Отец иеросхимонах помимочисто эстетического наслаждения, которое доставляет русскому верующемухристианину лицезрение седобородого старца в схимническом кукуле, принес ссобой и весьма ощутимую практическую пользу приходу.

Во-первых, он взял насебя вычитывание поминальных записок и синодиков и вынимание по ним частиц изпросфор на проскомидии, чем значительно облегчил отцу Флавиану жизнь, сэкономивему немало времени для духовнической работы.

Во-вторых, всю всенощнуюи литургию до Херувимской он и сам исповедовал желающих причаститься прихожан,сидя в углу левого придела на скамеечке, застеленной домотканым круглымковриком. За ответами на духовные вопросы отец Мисаил всех отправлял кФлавиану:

— Грехи, деточка, грехисвои называй! Духовник тут отец настоятель, к нему и иди за советом! А мнегрехи, деточка, говори, «вся своя безчисленная прегрешения»!

С началом Херувимской онвставал со скамеечки, придерживая рукой мантию, и «шкандыбал», как он самвыражался, в алтарь, где уже и молился до конца Божественной службы ипричащался вместе с отцом Флавианом у престола.

Впрочем, иногда он и самвдруг говорил кому-нибудь что-либо душеполезное, коротенько, но прямо вдесяточку. Да порой и отец Флавиан пользовался возможностью облегчить душу подего схимнической епитрахилью. Одним словом, батюшка к месту пришелся.

Вот! Еще из новостей,пожалуй, стоит сказать о том, что наш семинарист Сереженька взял да и женился вконце третьего курса, едва к исполнившимся ему девятнадцати годкам. Невестусебе он нашел у нас на клиросе, маленькую, худенькую, молчаливую, с прекраснымзвонким голосом и широко раскрытыми васильковыми глазами Дашеньку.

Венчание в нашем храмевы можете себе представить сами! И ошибетесь, было намного лучше! В общем,сейчас Сереженька ждет своей очереди на диаконскую хиротонию (посвящение вдиаконы).

Про свою семью здесьговорить не буду, это тема для отдельного рассказа.

Словом, вернемся к нашимоктопусам!

В конце Светлой седмицысо Святой горы позвонил послушник Игорь.

— Отче Флавиане!Приезжайте к нам в удел Пречистой Богородицы! Прозорливый старец Папа Герасимиз Кавсокаливии вышел из затвора и принимает всех приходящих к нему за советом.Сейчас ему девяносто семь, здоровье слабенькое, сколько он еще сможет послужитьмиру, неизвестно. Так что если хотите его застать и поговорить с ним, тоторопитесь! Рад буду повидаться с вами и, если благословят, повозить вас нанашей скитской машине по Афону, я сейчас на послушании шофера посовместительству. Приезжайте, отче!

Разговор шел по громкойсвязи во время езды по разбитой грунтовке на моем «бронетранспортере». Мы сотцом Флавианом возвращались из глухой деревушки Ермоловки, где причащали всехтрех, последних оставшихся в той деревне, старушек. Причащал их, понятное дело,Флавиан, а я, помимо всех прочих водительско-чемоданоносительско-пономарскихобязанностей «адъютанта его высокопреподобия» еще и пел вместе с Флавианом длясчастливых бабушек канон Святой Пасхи (ну, не Жаровский хор, конечно, ностарушкам понравилось)!

И тут этот звонок! Уменя аж в груди все вспыхнуло!

— Отче! Надо ехать! Акто такой этот старец Папа Герасим?

— Монах в скитуКавсокаливия, русский по происхождению, сын белоэмигранта, офицера царскойармии, на Афоне с тридцатых годов. Очень высокой жизни подвижник, мне о немнекоторые, знавшие его ранее, афониты рассказывали. Последние пять лет жил взатворе. Поэтому мы к нему в прошлый раз и не попали, когда на Святой горебыли.

— Отче, а он и вправдупрозорливый старец?

— Говорят так, сам невидел. А тебе что, прозорливый старец нужен?

— Мне? Да вообще-то,наверное, не нужен... У меня же есть духовник, вот ты и отдувайся!

— А вот мне нужен! Естьу меня несколько вопросов, относительно которых я своим умом принять решениеникак не могу! А от Господа «весточки» не приходит, по грехам моим. Так что готовьнаши загранпаспорта, брат «паломник»!

Воистину, если Бог даст,то и «в окно подаст»! Скорость, с какой нам оформили визы, страховки, билеты,трансферты и прочее, меня просто изумила — через шесть дней послевышеописанного разговора мы с отцом Флавианом уже сходили с трапа самолета взнакомом нам аэропорту Македония.

Была весна, и летноеполе встретило нас не тем опаляющим жаром, что в прошлый раз, а радушным мягкимтеплом и легким запахом моря, приносимым нежным ветерком из залива.

Батюшку пожилой греческийтаможенник провел через проход для граждан ЕС, минуя здоровенную очередьроссийских туристов, вызвав среди них диаметрально противоположные реакции от:«Спаси его, Господи! И здесь верующие люди есть!» до: «Этим попам вездехалява!».

Выйдя на улицу изаэропорта и ища глазами свой трансфертный микроавтобус, я вдруг увидел стоящуюмежду туристических автобусов мечту «реального джипера» — новенький пикап«Мицубиси L200». Залюбовавшись мощным кенгурином с дополнительными фарами, я несразу заметил вылезающего из-за руля Игоря! Нашего Игоря, в полинявшемподряснике с приспущенным на бедра афонским ремнем с круглой крестчатойпряжкой.

— Игореха, ты?!

— Здорово, брат Алексий!Где батюшка?

— В холле у рюкзаковсидит, караулит, а я вышел трансферт искать.

— Такой трансфертподойдет? — Игорь, улыбаясь, показал на свой пикап.

— Подойдет! — раздалсясзади нас голос Флавиана, незаметно подошедшего с двумя нашими рюкзаками исумкой подарков для друзей афонитов с духовными книгами и CD-дисками.

— Ты, батюшка, в следующийраз еще и меня на плечи посади! — кинулся я отнимать у него рюкзаки. — Уж тогдас гарантией отпоем тебя здесь греческим чином, а то так, глядишь, еще и несразу помрешь от инфаркта!

— Эвлогите, отче! —подошел благословляться Игорь.

— О, Кириос! — благословилего Флавиан. —Ты как здесь оказался?

— Отец-скитоначальниккомандировал новую бензопилу купить и кое-что из продуктов на рынке вСалониках. А заодно, говорит, захвати сюда и батюшку своего, а то он упантелеимоновской братии застрянет и к нам невесть когда попадет! Завтра вместена пароме и поплывем, да потом через Дафни сразу к нам в скит!

— Спаси Господи твоегоотца Никифора!

Два часа дороги доУранополиса пролетели незаметно. Игорь пересказал нам все основные новостиафонской жизни; кто пострижен, кто из какой обители в какую перешел, а кто исовсем переселился «за Петра и Павла» (в Пантелеимоновом монастырекладбищенский храм с костницей). Флавиан живо всем интересовался.

— Игореш! А ты чегосовсем не спрашиваешь, что у нас в России происходит? — полюбопытствовал я.

— Лexa! Я хоть еще ипослушник, но все равно уже вроде как и монах! А монах для мира умирает, и мирдля него. Мой мир теперь Святая гора. Если кто из знакомых умер или родился, тымне скажи, я их на молитвенную память в свой синодик запишу. А большего мнезнать и не нужно, и неполезно.

— Во как! — удивился я.

— Я, Леша, сам видел,как бесы монахов на ностальгию «раскручивают», вплоть до оставления темимонахами Святой горы. Смотришь, завел монах мобильный телефон, начал с Россиейперезваниваться, с родными, друзьями старыми, их земными делами интересоваться.

Затем глядь — он ужепогрустневший ходит, задумчивый, молитва в нем прекратилась, службы не врадость стали. А потом, через какое-то время, видишь его уже на арсане, счемоданами, поджидающим паром на Уранополис. И все! И нет его больше на Афоне!

Только ведь там, в миру,его те же самые бесы и встретят, что со Святой горы выгоняли, и отнюдь не сковровой дорожкой и духовым оркестром. Но теперь уже лишенного благодатнойзащиты Святой горы.

Есть притча такая,встречает афонский отшельник беса, а у того все плечи истерты. Спрашиваетподвижник: «Ты где так плечи натер?»

Бес отвечает: «Да вот,на себе приходится монахов на пристань таскать, лишь бы с Афона уехали!» Монахспрашивает: «А что же будет, когда уедут?» Бес говорит: «О! Там уже они меня насебе возят!»

Поэтому опытныедуховники и учат: стал монахом — забудь прежнюю жизнь!

За разговором незаметнопролетела дорога, пикап выехал на последний участок прибрежного шоссе, слевапотянулись отели. Машина миновала «Александрос Палас», «Аристотелес», «Ксению»,разные другие курортные заведения и въехала на главную улицу Уранополиса.