательно, — кивнул Ратмир. Безупречный профессионализм Джонсона оказал успокоительное воздействие.

— Das paßt ausgezeichnet, — по-немецки одобрил Джонсон и, понимая состояние Борцова, повторил: — Это превосходно подходит… Короче говоря, мы хоть что-то узнаем и определим дальнейшую линию поведения.

— Но какую информацию я могу им дать? Что я вообще знаю?

— Знаете. Уже знаете, — поправился Джонсон. — И будете знать еще больше, не оставите, согласно контракту, свое знание при себе.

— Дезинформация?

— Наконец-то я слышу речь не мальчика, но мужа. Я дам вам все необходимые сведения и, смею уверить, они будут вполне правдоподобны. Они пойдут на сделку, если, конечно, мы имеем дело не с озверевшими кретинами, которых почему-то становится все больше и больше.

— Я целиком и полностью полагаюсь на вариант номер один и молю небо, чтобы он оказался благоприятным.

— Ни небо, ни ад, куда вы так стремитесь, нам не помогут. Полагаться следует лишь на собственные извилины и силу, а она у нас есть, смею заверить, и немалая. Мы их переиграем, Тим. За нами не только финансовая империя «Эпсилона», но и правительство Соединенных Штатов, а также Российской Федерации. В случае надобности, мы подключим официальную Москву. Будьте уверены.

— Я стольким обязан вам, Пит. Не знаю, чем смогу расплатиться.

— За деньги? Работой. За дружбу — дружбой. О доверии и говорить не приходится. Я ведь предупреждал вас с самого начала, что мы ввязываемся в опасное предприятие. Так что содействие маршальской службы нам вовсе не помешает. Тем более, что об этом будут знать только вы и я. За государственных чиновников не беспокойтесь. Покамест ни один маршал не был уличен в предательстве.

— А как же Долорес?

— Вас это волнует? — Джонсон выдержал паузу. — А никак. Ваши новые документы — в Америке обычно достаточно кредитной карточки или водительских прав — пустим в ход в самом крайнем случае, а за границу вы поедете с американским паспортом.

— Ив Мексику? Не успеем.

— Для Мексики и Канады это не обязательно. Достаточно «Зеленой карты», которую обещали доставить с электронной почтой сегодня вечером. Надеюсь, все ваши сомнения отпали?.. Что же касается сеньоры Монтекусома Альба, то вы сами расскажете ей, когда придет время. Уж она-то, надеюсь, не выдаст?

— Вам виднее.

— Ишь, какой осторожный!

— Кстати, мы еще не получили ее согласия на поездку.

— Верно, не получили, — протянул Джонсон. — Но вы-то полетите со мной, если она вдруг захочет пока остаться в Уорчестере?

— Безусловно.

— Das paßt ausgezeichnet, — повторил Джонсон по-немецки и кивнул благодарно: — Danke sehr.

— Bitte sehr. Всегда пожалуйста.

— Не дурно грассируете.

— Это все, что я вынес за десять лет школы.

— Надеюсь, вы ошибаетесь. Бьюсь об заклад, что после Гавайских островов многое вспомнится. И вообще вы заговорите на нескольких языках. Немецкий, испанский и французский я гарантирую.

Авентира двадцать седьмая

Мегиддо, Израиль

В агентстве «Алиталия», на Пьяцца деи Трибуна ли, монах забрал присланный из Бостона билет и на следующий день вылетел в Тель-Авив. Никогда в жизни он не сидел в салоне первого класса, но так и не воспользовался преимуществами своего положения, сетуя на бессмысленную трату, пусть чужих, но все-таки денег. Разница могла покрыть сотню обедов для бедных.

Его соседом оказался собрат, если не по вере, то по призванию, из Бангкока. Бритоголовый, в шафрановой тоге, с ротанговым веером, как скипетр, зажатом в руке, он с ногами устроился на диване и, погруженный в себя, почти весь полет просидел в этом положении. Только когда подали заказанный для него вегетарианский завтрак, съел рисовую лепешку и выпил чашечку чая. Воспользовавшись перерывами в медитации, Висенте осмелился заговорить с братом-буддистом.

Тайский махатхеро[70] оказался настоятелем столичного монастыря — Ват Прокео, что по меньшей мере соответствовало сану епископа. Он подарил испанцу открытку, на которой знаменитый храм, сплошь облицованный осколками фарфоровых тарелочек, сиял в лучах восходящего солнца. Аббат из далекого королевства охотно отвечал на вопросы, и доброжелательная улыбка не сходила с его смуглого лица. Висенте успел узнать множество любопытных подробностей. Оказалось, что четки выдумали буддисты, от которых они и перешли сперва к мусульманам, а уж потом и к испанским монахам, жившим бок о бок с маврами. Свисавшее до пояса непритязательное ожерелье из ста восьми деревянных шариков имело для буддиста глубокое символическое значение, но так и осталось неизвестным — какое. Методичный даже в мелочах, теолог едва успевал записывать. Он был поражен, узнав, что буддийский монах, будь то послушник или иерарх, не должен прикасаться к деньгам: всеми платежными делами занимаются специально приставленные миряне. В свою очередь, махатхеро поинтересовался бытом испанских монастырей, вскользь заметив, что не одобряет корриды.