Отныне это тайна нашего дома. Мы только хранители. Остальное — в руках Божьих. «Клянись и лжесвидетельствуй, но не раскрывай тайны».

^{Граф де Ту, маршал Франции».}

Письмо Денизы Локар товарищу Люсину В. К.

«Дорогой друг!

Позвольте мне называть Вас так, иначе будет совершенно непонятно, почему графиня и наследственная видамесса делает своим наследником Вас. Но это, конечно, шутка. Надеюсь, Вы простите мне это помпезное шутовство с «дарственной грамотой», но, как говорится, положение обязывает. Вы поймете это, когда ознакомитесь с остальными бумагами. Право, все это вещи очень серьезные и заслуживают соответственного отношения, тем более что подвязка Генриха Наварского действительно является исторической ценностью. Впрочем, кажется, не только исторической, потому что она была застрахована на сто тысяч новых франков. Страховой полис я не выслала, поскольку Вам он, очевидно, совершенно нё нужен. Итак, Вы становитесь отныне наследником древних, запутанных тайн, хранившихся столетиями в известнейших феодальных семействах. Очевидно, недаром их предписывалось так строго хранить, потому что во все века вокруг них вертелось столько проходимцев и негодяев. Но с Вас я не беру никаких клятв. Можете, если угодно, лжесвидетельствовать и даже раскрыть тайну первому встречному. Все это является Вашим личным делом, действуйте, товарищ Люсин, по своему усмотрению. И все же одно обещание Вы должны будете мне дать! Надеюсь, Вы догадываетесь, в чем оно заключается? Да, товарищ Люсин, это именно то, о чем Вы сейчас подумали. Вы обязаны поймать эту мерзкую и подлую гадину — Андре Савиньи! Во имя всего хорошего, что только есть или было на свете, Вы обязаны поймать и раздавить ее!

Поймать и раздавить! Иначе не будет мне покоя ни в этом, ни в ином мире. Иначе я навсегда останусь предательницей и клятвопреступницей, самовольно доверившей древние тайны недостойному человеку. Докажите же, товарищ Люсин, что это не так, и я вручила наследство в надежные руки. Найдите его! Я не знаю, что он успел наделать в СССР и как на это посмотрят Ваши юристы, но помните: счастливейшим днем в моей жизни будет тот, когда я получу от Вас весть о смерти предателя.

Вы получили нелегкое наследство, товарищ Люсин, очень нелегкое. Теперь я хочу поделиться с Вами некоторыми соображениями, которые возникли у меня при чтении исторических документов (я тоже послала их Вам). Не знаю, насколько ценны они будут для Вас, но, мне кажется, они проливают хоть какой-то свет на то, почему всем этим так интересовался Савиньи. Итак, завязку всей этой истории следует искать, по-видимому, в XII–XIII веках в Лангедоке, на юге Франции. Лангедокское графство простиралось тогда от Аквитании до Прованса и от Пиренеев до Керси. Его сюзерены, династия Раймундов, были настолько могущественны и богаты, что их часто называли «королями юга», подобно тому как Плантагенетов именовали «королями севера». Но если на севере все еще исповедовали католичество, то во владениях графов Раймундов все шире распространялась опасная ересь, таинственными путями проникшая во Францию из далекой Азии.

Альби, Тулуза, Фу а, Каркассонн — повсюду множится число тех, кого назвали потом катарами («чистыми» по-гречески), или альбигойцами, поскольку впервые они заявили о себе именно в Альби. «Нет одного Бога, есть два, которые оспаривают господство над миром. Это Бог Добра и Бог Зла. Бессмертный дух человеческий устремлен к Богу Добра, но бренная его оболочка тянется к Темному Богу» — так учили катары. В остроконечных колпаках халдейских звездочетов, в черных, подпоясанных веревкой одеждах пошли они по пыльным дорогам Лангедока, проповедуя повсюду свое вероучение. Это были так называемые Совершенные — подвижники веры, принявшие на себя тяжкие обеты аскетизма. Остальные же лангедокцы жили обычной жизнью, веселой и шумной, грешили, как все люди, что не мешало им благоговейно соблюдать те немногие заповеди, которым научили их Совершенные. Одна из этих заповедей — основная: «Не проливай крови». Это опасная ересь!

Опасная во все времена. Она, быть может, еще более страшна для сильных мира сего, чем сама доктрина катаров. Впрочем, они неотделимы друг от друга. Судите сами. Вот небольшой отрывок из подлинных альбигойских источников, которые разыскал мой муж еще в бытность студентом: «Мир существует вечно, он не имеет ни начала, ни конца… Земля не могла быть сотворена Богом, ибо это значило бы, что Бог сотворил порочное… Христос никогда не рождался, не жил и не умирал на Земле, так как евангельский рассказ о Христе является выдумкой католических попов… Крещение бесполезно, ибо оно проводится над младенцами, не имеющими разума, и никак не предохраняет человека от грядущих грехов… Крест не символ веры, а орудие пытки, в Риме на нем распинали людей…»

Конечно, этого было вполне достаточно, чтобы поднять христианский мир на крестовый поход против страшной заразы, идущей с юга. Благо интересы церкви здесь целиком сходились с тайными устремлениями французских королей. Ведь и Филипп II Август и Людовик VIII давно уже точили зубы на богатое Тулузское графство, которое было бы так славно присоединить к королевскому домену. А тут еще говорят, что Раймунд VI граф Тулузский — еретик, не признает католических таинств, отрицает Святую Троицу, ад и чистилище, а земную жизнь именует творением сатаны. Чего же, кажется, лучше? Не пора ли созывать баронов? Трубить в поход?

Но Рим почему-то медлил с началом похода. Почему? Не знаю, я не слишком сильна в истории. Очевидно, на то были свои причины. Одна из них, скорее всего, заключалась в том, что катары очень скрытно проповедовали свое вероучение. Шпионы великого понтифика не могли даже ответить на самые простые вопросы владыки. Каковы обряды альбигойцев? Где они совершают свои богослужения и совершают ли они их вообще? Нет, ничего достоверного узнать о катарах не удалось. Может быть, виной тому был великий и очень человечный принцип: «Jura perjura, secretum prodere noli!» — «Клянись и лжесвидетельствуй, но не раскрывай тайны!»?

Но чем менее известно было о новой ереси, тем страшнее она казалась.

«Катары — гнусные еретики! — проповедовали католические епископы. — Надо огнем выжечь их, да так, чтобы семени не осталось…»

Папа Иннокентий II послал в Лангедок своего доверенного соглядатая — испанского монаха Доминика, причисленного впоследствии к лику святых. Доминик попытался противопоставить аскетизму Совершенных еще более суровый аскетизм с самобичеванием и умерщвлением плоти, но это вызывало только смех. Тогда он попытался победить еретических проповедников силой своего красноречия и мрачной глубиной веры, но люди больше не верили в спасительную силу пролитой на Голгофе святой крови.

Фра Доминик покинул Тулузу, глубоко убежденный, что страшную ересь можно сломить только военной силой. Вторжение стало решенным делом. Личной буллой великий понтифик подчинил недавно учрежденную святую инквизицию попечению ордена доминиканцев — псов господних.

Римский первосвященник объявляет наконец крестовый поход, а христианнейший король Филипп II Август, развернув орифламму, двинул к границам Лангедока закованных в сталь баронов и армию в 50 000 копий.

Умирает Иннокентий, и конклав кардиналов избирает нового папу; три короля сменяются на французском престоле, а в Лангедоке все еще полыхает пламя восстаний. Покоренные и униженные жители Тулузы, Фуа, Альби и Каркассонна вновь и вновь берутся за оружие во имя бессмертных заповедей Совершенных. Только через шестьдесят лет негодяю из негодяев, по имени Симон де Монфор, по прозвищу Арденнский вепрь, удается как будто бы утихомирить опустевшую, дымящуюся страну.

Только в Безье головорезы, согнав жителей в церковь св. Назария, перебили 7000 человек, не щадя ни детей, ни женщин. «Святой отец, как отличить катаров от добрых католиков?» — спросил однажды какой-то солдат папского легата Арнольди да Сито, сопровождавшего карательную экспедицию де Монфора. «Убивайте всех: Бог узнает своих!» — ответил легат, и слова его вошли в историю…