Призванный в армию в 1916 году, он служил в 20-м Туркестанском стрелковом полку младшим унтер-офицером. В мае 1918 года Кутяков сформировал красногвардейский отряд, который влился во 25-ю стрелковую дивизию, которой командовал В. И. Чапаев. В октябре того же года он уже командовал бригадой.

За успешное командование в бою за станцию Чишма и проявленную храбрость при овладении Уфой Кутякова наградили орденом Красного Знамени.

После гибели В. И. Чапаева с 6 сентября 1919 года до октября 1920 года он командовал 25-й стрелковой дивизией, которая участвовала в разгроме белоказачьей армии, взятии Гурьева, в Киевской операции. За успешные бои дивизии при форсировании Днепра 5 июня 1920 года в районе деревни Печки, а также при овладении станциями Бородянка, Тетерев и городом Овруч Кутяков награжден вторым орденом Красного Знамени.

После гражданской войны он окончил Военную академию РККА и курсы усовершенствования высшего комсостава.

С января 1924 года Кутяков — командующий Хорезмской группой войск Туркестанского фронта. За отличия в боях с басмачами удостаивается третьего ордена.

В последующем Кутяков командует стрелковыми корпусами, а с 1936 года является заместителем командующего войсками Приволжского военного округа.

В изданных энциклопедиях дата его смерти указана 23.9.1942 (!) года. Видимо, это досадная опечатка.

Причина ареста Кутякова заключается в том, что в 1935 году он написал книгу «Киевские Канны». Как непосредственный участник сражений с бело-поляками, он рассказал в ней об операциях Юго-Западного фронта, отметил неудачи управления войсками, назвал виновников. Это были Егоров, Сталин, Буденный, Ворошилов.

Предисловие к книге написал командарм 2-го ранга Седякин. Он положительно оценил труд, назвал книгу правдивой, поучительной.

Однако эта оценка не совпала с мнением Сталина. Тот определил ее «дрянной штукой». Узнав о том, Кутяков в личном дневнике записал: «26 октября 1936 г. Самара. Мои «Канны 1920 г.» есть петля на моей шее, они загубят при первом удобном случае. Значит, к этому нужно быть готовым…

15 марта 1937 г. Куйбышев. Пока «железный» будет стоять во главе, до тех пор будет бестолковщина, подхалимство и все тупое будет в почете, все умное будет унижаться. «Канны» написаны моей Кровью, потом и всем сердцем, несмотря на это, они мне как в прошлом, так и теперь, кроме страшного несчастья, ничего не дали и не дают. Одно меня успокаивает, это то, что в будущем, может быть, даже далеком, они увековечат мое доброе имя».

Василий Иванович Шорин — один из военачальников царской армии, принявших решительно и бесповоротно сторону народа и добровольно вступивших в Красную Армию с ее возникновения.

Полковник с боевым опытом русско-японской и мировой войн, он командовал батальоном, полком. За боевые отличия заслужил Георгиевский крест и Георгиевское оружие. После Октябрьской революции солдатским собранием его избрали начальником дивизии. В Красной Армии он возглавил командование 2-й армией Восточного фронта и в проведенных операциях проявил высокие организаторские способности, считался опытным военачальником. За боевые заслуги был награжден орденом Красного Знамени, Почетным революционным оружием, орденами Бухарской и Хорезмской народных республик.

В январе 1920 года, после успешного действия подчиненных ему войск Юго-Восточного фронта против деникинской армии, Шорин был назначен командующим Кавказским фронтом.

И тут с самого начала у него не сложились отношения с командованием Конной армии и, в частности, с Буденным, Ворошиловым, Щаденко.

О состоянии Конной армии в те дни можно судить по телеграмме Ленина. Вот, что в ней было сказано: «… Крайне обеспокоен состоянием наших войск на Кавказском фронте, полным разложением у Буденного, ослаблением всех наших войск, слабостью общего командования, распрями между армиями, усилением противника. Необходимо напрячь все силы и провести ряд экстренных мер с революционной энергией. Телеграфируйте подробно шифром, что именно предпринимаете. Ленин».

С овладением Ростова частями Конной и 8-й армий, Шорин решительно потребовал преследования деникинских войск, перенести военные действия на левобережье Дона.

В директиве от 9 января Конной армии предписывалось сразу же после овладения Ростовом форсировать Дон и овладеть Батайском. Но неожиданно потеплело, пошли дожди, переправа через Дон стала затруднительной. В назначенный срок ударная группировка не смогла перейти в наступление. Противник же использовал время для закрепления на левобережье.

14 января Реввоенсовет фронта вновь потребовал от командования Конной и 8-й армий без промедления форсировать Дон и овладеть Ейском, Кущевкой, Мечетинской. В новой директиве указывалось, что промедление с выступлением недопустимо, что оно способствует лишь усилению боеспособности противника. Под нажимом командующего фронтом Шорина, потеряв восемь дней, Конная армия начала боевые действия. Две дивизии 8-й армии задержались, и конникам пришлось действовать самостоятельно. Переправляться через Дон нужно было по неокрепшему льду, и артиллерию пришлось оставить на противоположном берегу. Наступавшие, таким образом, лишились нужной огневой поддержки. Спешившиеся конники действовали на открытой, заболоченной равнине, и белогвардейские войска встретили их ураганным ружейно-пулеметным и орудийным огнем. Расстроив боевые порядки, противник на некоторых направлениях перешел в контратаку и отбросил часть красных войск на исходные позиции. В ходе четырех дневных боев конармейцы понесли значительные потери.

Человек твердых правил и убеждений, командующий фронтом Шорин не отступал от задуманного. «Батайск должен быть взят», — требовал он от командования Конной и 8-й армий. Вновь вспыхнули у Батайска бои, которые продолжались до февраля, однако выбить «пробку» не удалось.

Командование Конной армии увидело в этой настойчивости предвзятое к армии отношение и даже вредительство и обратилось в высшие инстанции.

1 февраля Буденный послал Ленину письмо. Он писал: «Командующий фронтом тов. Шорин в начале поставил конницу в болото Дона и заставил форсировать р. Дон. Противник этим воспользовался и чуть было не уничтожил всю нашу конницу. А когда Реввоенсовет потребовал изменить направление Конной армии, тов. Шорин лишил вверенную мне армию пехоты. Он передал две пехотные дивизии 8-й армии, а Конная армия была брошена одна на противника и вторично оказалась сильно помятой. За все мое командование подобных печальных явлений не было. А как только Шорин получил право распоряжаться вверенной мне армией, так и полились несчастья. Еще 26 октября 1919 года, когда я был в подчинении тов. Шорина, он мне дал задачу, которая была вредна нам и полезна противнику. Тогда я по телеграфу ему об этом сказал, и он, наверное, обиделся и запомнил, а теперь это все отражается на общем нашем революционном деле…»

2 февраля Буденный, Ворошилов и Щаденко направили телеграмму в РВС республики главкому и в копии Шорину, в которой обвиняли командование фронтом в неправильном использовании Конной армии.

Не ограничиваясь этим, 3 февраля члены РВС Конной армии обратились по прямому проводу к члену Реввоенсовета соседнего, Юго-Западного фронта Сталину, прося защиты не только от Шорина, но теперь уже и от командарма 8-й Сокольникова, создавшего, якобы, вокруг Конной армии атмосферу вражды и злобы. Заодно просили и о подчинении Конармии корпуса Думенко.

Конфликт, возникший в далеком 1920 году, разрешился через 18 лет. В списки неблагонадежных военачальников прошлого был включен «военспец» Шорин. С утверждением ходатайства задержек не было. Неугодных «военспецов» в стране еще было множество.

Еще до того, как бывший командующий фронтом Шорин предстал перед «тройкой» особого суда, органами НКВД был арестован первый главнокомандующий Вооруженными Силами Республики Иохим Иохимович Вацетис.