Увидев меня еще издали, Буденко направился ко мне навстречу и тут же на ходу четко доложил обстановку:

— Товарищ комкор! Моя батарея уже заняла позицию на окраине вон той рощи, — указал он рукой. — Но вот снарядов у нас очень мало. Всего сто штук. Артиллерийская разведка донесла, что предмостные укрепления поляков полевого типа и не бетонированы. Я их очень легко разобью. Боевую задачу от комбрига я уже получил и сейчас приступаю к ее выполнению. Будут ли какие указания и дополнения, товарищ комкор?

— Пока никаких дополнений, товарищ Буденко. Только не разрушай своими снарядами деревянного моста, иначе нам не переправиться через Вилию. Ведь понтонных средств, как тебе известно, мы не имеем. Как только бригада пойдет в атаку на тет-де-пон, немедленно перенеси огонь за мост на западную окраину города. Этим самым ты не дашь возможности полякам подвести к мосту свои резервы. Где твой наблюдательный пункт?

Буденко, указав на большой развесистый дуб, ответил:

— Вот там, на вершине того дуба. Оттуда прекрасно видны мост, город и даже все позиции поляков.

Указанное мне дерево было высоким, ветвистым и, по всей вероятности, удобным для наблюдения. Оно своими роскошными ветвями прекрасно маскировало наблюдателей. Не медля ни одной минуты, я при помощи веревочной лестницы поднялся на его вершину. Взбираясь наверх, я подумал, что этот дуб, седеющий великан древней Белоруссии, очевидно, немало видел в своей жизни событий и войн и ему, может быть, в последний раз, приходится оказывать свою услугу делу окончательного освобождения литовско-белорусского крестьянства. На самой верхушке дуба, между трех ветвей, я увидел спокойно сидящего на прикрепленной доске телефониста с трубкой в руках.

— Как идут дела, красная белка? — спросил я телефониста.

Смеясь, он ответил:

— Хорошо, товарищ комкор! Вот только немного качает, но зато отсюда прекрасный вид.

— Раз хорошо, так ладно. Следи внимательно и точно передавай орудиям все распоряжения командира батареи.

Но зачем ты прицепил шашку? Неужели у тебя есть желание воевать даже с белками? — пошутил я.

— Нет, товарищ комкор, не с белками, а с белополяками буду воевать. Привычка. Без шашки как-то неудобно, она ведь может пригодиться и здесь.

Удовлетворенный ответом телефониста, я сел около него на запасное деревянное сиденье, приготовленное для Буденко. Взяв бинокль, я убедился, что действительно на расстоянии пятнадцати километров вокруг все было прекрасно видно: и город, и мост, и предмостные укрепления, окруженные голубовато-зеленым фоном, были видны как на ладони.

При помощи бинокля я определил, что мост был деревянный, с барьерами, довольно широкий и длинный. Очевидно, в этом месте долина реки в дождливое время заливалась водой. Мост широкой белой лентой пересекал реку, текущую по зеленой равнине. Местность была неровная. Отчетливо выделялись складки местности. Небольшие выемки и возвышенности давали возможность подойти на довольно близкое расстояние к укреплениям моста. По мосту торопливо двигались люди, очевидно, польские солдаты. Они таскали какие-то ящики, доски и т. п. Возможно, готовились к обороне моста или минировали его, а может, приготовляли к взрыву.

Не далее четверти километра впереди моста по берегу реки полукругом были расположены укрепления тет-де-пона. Эти укрепления на флангах упирались в реку, охватывая западный конец моста. Укрепления были прерывчатые, полевого типа и без колючей проволоки. Далее прекрасно виднелись польские окопы для стрельбы стоя и даже несколько пулеметных гнезд. По расположению окопов, по их густоте и ширине можно было быть уверенным в том, что гарнизон тет-де-пона невелик, максимум две-три роты. За восточным концом моста виднелись два ряда окопов, очевидно, для резервов.

— Бот, едут, едут наши пулеметчики! — воскликнул телефонист.

Я посмотрел в указанном направлении. Вправо и влево от батарей мчались карьером пулеметные тачанки полков. Эскадроны появились и быстро исчезли в прилегающей роще.

— Товарищ комкор! Разрешите начать артподготовку, — услышал я возле себя знакомый голос Буденко.

— Ну что ж, начинай!

Буденко, взяв трубку телефона, подал команду:

— Третья батарея, поорудийно — прицел… дистанция… по тет-де-пону. Огонь! Огонь! Огонь!

Одно за другим громовыми раскатами загрохотали четыре орудия. Еще и еще…

— Огонь! Огонь! Огонь! — слышалась четкая команда Буденко даже сквозь грохот орудий.

Раскаты оглушительной артиллерийской стрельбы, заполняя воздух, несли в город Вильно весть о том, что наступает красная конница…

Та-та-та-та-та — сквозь орудийный гул запели пулеметы.

Взяв бинокль и направив его на тет-де-пон, я увидел столбы поднятой земли и ныли. Впереди из-за рощи началось наступление спешенного эскадрона, а левее карьером несся к реке другой эскадрон.

— Ну, Буденко, прощай, я еду в бригаду. Смотри, во время атаки не уничтожь нас и мост, иначе будет скверно.

— Прощайте, товарищ комкор! Не беспокойтесь, все будет в порядке.

Развернувшаяся бригада неудержимой лавиной неслась вперед под градом ружейного и пулеметного огня противника. Падали люди с лошадей. Сзади бегали санитары с носилками.

Уединов, прикрываясь рекой, смело вел свои полки прямо на мост полевым галопом.

Мой Казбек, весь взмыленный, ретиво догонял головные части бригады. Впереди бригады я увидел громадную фигуру Уединова. Его черкеска, кабардинская бурка, распахнутые ветром, неслись вместе с ним, как черные крылья, развеваясь вправо и влево. Сзади была видна только папаха Уединова да вытянутая вперед рука с обнаженной саблей. Рядом с ним скакали, тоже с обнаженными саблями, командиры полков Смирнов и Балашев.

Незаметно для себя я очутился рядом с Уединовым. Бросилось в глаза его распухшее от прилива крови лицо. Я невольно улыбнулся. Вот мы уже совсем близко к тет-де-пону. В польских окопах заметно сильное движение: люди поодиночке и группами выскакивают из окопов и, согнувшись, бегут вниз, к мосту…

Огонь поляков стал утихать. По всему видно, нервничают. Вдрут с противоположного берега, с восточного конца моста, послышались громкие крики «ура» и стрельба. Очевидно, jro был эскадрон 89-го полка, успевший переправиться вброд и уже атаковавший мост с тыла. Уединов дал сигнал атаки. Сверкнули на солнце обнаженные сабли.

— Ура! Ура! Ура!.. — воодушевленно подхватили все красноармейцы бригады, пришпорив коней.

От быстрой езды строй бригады нарушился. Наша артиллерия замерла.

Головные части бригады, рубя направо и налево, бешеным карьером проскочили предмостные окопы, не считаясь с тем, что в окопах еще были поляки.

Через десять минут бригада ворвалась на западную окраину Вильно. Я еле-еле остановил своего Казбека около какого-то большого дома, где группировался взвод конницы.

Оказалось, что бойцы 89-го кавполка уже захватили два польских орудия и обезоруживали прислугу. Кругом немилосердно визжали пули, и я слез с лошади.

Из города все чаще и чаще доносились звуки выстрелов и треск разрывов ручных бомб. Часть гарнизона города, укрывшись в домах и на крышах, обстреливала нас, причиняя большой урон главным образом конскому составу.

Бригада по приказу Уединова, оставив часть своих лошадей у западной окраины, пешим строем углублялась в город. Начались уличные бои.

В 19 часов штаб корпуса прибыл в Вильно и тотчас же послал по радио командующему Западным фронтом и ЦК Белоруссии следующее донесение:

«Сегодня в 12 часов дня передовые части корпуса ворвались в г. Вильно. После восьмичасового кровопролитного боя под личным руководством комкора г. Вильно взят.

14 июля 1920 года. № 850».

И. С. Кутяков

1897–1938

Тот, кто видел знаменитый фильм «Чапаев», безусловно, помнит сцену, когда Василий Иванович, рассыпав по столу картошку, поучает раненного в руку подчиненного, где тот должен был быть в бою. Прототипом раненого был командир бригады 25-й стрелковой дивизии Иван Семенович Кутяков. О нем наш рассказ.