Хотя в упомянутой работе Бергера и Тринкэуса не рассматривался специально вопрос о том, как частота травм у неандертальцев соотносится с таковой у людей иных эпох, и даже не утверждалось, что они получали раны и увечья так же часто, как участники родео, — сопоставлялся лишь характер распределения повреждений по частям тела, — очень многими их данные были восприняты именно как доказательство беспрецедентно высокого травматизма среди членов неандертальских сообществ. По мнению некоторых авторов, сообщества эти состояли едва ли не из одних калек, а увечья заменяли их членам, обделённым, якобы, способностью к символизму и языку, знаки отличия и социального статуса[113].
На самом деле, однако, нет никаких оснований думать, что количество травм, приходившихся в среднем на одного неандертальца, было намного больше или вообще хоть сколько-нибудь больше, чем количество травм на человека в верхнем палеолите, неолите и даже в традиционных культурах исторического времени. Если взять любую часть скелета, скажем, ключицу или бедро, и подсчитать, какой процент среди всех имеющихся неандертальских костей данного вида составляют травмированные, а затем сравнить полученные цифры с аналогичными показателями для разных групп современных людей, ведших кочевой или полукочевой образ жизни (охотников-собирателей, скотоводов или хоть примитивных земледельцев), то окажется, что значимых статистических различий между первыми и вторыми нет. Такую работу проделала недавно американская исследовательница В. Эстебрук, изложившая её результаты в весьма объёмистой диссертации[114]. Она показала также, что по своему характеру повреждения на неандертальских костях не отличаются сколько-нибудь заметно от повреждений на костях людей из других проанализированных выборок, и что, следовательно, причины их тоже были в основном одни и те же. Главное место среди этих причин, видимо, занимали бытовой травматизм, падения и прочие несчастные случаи. Как минимум две из зафиксированных ран были, по всей видимости, нанесены оружием (Шанидар 3, Сен-Сезер). Что же касается ран, полученных на охоте от животных, то они точной идентификации пока не поддаются (из чего, конечно, не следует, что их не было). В целом, по заключению Эстебрук, тезис, что травматизм играл в жизни неандертальцев более существенную роль, чем в жизни других человеческих групп, не подтверждается имеющимися данными[115].
Думаю, общий вывод из всего, сказанного в этом разделе, понятен. Да, неандертальцам, по нашим меркам, жилось несладко, а временами приходилось и совсем туго, но те тяготы, лишения и опасности, которые выпадали на их долю, не были чем-то совершенно исключительным, не имеющим аналогий в последующей истории человечества. Более того, на протяжении десятков тысяч лет они вполне успешно — не менее успешно, чем верхнепалеолитические или неолитические гомо сапиенс — справлялись со всеми задачами, которые ставила перед ними жизнь, и любые тяготы оказывались им по плечу. А всё потому, что они были людьми, и у них, как и у нас, была такая вещь, как культура. Вот о ней-то теперь и поговорим.
Литература
Природные условия позднего плейстоцена: Борзенкова 1992: 119–133; Макдугалл 2001: 291–331; Серебряный 1980; Эндрюс 1982; Hofreiterand Stewart 2009; Macdougall 2004; Maslin 2009; Rahmstorf 2002; Tzedakis et al. 2007; Van Andel and Tzedakis 1996.
Адаптивный смысл скелетных особенностей неандертальцев: Churchill 1998, 2006; Holliday 1997; Holton and Franciscus 2008; Hublin 1998; Pearson et al. 2006; Schwartz et al. 1999; Steegmann et al. 2002; Stewart 2005; Trinkaus 1981, 1987; Weaver 2003, 2009.
Изоляция и дрейф генов как факторы формообразования у неандертальцев: Howell 1952; Weawer et al. 2007.
Смертность, болезни и травматизм: Бужилова 2005: 14–23, 43–62; Berger and Trinkaus 1995; Estabrook 2009; Guatelli-Steinberg et al. 2004; Hunchinson et al. 1997; Trinkaus 1978, 1995.
Глава 5
Не камнем единым
И вот, наконец, мы добрались до неандертальской культуры. Иногда приходится читать, что культура — это такая тонкая и возвышенная вещь, которая появляется лишь у гомо сапиенс, да и то не у всех, а только у самых продвинутых, а уж неандертальцам-то до неё, мол, было ой как далеко. Пишут такое обычно либо люди, имеющие очень отдалённое представление об археологии палеолита, либо же идеологически озабоченные авторы, стремящиеся невзирая на факты доказать отсутствие эволюционной преемственности между нашим видом и всеми прочими живыми существами и лишить тем самым человека (или хотя бы только человеческий разум) его природных, естественных корней. В последнем случае понятие «культура» часто намеренно стараются определить таким образом, чтобы вывести за его рамки все виды поведения и деятельности, которые могут быть обнаружены не только у гомо сапиенс, но и у других животных, включая ископаемых гоминид. Но нас-то с Вами, читатель, идеология не интересует, нас интересует, как было на самом деле. И мы понимаем, что культура — это не только поэзия, музыка, живопись, религиозные церемонии и философские трактаты; это ещё и технологии, и накопленные знания об окружающем мире и о том, как в нём выжить, и способы передачи таких знаний, даже если они состоят в простой демонстрации «делай как я».
Культура и появилась раньше человека, и существует не только у человека[116]. Что же до неандертальцев, то они бы без этой самой культуры, без орудий, огня, языка и прочих средств искусственного приспособления к природному и социальному окружению и дня прожить не смогли. Тем более что жить-то им приходилось не в тропиках, а совсем наоборот. Нет, уж что-что, а культура у них была. Философских трактатов не было, тут не спорю, поэзии, возможно, тоже (хотя это уже вопрос), но были традиции, передававшиеся из поколения в поколение, были неписаные правила поведения, были всякие обычаи — например, обычай хоронить умерших (которому посвящен раздел в одной из следующих глав). И точно были уже очень сложные, внушающие почтение даже современным умельцам, технологии обработки камня, дерева и некоторых других видов сырья. С них, с технологий, и начнём.
Ноу-хау среднего палеолита
Хоть и не камнем единым был жив человек каменного века, для нас главным источником информации о том, чего он сумел добиться в области технологии, являются всё же именно его каменные орудия. Ведь они долговечны и, в отличие от изделий из других материалов, могут сохраняться, не претерпевая сколько-нибудь заметных изменений, в течение миллионов лет. Правда, многие почему-то думают, а некоторые и пишут, что наши палеолитические предки, будучи существами недалёкими и неприхотливыми, никаких технологий знать не знали и решали все свои проблемы с помощью дубинок и валявшихся под ногами случайных осколков скальных пород, но это не так. Перед использованием и дерево, и камень часто подвергались старательной и искусной обработке, результатом которой были весьма эффективные, а иногда ещё и очень эффектно выглядевшие орудия, например, так называемые ручные рубила. Делать их люди начали уже в нижнем палеолите (рис. 5.1), т. е. за многие сотни тысяч лет до появления высоколобых гомо сапиенс.
Рис. 5.1. Нижнепалеолитическое рубило из пещеры Кударо 1 на Кавказе (источник: Любин и Беляева 2004). Здесь есть и тщательность обработки, и совершенство формы, которого, возможно, старались достичь исходя не только из чисто функциональных требований, но и эстетических соображений
Изучая каменные орудия, археологи могут установить, как они изготавливались, использовались, как менялись их формы, функции и способы производства. Исследование морфологии древних артефактов, т. е. особенностей их внешнего облика, размеров, очертаний и т. д., позволяет выделять среди них разные типы или, иначе говоря, серии вещей, обработанных сходным образом и обладающих одним и тем же набором отличительных признаков. Изучение распространения типов в пространстве и времени даёт возможность проследить развитие разных культурных традиций, очертить границы некоторых древнейших культур. Морфология, однако, мало что говорит о функциях орудий, и здесь на помощь приходит экспериментально-трасологический метод, разработанный впервые в мире ленинградским археологом С. А. Семеновым. Изготовив точные копии древних орудий и использовав их затем в разных трудовых операциях, трасологи фиксируют следы износа, характерные для того или иного вида работы с тем или иным материалом. Сравнивая затем эти следы со следами, которые сохраняются и могут быть выявлены с помощью хорошего микроскопа на древних орудиях, можно делать достаточно обоснованные выводы о характере применения последних.