—Знаешь, мать Антония, — ответил ей иеромонах, оглядев стоящую в очереди к егоаналою цепочку ожидающих исповеди богомольцев, — это не на пять минут разговор!Ты посиди на лавочке, там, у западной стены, подожди, пока я освобожусь, азатем мы с тобой спокойно это обсудим! Хорошо?
—Благословите, отче!
Разговорс отцом Димитрием в тот день продолжался четыре с половиной часа. Выходя заворота монастыря, мать Антония уже твёрдо знала: у неё вновь есть отец инаставник!
ГЛАВА 30
Тяжкимидля Церкви были те самые «шестидесятые», о которых некоторые со сладкой ностальгиейвспоминают как об «оттепели».
Ох,не для верующих православных христиан была та самая «оттепель»!
Дляних тогда наступила лютая мертвящая «зима»!
Ещёс конца пятидесятых начались новые жестокие гонения на Веру и Церковь Христову,и за несколько лет одержимые христоненавистничеством коммунистические варварыпо указаниям хрущёвской «команды» ринулись закрывать церкви и монастыри,шквалом кощунственной клеветы в печати осквернять сознание людей, заводитьуголовные дела на священников и епископов. «Оттепель» в исполнении «ума, честии совести нашей эпохи» — компартии и её верной «овчарки» МГБ — вылилась взакрытие половины действовавших после войны храмов и трёх четвертей монастырей.
—Батюшка! Что это за люди у ворот Лавры Бога матом ругают, кощунствуют, просвященство похабные частушки под гармошку поют, молодых людей и детей силой отворот прогоняют и даже бьют? А милиция их охраняет… — мать Антония вопрошалаотца Димитрия в сильном волнении, — неужели же опять Святую Лавру закроют?
—Не закроют, старец Гавриил сказал, что в этот раз не закроют, — с болью вглазах и глубоким вздохом отвечал батюшка Димитрий. — Братия у старцаспрашивала, он ответил: «Терпите! Крови попьют, но закрыть Матерь Божья недаст!». А за тех хулителей помолись, да откроются очи их и узрят Истину! Бедныелюди, ведь многие из них думают, что делают хорошее дело! Как Апостол Павел,пока был Савлом, преследовал христиан…
Вотему и помолись о несчастных богоборцах, да поможет им обратиться и покаяться!
—Благословите, отче!
ТяготыЦеркви того периода не обошли стороной и саму мать Антонию. Уж казалось бы:кому какое дело до пожилой неприметной уборщицы-поломойки из какой-тозанюханной конторки?
Ан— нет! Есть дело у бдительного ока милицейского…
Захаживали к ней в комнатушку желтушный въедливый участковый со слегка раскосымиглазами, выпытывал — отчего часто в Лавре бывает, с кем из священников знакома,с кем из верующих общается?
СлаваБогу, документы у матери Антонии в порядке были, даже прописать её к себеверующие хозяйки не поленились!
Нуи на работе, хоть и приходила она мыть полы к концу рабочего дня, когда всенемногочисленные сотрудники по домам расходятся, чтобы избегать ненужногообщения с мирскими людьми, но и тут «подсуропил» ей дьявол: послал искусителя —сторожа деда Матвея, бывшего вертухая лагерного, своей НКВД-шной душонкой заверсту учуявшего благодатный дух, от уборщицы исходящий.
Толькоона за тряпку с ведром — дед Матвей уж тут как тут, рядом крутится.
—Слышь-ка, Машка! Как там тя по пачпорту, Никитична! Небось, снова в монастырьсвой к попам бегала, трудовой рубь их поповским утробам таскала? Тут вот,слышь-ка, что про них в газетке-то свежей пишуть! — он разворачивал скомканнуюв кармане старого ВОХР-овского френча газету, цеплял на нос очки и голосомпропагандиста с трибуны начинал вещать. — Все попы живуть нетрудовыми доходами,ограблением одураченных ими трудовых тёмных масс…
И,взглянув поверх очков злыми калёными глазами на молчаливо тёршую пол матьАнтонию, всегда добавлял:
—Эх! Не достреляли мы их всех тогда! Может, и тебя бы с ними…
Однакодолго он читаемой мать Антонией про себя молитвы не выдерживал, особенно еслиона начинала читать «Отче наш», «Да воскреснет Бог» и «Живый в помощи Вышняго».
Какне пыжился дед Матвей, как не изгалялся, а выносило его с молитвы монашеской задверь, где он и бегал по двору, понося попов и «баб поповских», до тех пор,пока мать Антония, закончив работу, не уходила домой.
—Мать Антония! Ты за этого деда Бога благодари! — укреплял её на исповеди отецДимитрий, — он тебе как драгоценное лекарство дан, как орудие стяжаниянезлобивости и всепрощения! Помолись за него Апостолу и Евангелисту Матфею,наверняка ведь крещёный он, судя по годам, может, и покается!
Неизвестно,покаялся ли дед Матвей, но после прочитанных за него нескольких АкафистовАрхистратигу Божию Михаилу и молитвы к Апостолу и Евангелисту, как-то он вдругпропал. На его место пришла толстая пожилая сторожиха, верующая, так чтопретерпевание матерью Антонией богохульств прекратилось, а про деда Матвея онаспрашивать ни у кого не стала — не любопытная.
Денегс её уборщицкой зарплаты хватало еле-еле, хотя тратилась она на себя — почтиничего! Но и бабушкам-хозяйкам за квартиру заплатить надо, да и в церковь не спустыми же руками идти! Вон как приходы да священников налогами придавили,душат и душат, до восьмидесяти процентов с зарплаты в налог забирают! Надоподдержать…
Онаи поддерживала. Да разве только она! Сколько их, русских православных женщин —мирянок и монахинь, молодых и старых, горожанок и крестьянок, обеспеченных ибедных — своим трудом, рублём, копеечкой, буханкой хлеба, пакетом гречки,склянкой «постного» масла, банкой консервов, охапкой дров, вырывали из цепкихкогтистых лап нищеты и холода, да порой и самой смерти, своих пастырей —сосланных и безместных, гонимых и обесславленных, нередко умирающих от голода иболезней.
Сколькомонастырских монахов было обшито и обстирано, сколько приходских батюшек сосвоими вечно больными попадьями и кучей ребятишек было подкормлено и обогретопомощью и заботой — кто сейчас сосчитает!
Былоэто, было! Объединяла тогда верующих людей общая беда — война, гонения, голод.Ценили и берегли они в те критические времена тех, кто при в любой моментмогущей ворваться Вечности был нужнее всего — тех, кто мог Крещением родить в ЖизньВечную, тех, кто мог через Таинство Покаяния освободить от рабства греху, тех,кто мог соединить теснейшим образом с Богом через причащение Святых ХристовыхТаин, тех, кто мог преподать последнее утешение и проводить достойно уходящуюиз земной жизни душу, — иереев и епископов Божьих.
Нынче-тооно уже не так…
Атогда мать Антония, чем могла, старалась поддержать притесняемых «строителямисветлого будущего» пастырей Церкви Христовой. По благословению отца духовногоиеромонаха Димитрия, она кому-то из братии что-то стирала, кому-то чинила,кому-то покупала вскладчину с другими прихожанками зимнюю обувь или бельё,лекарства или коробочку конфет на День Ангела.
Оноведь — чем больше даёшь кому-либо, безвозвратно, от чистого сердца и щедройдуши, тем больше и сам принимаешь невидимых, а порой и весьма ощутимых даров отсделавшегося должником твоей доброты Бога.
Молитвеннаяжизнь матери Антонии в тот период была напряжена, как никогда прежде. Днём — вмиру, на работе, в очередях, в уличной суете — «оградительная» молитва Иисусовстала вторым дыханием монахини Антонии, её защитой и ограждением, опорой,крепостью и победоносным оружием против диавольских искушений, приходящих черезразные вещи мира сего.
Утроми вечером, когда доводилось ей молиться в Святой Лавре за богослужениями, еёвнутреннее делание, укрепляемое и умножаемое благодатью общей молитвы Церкви,приносило ей свой особый обильный духовный плод.
Нуа ночью, в те часы, когда всё замирает в забвении сна, и наступает тишина, таблаженная тишина, в глубине которой слышится каждое биение молящегосямонашеского сердца и, в ответ, благодатное дыхание, пребывающего близ ивнимающего этой молитве Бога, ночью мать Антония предавалась томутруду-подвигу-искусству, которое неспроста называют многие поколения святыхподвижников молитвой созерцательной или «умным деланием».
Намне стоит пытаться заглянуть на тот «этаж», где уже тогда обитала утончённая ивозвышенная душа опытной молитвенницы и успешной ученицы многих своих мудрыхнаставников в великом этом и чудном делании ума, как не стоит, не будучишерпом, дерзать подниматься на Эверест без кислородной маски — не выдержитмозг.