Изменить стиль страницы

Он замолчал и должен был сказать что-нибудь такое, что заставило бы его озабоченно посмотреть на меня.

— Вы пытались остановить их? — не придумал ничего лучшего мой оцепеневший разум.

— Мы не успели бы переправиться через реку. Мы стреляли в них, но расстояние было слишком велико, и только одна стрела попала в цель.

— А потом?

— Они ускакали, весело крича и смеясь.

Китти и Алан слышали наш разговор — глаза Китти сузились и потемнели, а у Алана — расширились и засверкали. Увидев, что я надеваю непромокаемый плащ, Алан застегнул свой, а Китти надела длинную доху из оленьей шкуры. Они присоединились к Рольфу, Оффе и еще нескольким ребятам покрепче; Куола, который однажды выпустил Китти из виду в этой чужой стране, ходил за ней по пятам.

Я довольно долго молчал, прежде чем задать ей вопрос:

— Ночь темна. У тебя есть маленький поплавок? — Но я не помнил Китти без него.

Она засмеялась своим птичьим смехом.

— Куола, у тебя с собой черный камень? — спросил я его на моем, как казалось, родном языке.

Куола приподнял плечи, намекая на свою заплечную суму, и показал мне свои большие зубы в довольной улыбке.

Мы вышли на деревенское поле, где паслись под надзором лошади. Один из сторожей принес нам седла, и Рольф повел нас в ночную тьму, и его факел трещал и шипел под теплыми каплями дождя. Неуверенный в том, что выбрал лучший путь к темно-красному зареву впереди, он вскоре предоставил Оффе вести нас. Мы повернули на заросшую травой тропу и вскоре удалились от дороги.

Когда мы добрались до пылающего монастыря, бойницы в его стенах походили на красные глаза чудовища, а оранжевое пламя, поглотив крышу, устремилось вверх, исчезая в клубах черного дыма. Тени, принимая странные зловещие образы, плясали вокруг стен, как нападающие волки, то наскакивая, то отпрыгивая. И никто не видел, что это были души, сошедшие с небес, которые, думалось мне, прервали свое вечное пение, чтобы посмеяться надо мной, но единственным звуком на земле сейчас был грубый громкий треск огня, такой странный в этой тихой, безветренной ночи и мокром шелесте дождя.

Мы направились туда, где спустились к реке монахини, и нашли там две лодки, очевидно, никому не понадобившиеся. Одна была просто рассохшейся скорлупкой, другая же — добротной посудиной с четырьмя парами весел, должно быть, крестьяне ею пользовались, чтобы перевозить через реку всякие тяжелые вещи.

Мы переплыли на другую сторону и подошли к собрату по дождливой ночи, который лежал на песке с глубоко засевшей стрелой в плече.

— Ты можешь говорить? — спросил я.

— Да.

— Говори правду, и мы возьмем тебя с собой в наш лагерь, и, быть может, ты останешься жив. Но солги, и при первом же слове лжи я разлучу твою душу с телом.

— Я скажу правду, господин.

— Кто ты и что тебя сюда привело?

— Я Хью, телохранитель Аэлы, короля Нортумбрии. Аэла уже давно страстно желал получить Уэльскую принцессу, скрывавшуюся в монастыре святой Женевьевы, и, будучи человеком умным, он, наконец, нашел способ получить ее.

— Почему же он не взял ее два с лишним года назад?

— Да как он мог, если мать-аббатисса не выдавала.

— Ему нужно было только выбить ворота…

Ослабевший от боли и потери крови, он сумел, тем не менее, так посмотреть на меня, словно я был дураком.

— Ворота не запираются, Оге, — напомнил мне Рольф.

— Хью, Аэла боялся этой старой женщины?

Ослабевший, будто меня выпотрошили, я задал страшный вопрос уверенным голосом.

— Что толку говорить правду язычнику? — возопил он. — Вытаскивай меч и руби.

— Нет, продолжай, и о тебе позаботятся, накормят и дадут выпить. Какой хитростью получил ее Аэла? — Но я уже хорошо знал, какой.

— Шли даны, сжигая на своем пути все аббатства, и они могли захватить принцессу. Аэла был уверен, что вы не пощадите и этот монастырь, так как и он лежал на вашем пути. И он поскакал на юг со своей дружиной — это было три дня назад, — и стал ждать в лесу. Когда огонь выгнал монахинь со священной земли, он захватил их подопечную принцессу.

— Что ж, это и впрямь довольно просто, — сказал я Алану, — для этого не нужно особого ума. Достаточно знать, куда мы идем и нашу любовь к поджигательству.

— Это большее зло, чем то, что чинят даны, — ответил бард.

— Больше я ничего не знаю, — проговорил Хью. — Я сказал тебе правду, да ведь ты все равно убьешь меня.

— Нет, можешь жить и иногда смеяться, — разрешил я. — Есть здесь еще кто-нибудь, кто знал Моргану? Я хотел бы поговорить с таким человеком…

— Был еще один человек, но она не знала Морганы, и потом она в любом случае не сможет говорить с тобой.

— Мы посадим тебя в лодку…

— Сходи и взгляни на нее, раз уж ты здесь. Это займет всего минуту, и, может, она без слов ответит на твой вопрос. Ты найдешь ее в броске камня отсюда, где тропинка входит в лес. После того как она стала не нужна, Аэла приказал оставить ее здесь.

Рольф посмотрел на меня, и я кивнул. Он пошел впереди, держа факел над головой, и было нетрудно найти то, что мы искали. На земле лежала стройная, тоненькая девушка лет шестнадцати, в крестьянском платьице, довольно красивая и изящная, и с первого взгляда она напомнила мне Моргану. Ее брови и волосы были также черны. Копье пробило ее грудь совсем недавно, и тело еще не успело остыть. Но я подумал, что это не единственная ее рана и при свете факела отыскал еще две. Смерть раздвинула ее губы в неестественной улыбке и было видно, что во рту у нее не хватает переднего зуба. Подняв ее руки, я разглядел загноившийся обрубок пальца.

Когда мы переправлялись через реку, я вновь заговорил с раненым воином Аэлы.

— Должно быть, твой король очень спешил, раз не привязал тебя к седлу, а бросил здесь.

— А может, он думал, что я убит?

— Кажется, он мог бы оставить девушку в живых. Она стала бы верной подругой какого-нибудь воина и делила бы с ним ложе страсти.

— Наверное, он подумал, что она может задержать его, поскольку стала плохой наездницей. Такой великий король, как Аэла, не потерпит и самой пустяковой задержки. Кроме того, она раздражала его своим плачем. А, может быть, Аэла оставил ее здесь, чтобы ты веселее смеялся над его шуткой.

— Как ты думаешь, он и впрямь верил в то, что я могу вернуться?

— Верил, нет ли, однако он решил рискнуть дважды — и выиграл. — Глаза воина уставились в мои, и в свете факела они показались ярче, чем раньше.

— А он не боится, что наша армия будет его преследовать?

— Его вестовые и гонцы сообщили ему, что у тебя очень мало лошадей. Кроме того, они прекрасные всадники, а вдоль всего их пути стоят сменные лошади. Все лодки на этой стороне реки ждали его, и уплыли, как только он переправился. Позади них сожжены все мосты.

Вдруг он побледнел, и я схватил его за плечо и встряхнул.

— По какой дороге возвращается Аэла: по прямой от Линкольна до Хамбера, или по большой западной дороге с переправой через Трент у Сагло, а потом вброд? Скажи, и можешь передохнуть.

— Он пойдет по большой дороге.

— Алан, куда течет эта река?

— Я не знаю этой части страны, Оге. Но думаю, к Святому Ботольфу…

— Если ты дашь мне немного вина, я скажу тебе все, что ты хочешь знать, — предложил Хью.

Ни у кого из нас не было вина, но Китти достала из своей сумки фляжку и приложила к губам воина. Мы уже причалили, однако я велел своим людям не трогать его, и стал ждать, когда раненый продолжит рассказ. Вскоре при свете факела стало видно, что он розовеет.

— То, что сказал певец, правда, — поведал он. — Святой Ботольф в десяти лигах отсюда, на притоке Уоша.

Он говорил о большом квадрате, отрезанном Уошем, где оставались триста кораблей с половиной команды.

— Какой там прилив?

Хью посмотрел на водоросли:

— Сейчас он уходит.

— Тучи пришли с юга. Не будет ли ветра?

— Похоже на то, что ветер будет.

— Теперь все слушайте меня внимательно. Рольф, возьми Хью в лагерь, как я и обещал; он будет жить, если сможет, а если умрет, мы его честно похороним, как он пожелает. С тобой пойдет Отто, остальные — со мной. От Аэлы и его банды многого ждать не приходится, раз он бросает своих людей на дороге, но и засиживаться не стоит. И нельзя допустить, чтобы кто-нибудь узнал, что вас не ведет Оге Дан. Держите язык за зубами.