Кроме того, отец Т-н с удовольствием ответит вамна все могущие возникнуть у вас «теоретические» вопросы. Он, кстати, тоже впрошлом профессор, только физико-математических наук, мой бывший дипломныйруководитель. Я думаю, вы найдёте с ним общий язык.

У вас есть время до завтрашнего утра. Поговоритесо Христом в своём сердце и примите решение.

— Я обдумаю ваше предложение, отец Флавиан,благодарю вас сердечно. Прошу позволения откланяться, мне необходимо прилечь,чтобы набраться сил. Всего вам самого наилучшего!

— И вам профессор! До свидания!

— Да! Ваше преподобие, отец Флавиан! Прошувас... помолитесь и вы о «моём неверии»...

— Непременно помолюсь, профессор, обещаю вам!

Всю обратную дорогу в Покровское мы молчали.Флавиан сосредоточенно молился.

Помогая ему выгружаться у церковной сторожки, яспросил его:

— Как ты думаешь, отче, он позвонит?

Флавиан пожал плечами и вздохнул. Я тоже вздохнул.

Дома Ирина дочитывала с детьми их детскоевечернее молитвенное правило. Я постоял в дверях, дожидаясь, пока они закончат,а затем предложил:

— Дети! Давайте встанем все вместе на колени искажем: «Господи! Спаси и помилуй раба Твоего Валерия! Открой ему Себя и научи,как надо жить, чтобы попасть в Небесное Царство! Аминь!»

Дети радостно совершили земной поклон.

— Папа! — Машенька вскарабкалась ко мне на рукии обняла за шею. — Боженька обязательно спасёт этого Валерия! Мы же сейчаспопросили Боженьку об этом, а Он хорошие просьбы всегда выполняет! Этот Валерийхороший?

— Хороший, радость моя, хороший, только он, какэта Бяка-Закаляка твоя, немного заколдованный...

— Вот Боженька его и расколдует! Мы же просилиЕго! Да, папа?

— Да, моя радость, пойдём в кроватку,Ангел-хранитель уже над подушечкой крылышки распростёр, пора спать...

Спал я плохо, проснулся рано, поворочался, встал,стараясь не разбудить Ирину, умылся и, поправив лампадку, взял в руки«Молитвослов». Окончание утренних молитв прервал писк пришедшей на мобильникSMS-ки. Я заложил «Молитвослов» пасхальной открыткой с цыплёнком, взял телефони открыл сообщение.

На экране телефона было одно слово: «Позвонил».

И множество восклицательных знаков.

Спустя два с небольшим месяца тёплым осеннимднём мы сидели с Флавианом в церковной сторожке за столом. Мать Серафимаусердно подливала ароматного чаю нам и Ангелине Валерьевне, сидевшей с нами ирассказывающей о брате. Она была одета в такую же строгую блузку с высокимворотничком и такой же элегантный газовый шарфик на голове. Только и блузка ишарфик были чёрного цвета. Однако глаза Ангелины Валерьевны отнюдь не былигрустными.

— Вы представить себе не можете, батюшка, каксчастлив был мой Лерочка эти последние недели своей жизни! Как он благодарилменя и вас, батюшка, за помощь и молитвы.

Он звонил мне и всегда говорил таким ликующимзвонким голосом, как в детстве:

«Аля! Какой огромный, богатейший, интереснейшиймир открылся мне в Церкви! Сколько же существует рядом с нами такого, о чём ядаже не подозревал! А какой прекрасный друг у меня теперь есть — отец Т-н! Аля,у меня ещё никогда в жизни не было такого искренне любящего и надёжного друга!А какой он мудрый! Мы с ним почти одногодки, но я чувствую себя простомладенцем рядом с ним, и, ты знаешь, мне это даже нравится! Как прекрасно новымдетским взглядом смотреть на окружающий мир и видеть в нём повсюдунеисчерпаемую Божью красоту и совершенство! Какие замечательно глубокие книгиздесь есть, какие чудные тут богослужения, как легко здесь молиться! И как яснослышен здесь в ответ на молитву исполненный бесконечной любви голос Бога в моёмликующем сердце!»

— Батюшка, как вы и сказали, Валеру тамсоборовали, он причащался каждое воскресенье, а в последнюю неделю жизни каждыйдень. Сам отец Т-н приходил со Святыми Дарами к Валерию в келью, так как он ужене вставал с кровати, и причащал его после ранней Литургии.

А за три дня до смерти отец Т-н постригВалерочку в схиму с именем Агафангел! Представляете, мой брат умер монахом!Тот, кто ещё недавно называл себя убеждённым безбожником! Господи, это дивноечудо Твоё!

Батюшка, я прошу вас с Алексеем — возьмите себена память эти фотографии и поминайте иногда в молитвах моего брата!

Она достала из сумочки две фотокарточки ипротянула нам с Флавианом по одной каждому. Мы посмотрели на них, затем друг надруга и улыбнулись.

На фотографии сверкал счастливыми глазами идетской радостной улыбкой совершенно исхудавший, с редкой седой двухмесячнойбородкой, в ярко-чёрном с белыми крестами и херувимами схимническом кукуле,контрастно выделяющемся на фоне серенькой подушки, профессор-схимонахАгафангел.

Подходя к дому, я поймал себя на том, чтоинстинктивно притрагиваюсь к лежащей в застёгнутом кармане джинсовой рубашкифотографии и почему-то напеваю себе под нос:

Я Бяка-Закаляка

С острова Мурмяка,

Кого я поцелую —

Сразу... расколдую!

Вот ведь привязалось же!

ГЛАВА 7. ТАТЬЯНИН МУЖ

— А я всё равно разойдусь с этим уродом! И вы,батюшка, меня на это благословите! — Нотки отчаяния прорывались вистошно-жалостном крике.

— Танечка, Танечка! Успокойся, моя хорошая. — ГолосФлавиана звучал искренним участием. — Не проблема развестись, проблема — кактвой Васятка без отца расти будет?

— Да уж пусть лучше будет без отца, чем с этимкозлом непросыхающим! — Разрыдавшаяся Татьяна беспомощно-детски уткнулась вкрест на груди у батюшки и прижалась к нему, захлебываясь плачем.

Флавиан осторожно положил свою мощную пятерню наеё вздрагивающую голову в сбившемся набок платочке и тихонько поглаживал поначинающим седеть волосам, виновато глядя на меня, мол — прости, подождатьпридётся с редактированием твоей статьи для местной православной газеты.

Я безропотно кивнул головой, молча показалФлавиану пальцем на сумку с ноутбуком, потом — на дорожку, идущую в глубинуцерковного дворика, и сложил ладони под благословение. Флавиан кивкомблагословил, и я не спеша отправился в глубь сада, в красивую резную беседку.Там, раскрыв свой портативный компьютер, я занялся литературной обработкойнабранного «вчерне» материала о местночтимых святых Т-ского края.

Конечно, литература — литературой, а живые души— главная забота пастыря. Поэтому я решил терпеливо дожидаться, пока Флавиан неосвободится, а тем временем сам начал старательно шлифовать своё «бессмертноетворенье».

Флавиан подошёл достаточно скоро и грузно уселсяна скамеечку напротив меня, облокотившись на стоящий в центре беседки круглыйстолик.

— Ну, Лёша, слава Богу! Развода пока не будет!Смирилась-таки Танюшка со своей «веригой» и решилась запрячься как следует вдуховную работу. Помоги ей, Господи!

— А что, отче, сильно он пьёт, этот мужТатьянин?

— Гриша-то? Сильно. Когда не пьёт — золотомужик, работяга, рукодельник, с Васяткой, сыночком, мастерит что-нибудь, нарыбалку водит, даже уроки учить помогает. Но как «шлея под хвост» — капля в ротпопадает, — то всё! От недели до месяца-двух пьёт без передышки, приползаетдомой драный, избитый, раздетый, падает и — делай с ним, что хочешь! Хорошохоть не хулиганит, смирный, когда пьян, разве что песни иногда поёт да плачет.

Грузчиком на продовольственном складе работает,там им частенько «премиальные» спиртным выдают. А потому и пьянство там, конечно,процветает. Хотя, впрочем, «свинья везде грязь найдёт», кто хочет выпить — тот«обрящет» где угодно.

У нас в НИИ руководитель соседнего отдела«интеллигентнейший» был человек, доктор наук, автор многих изобретений,наставник молодёжи прекрасный, меломан, коллекция классической музыки у негобыла огромная, но — запойный пьяница.

Раз в квартал брал «за свой счёт» неделю,закрывался в квартире с парой ящиков водки и пил круглосуточно. Пил и Вагнераслушал, одну и ту же пластинку всегда. Он холостяком старым был, возможно, из-засвоей страсти — пьянства — и жениться не решился, понимал, какая у негосемейная жизнь может получиться. Так и делил себя между наукой и водкой, покане умер в пятьдесят один год от инсульта во время запоя. Некрещёный. И лежалчетыре дня мёртвый в квартире, никем не разыскиваемый.