— Да не очень, — мистер Кэмпион с удивлением отметил, что и подобное тоже находится в поле зрения полиции.

Люк вздохнул и повернулся к столу, где накопилось уже изрядное количество бумаг.

— Иначе они свалятся под ноги своим почитателям, дружище, — добродушно объяснил он. — Да вы сами поглядите на них. С точки зрения обыкновенного человека они совершенно беззащитны. По идее, они должны были давно умереть под забором с голоду, обманутые первым же встречным мошенником. А что же они? А вот что они, черти! Идут себе вперед, как пьяный по карнизу, точнехонько следуя инструкциям, которых другим не слышно. На пути у них всяческая мерзость, а они выходят из нее чистенькие, аж блестят! Всю грязь они прекрасно видят, но никого из них она не пугает. Раздают, все, что имеют, и не знают нужды. И в наших с вами силах — только узнать их при встрече и отметить для себя. Старика я раскусил, едва он раскрыл рот. Он добудет нам всю правду об этой куртке, чего бы это ему ни стоило. Должен добыть.

Глаза Кэмпиона потемнели за роговыми очками.

— Но кто, — вопросил он, — кто из домашних мог потихоньку передать куртку Шмотке Моррисону?

Люк перебирал бумаги на столе и говорил, не подымая глаз:

— Кто еще, кроме девушки? Либо она, либо этот ее новый друг, который, похоже, пропал.

— Вы ошибаетесь!

— Надеюсь, — он поднял глаза и улыбнулся. — Не исключено, еще что-нибудь, сверхъестественное.

— Не исключено, что в этой колоде есть еще одна карта, — ответил мистер Кэмпион.

Глава 4

Джокер

Миссис Голли впорхнула в кабинет Люка, словно на сцену, или словно боясь опоздать к началу какой-нибудь захватывающей драмы. Театральность так и сквозила в каждом движении ее роскошного тела, в колыхающихся складках ее пальто из верблюжей шерсти, плотно облегающего плечи, в величавом повороте умопомрачительной шеи. Шляпки на голове миссис Голли не было, и тщательно прокрашенные черные волосы лежали застывшими, свежеуложенными волнами, томные глаза сияли откровенностью, а губы, даже сквозь слой яркой помады, выдавали простодушие.

— Мне пришлось самой к вам отправиться, мистер Люк, — начала она без обиняков. — Значит, я его видела сама, то есть, вы же это хотели знать, правда? — У нее был грудной, воркующий голос и та разновидность лондонского говора, которая напоминает Темзу ниже Лондонского моста — не то чтобы совсем засоренная, но пожалуй, малость мутноватая. — Биллу Слени я сказала, что должна сама сюда прийти. «Лучше мне самой туда отправиться», — так я ему и говорю. Мы с Бертом, значит, хотим помочь следствию как сможем, разумеется. «Не очень-то хорошо с нашей стороны, — говорю, — ведь чуть ли не на самом нашем пороге, да еще в таком тумане». Ну, в общем, прямо мурашки по спине, правда же? То есть, просто ужас! И кто угодно на нашем месте бы испугался. Я теперь спать не смогу. Ни за какие деньги. Я и той ночью глаз не сомкнула, а знала бы, что случится, я бы и эту, значит, не спала бы. И тогда…

— …выглядели бы совсем не так потрясающе, как сейчас, — ирония Люка имела целью прервать извергающийся поток, и дама в самом деле осеклась.

— Простите?

— Вот именно. Вы ведь явились сюда не за комплиментами, а? Вы пришли отвечать на вопросы. Остальное опустим, если не возражаете. Присядьте, пожалуйста.

Ухмыльнувшись, он усадил ее в кресло у стола и подмигнул Кэмпиону.

— Итак, — начал он и, не садясь, изогнулся над журналом записей, отчего сделался похож на огромного парящего слепня. — Фамилия, возраст, род занятий: супруга торговца спиртным. Слени, все это должно быть запечатлено у нашего брата в сердце золотыми буквами, — он взглянул через голову дамы на плотного, простоватого на вид мужчину и вновь обратился к посетительнице. — О'кей. Итак, моя радость, вы видели покойного. Когда же?

— Ну, значит, я ведь так и говорю. Будете вы меня слушать наконец? Можно мне хоть слово вставить или нет? Значит, все как есть начистоту. Мы как раз только-только открылись, — речь ее лилась вкрадчиво и ровно, не обещая скорого окончания. — Я доставала ключи от винного склада и оглядываюсь, а они тут как тут.

— Как вы его узнали?

— Ну, глаза-то у меня есть, правильно?

Театральность мигом слетела, миссис Голли перешла в оборону, одновременно собираясь с мыслями.

— А-а, так вот вы о чем. Ну, понимаете, все было так. Билл, я хотела сказать, мистер Слени, значит, рассказал мне, какой он из себя. Входит он, значит, к нам и спрашивает, не видала ли я кого-нибудь такого похожего у нас тут в баре, а я видала, ну, само собой, так и говорю. Я ведь чего хочу-то — вам же помочь, понимаете? Ну, не хотите так и не слушайте. Мы с Бертом ни в какие свидетели не пойдем. Такие дела только торговлю портят. Но я их обоих видела. Входят они…

— Обоих? — треугольники бровей Люка взметнулись вверх. Слени из-за плеча миссис Голли утвердительно кивнул, и словесный поток устремился дальше.

— Мне некогда было, понимаете, ну я их особо и не разглядывала. Мне показалось, что они только что с поезда. Освещение еще было никуда не годное. Я Берту так и сказала. Он в самом зале за стойкой был, ну я ему и крикнула, мол, надо ввернуть лампочки посильнее, а то я сама не вижу, что делаю. Они все это время разговаривали. Тот, второй, — не которого убили, а другой, — сделал заказ. Они взяли две рюмки джина.

— А кроме них, в баре никого не было?

— Ну я же вам сказала. Мы только-только открылись…

— А встретились они у вас или уже пришли вдвоем?

— Они вошли вместе. Я уже говорила. Ну вы хоть слушайте, мистер Люк. Они входят и тихонько промеж собой разговаривают, вроде как о деле договариваются. У меня-то ума хватило в сторонку отойти, как только я уразумела, что к чему. Слава Богу, я уже шестой год при деле, могу разобрать, когда я клиенту нужна, а когда нет. Ну вот, я обслужила их и сразу к Берту пошла насчет лампочек. А как вернулась так и вижу: тот, пониже ростом, значит, о котором Билл спрашивал, в такой хорошо пошитой курточке, в зеленой шляпе и таким, значит, тонким бледным лицом, — как рванет в дверь, руку у того, второго, вырывает.

— Вырывает руку?

— Ну да, понимаете — как будто стряхивает, — ее молочно-белое округлое запястье показалось из складок верблюжьей шерсти, звякнув золотыми браслетами. — Другой-то тоже за ним собрался, позвал меня, и кинул десять шиллингов на прилавок. И пошел следом. Я весь вечер прождала, что он за сдачей вернется, но он так и не пришел.

— А вы не слышали, о чем они говорили?

— Нет, мистер Люк. А если бы и слышала, то что с того? Ну я и не слушала. Да еще гвалт стоял. Берт включил радио, какая-то пьеса. И оркестр этот на улице грохал. И сама я про лампочки говорила…

— Иначе говоря, птичий базар, как обычно, — заметил Люк без особой теплоты. — А другой как выглядел?

Она с сожалением поцокала языком.

— Жалко, не посмотрела я, но поди знай, что приключится убийство? Он такой высокий, прилично одет, такой весь чистенький. Словом, джентльмен до мозга костей, представляете себе? Может, во флоте прежде служил. Когда заказ делал, улыбался. Но не лично мне, нет, он бы любой девчонке улыбнулся.

— Волосы — светлые, темные?

— Не скажу точно. Он в шляпе был. Глаза карие, и вид такой, солидный — несмотря на молодость. Респектабельный, я все слово никак не могла вспомнить. Респектабельный. Знаете, как я удивилась, когда увидела, что он бегом побежал! Вроде как простой!

— Вероятно, необычный тип для Крамб-стрит? — пробормотал Кэмпион.

— Вот, вы сразу ухватили самую суть! — она в ответ изумленно улыбнулась. — Именно что необычный. В таком, понимаете ли, добротном темном пальто, в черной шляпе, и воротничок белый выглядывал. Ну, совершенно не тутошний!

— То есть, он был в вечернем костюме, — Люк что-то черкнул в журнале. — Почему бы с этого не начать?

— Потому что раньше я про другое думала, — терпеливо и кротко объяснила она. — А как только этот вот джентльмен сказал про Крамб-стрит, я и поняла, почему мне тогда показалось, что тот господин только что с поезда. У него был темно-синий галстук с двумя полосочками, одна серебристая, а другая, далеко от нее, красно-коричневая, а между ними какой-то цветок, из него птичья головка выглядывает, малюсенькая!