Глава двадцать третья

После ухода Гориной с завода Сегала, к его удивлению, из редакции выдворить не спешили. Дубова о себе знать не давала. Гапченко своего отношения к Сегалу не изменил, только однажды сказал многозначительно:

-    Трудно нам будет без Зои Александровны... - Ефим понял: говоря «нам», редактор имел в виду только его. - Держись, брат!

Итак, не очень-то уверенный в завтрашнем дне, Сегал продолжал работать в редакции. Критических материалов он не писал, пока... Последний его очерк - «Солдаты тыла» - пришелся по душе всем. Гапченко по этому поводу не без гордости заметил:

-    Знаешь, и Марфа Степановна тебя похвалила.

-    Да ну-у?.. - насмешливо удивился Ефим. - Скажите,

Веселая плясовая За жизнь пожалуйста!.. А как же насчет партийного долга солдат тыла? - съехидничал он.

Редактор поджал тонкие губы, сощурил за стеклами очков глаза, хмыкнул, промолчал.

Ефим притворялся. Он сразу обнаружил «ход конем», сделанный Гапченко. В передовой статье, написанной для номера, посвященного Победе, говоря о лучших рабочих, инженерах, техниках, редактор подчеркнул, что передовики производства, партийные и беспартийные, на протяжении всех военных лет самоотверженно выполняли свой патриотический, а стало быть, и партийный долг. «Ловко, — подумал Ефим. - Надо полагать, руководящее партсамолюбие Дубовой удовлетворено».

В августе сорок пятого года Ефиму предоставили отпуск, первый после войны. Как и чем заполнить выдавшиеся вдруг свободные дни, он сразу и сообразить не мог. И когда завком предложил ему путевку в дом отдыха, в тот самый цех здоровья, где несколько месяцев назад праздновали юбилей стенгазеты, он не отказался. «Место отличное - кругом леса, наконец-то нагуляюсь вдоволь».

Где и кем работает отдыхающий, в путевке не проставлено. По приезде Ефим отрекомендовался сменным мастером - так спокойнее: ни администрация, ни отдыхающие не проявят к нему особого интереса. Поселили его в комнате вместе с пожилыми рабочими - кузнецом и токарем. В первый же вечер, перед ужином, каждый из них достал из чемодана по бутылке разливной водки, пригласили выпить и Ефима: давай, сосед, с приездом и для знакомства. Ты из какого цеха?.. Из литейки? Сменный мастер?.. Стало быть, начальство, учтем... В следующий раз нас угостите, не откажемся...

Вечер выдался пасмурный, не переставая лил дождь. В такую погоду, как говорится, ни в лес, ни в поле. Уже знакомый Ефиму веселый массовик пригласил всех желающих в зал на танцы. Соседи Ефима после водочного знакомства отправились спать. Ефим со скуки пошел было в зал. Он сначала осмотрелся, нет ли знакомых: инкогнито -так инкогнито. Прошелся мимо танцующих, постоял - скука! И... ушел на боковую.

В последующие дни погода наладилась: в меру тепло, сухо, воздух - фимиам, наслаждайся, отдыхай, отрешись от всего... Но, Бог мой, какое же скверное здесь питание! Значительно хуже, чем он предполагал. Со стола не сходила квашеная капуста - обстоятельство, озадачившее Ефима: теперь август, обилие свежей зелени и овощей. Откуда взялась квашеная капуста?! Не иначе как прошлогодняя, догадался он. Видать, пищеблок здесь руководствовался пословицей: «Человек не скотина, все съест...» Капустноквашеное нашествие донимало отдыхающих: за завтраком капуста сдабривалась прозрачным ломтиком чайной колбасы, в обед - ложкой мясных волоконец. Если прибавить компот из сухофруктов и винегрет на ужин, то сим и исчерпывалось дневное меню.

Ни умником особым, ни прозорливцем быть не требовалось, чтобы увидеть и оценить размах здешних воров. Ефим это сразу понял, но бучу поднимать не захотел. «Ну их к лешему, - подумал он, - весь отдых пойдет прахом».

Но однажды соседи по комнате спросили его, какого он мнения о здешних харчах.

-    А вы как считаете? - уклонился он от прямого ответа.

-    Ни к черту не годится, - ругнулся кузнец, - к концу срока, глядишь, штаны с зада сваляться...

-    Что поделаешь? - притворно посетовал Ефим. - Война только кончилась, продуктов мало, где их взять?

Кузнец посмотрел на него с возмущением:

-    Чудак вы, право слово, чудак! Или прикидываетесь? Продуктов мало!.. Заметили отдельный вход сбоку нашей столовой?

-    Не обратил внимания, - схитрил Ефим. Он и дверь видел, и кто входил и выходил, приметил.

-    Слепой вы, что ли?.. Я тут кой что разведал, - продолжал кузнец, - питают в той боковушке, отдельно от нас, отдыхающих-начальников. И такой вкусный дух оттуда прет, аж стенку прошибает, за полверсты дразнит... Персонал тоже, глянь какой раскормленный. А для нас остается прошлогодняя капуста, бурда на постном масле, тьфу! Прости, Господи!.. Не запомнил я фамилию корреспондента из нашей газеты, он на фабрике-кухне жуликов малость распугал... Его бы сюда! И здесь такую продувку не мешало бы сделать!

«Да, — с досадой подумал Ефим, — видать, конец моему спокойному отдыху, хочешь, не хочешь, — придется разматывать очередной грязный клубок».

-    Вы твердо уверены, - спросил он кузнеца не без определенного умысла, что дело обстоит именно так, как вы только что рассказали?

-    Вот те крест, правда, отсохни у меня язык, коли вру!

-    А вы тоже так думаете?

-    Точно так, безобразие, другого слова не скажешь, - согласился токарь.

-    Другого и говорить не к чему, - с деланным простодушием сказал Ефим, - люди вы грамотные, изложите свои наблюдения на бумаге, пошлите жалобу куда следует.

Токарь и кузнец переглянулись, оба выразительно посмотрели на Ефима: мол, соображаешь, что советуешь, парень?!

-    Как же это так, Ефим, взять да и написать жалобу, - возразил без прежней запальчивости кузнец, - не простая штука!

-    Куда как не простая, - подтвердил токарь, - надо хорошенько покумекать.

-    Чего кумекать? - наседал Ефим. - Ведь вы только что возмущались, клялись и крестились, что говорите чистую правду.

-    Точно, - в один голос подтвердили оба.

-    Так напишите, отправьте эту правду по назначению, приедет комиссия, наведут порядок... Понятно?

-    Оно понятно, - замялся кузнец, - а жалобу писать не буду. На словах - другой коленкор. А ты, - обратился он к токарю, - как хочешь, дело хозяйское.

-    Какой из меня писака! Ну их! - махнул рукой токарь. - Хлопот не оберешься! Пошли в сельмаг, сказывают, там водку или наливку дают. Выпьем, закусим, чем Бог послал. Этак-то лучше будет. Тут все равно без поллитры не разберешься.

Ефима взорвало.

-    Нет уж, погодите, не уходите, - решительно остановил он их, - коль сказали «а», скажите и «б». Объясните, почему вы отказываетесь разоблачать жуликов? Вы - старые, уважаемые рабочие, обнаружили в доме отдыха безобразие, как вы только что сказали, правильно? Правильно я вас понял?

-    Ну, правильно, - не сразу, нехотя ответил токарь, - а что из того?.. Почто ты, скажи на милость, привязался к нам, смола? - заворчал он. - Ну, поговорили, пошумели - и шабаш! Пошли, а то все разберут.

Ефим оторопел. «Поговорили, пошумели - и шабаш!» - повторил он про себя.

-    Стало быть, вы боитесь? - настаивал он. - И признайтесь: боитесь?

-    Не боимся, опасаемся.

-    Кого? Чего?

-    Сам знаешь, Ефим, «кого, чего», не маленький.

-    Ладно, - примирительно сказал Ефим, - не хотите писать жалобу - не надо, тогда потолкуйте с отдыхающими, пусть все разом оставят завтрак или обед на столе нетронутым. Возможно, это возымеет действие, станут кормить лучше.

Кузнец и токарь, как по команде, отрицательно покачали головами.

-    Гляди-ка, какой умник нашелся, - начал злиться кузнец, - хочешь нас в тюрьму закатать? Присобачат политическую статью, как пить дать, дескать, не подбивайте народ на забастовку, возьмут как миленьких за шкирку и глядеть нам небо через решетку. А то еще угонят на каторжную работу под Архангельск лес валить, замучают, заморят голодухой. Нет уж, милок, лучше баланду хлебать будем на вольной волюшке!.. Пошли, па-ашли! - потянул он товарища за рукав.