— Эти черти редко трогают человека, когда могут схватить что-нибудь другое.

Замечание его, может быть, весьма справедливое; но, признаюсь, я очень обрадовался, увидевши шлюпку, идущую к нам на помощь; в это время самка, отягченная острогой и линем и обессиленная фонтаном черной крови, который она пускала, подошла к детенышу и умерла возле него, очевидно, и в последние минуты жизни занятая более заботою о нем, нежели о себе.

Как только она поворотилась на спину, я увидел, что имел причину благодарить бермудца за его добрый совет. Около трупов собралось по крайней мере тридцать или сорок акул, и когда мы начали буксировать их, они последовали за нами. Мы привели китов на мелководье к берегу и, обрезавши жир, отдали мясо черным, толпою собравшимся туда и начавшим резать его ножами на большие куски, между тем как акулы тут же работали зубами, сколько им хотелось; но весьма любопытно было видеть, что они вовсе не нападали на человека, хотя негры беспрестанно ходили между ними и китами. Интересная сцена представилась нам тогда: черные, с своими белыми зубами и глазами кричали, смеялись, перекликались, смешавшись с многочисленными акулами, самыми свирепейшими чудовищами океана, соблюдавшими на то время роль перемирия в присутствии общей добычи.

Не видя для себя ни чести, ни выгоды в этих забавах, я перестал ездить на китовую охоту и вознамерился отправиться в Галифакс на шхуне, одном из тех судов, которые построены были во время войны по образцу виргинских лоцманских ботов, но подобно большей части наших подражаний, почти столько же походили на подлинник свой, как корова на зайца, и точно в такой же степени были на него похожи в отношении хода. Казалось, будто бы нарочно хотели сделать эти суда во всех отношениях бесчестьем для британского флага, потому что отдавали их под команду таким офицерам, которых никто из капитанов не желал иметь под своим начальством за предосудительное поведение следовательно, поступали весьма неблагоразумно, назначая их на мелкие суда, где сами они делались начальниками, и многих из них были по большей части постоянно пьяны. В таком точно положении находился и наш командир, начиная с подъема якоря и до прихода в Галифакс. Примеру лейтенанта следовали его помощник и три мичмана; команда, состоявшая из 25 человек, была трезва потому только, что ей не давали вина больше положенной порции, и это только одно доставляло мне надежду на благополучное плавание.

По счастию, пьянство не было в числе моих пороков. Находясь в приятельской компании и будучи побуждаем остроумием и веселостью, я мог быть, как говорится, навеселе, но никогда не доходил до совершенно пьяного состояния; напротив, с возрастом гордость и хитрость заставляли меня быть еще осторожнее. Я видел, какое несравненное преимущество доставляла мне трезвость над пьяницами, и потому старался пользоваться им.

Будучи постоянно наверху почти день и ночь, я надсматривал за курсом судна и парусами, никогда ни о чем не спрашивая лейтенанта, обыкновенно лежащего в своей каюте в бесчувственном состоянии. Вечером мы подошли к маяку Самбро (находящемуся у входа в Галифакскую бухту); тогда один из мичманов, больше, чем полупьяный, заявлял себя знающим место, и ему было предоставлено провести судно. Не бывши там никогда прежде, я не мог быть полезен, но чрезвычайно сомневался в познаниях нашего лоцмана и наблюдал его распоряжения с некоторым беспокойством.

Чрез полчаса мы взъехали на берег острова Корнваллиса, как я узнал после, и волнение начало переходить через нас. Это отрезвило лейтенанта и офицеров. По наступлении полного отлива мы увидели себя на суше и довольно далеко от воды; судно повалилось тогда на бок, и я отправился на берег, решившись не вверять себя больше такой шайке скотов. С рассветом прибыли шлюпки из адмиралтейства; они взяли меня и других, последовавших моему примеру, вместе с нашим багажом и свезли нас на флагманский корабль. После двухдневной тяжелой работы судно было стащено на воду и приведено в бухту. Адмиралу донесли обо всем происходившем, и один из капитанов советовал ему предать лейтенанта военному суду, или по крайней мере сменить с судна и отправить в Англию. По несчастью, адмирал не послушал этого совета и послал его опять в море с депешами. Впоследствии мы узнали, что когда судно уходило из порта, все на нем были наповал пьяны, и оно нашло на каменный риф, называемый Систерс, где погиб весь экипаж без исключения. На следующее утро мачты судна были еще немного видны над водою.

Фрегат, на который мне предстояло поступить, пришел в Галифакс вскоре по прибытии моим туда, чему я был весьма рад, потому что, имея рекомендательные письма в лучшие дома, находил препровождение времени там весьма приятным. Это место по гостеприимству своему вошло в пословицу; общество молодых дам, добродетельных и любезных, имело некоторым образом влияние на полировку моего грубого и нахального обращения, полученного на поприще службы. Я имел многих возлюбленных; впрочем, в отношении меня, они походили более на Эмилию, нежели на Евгению. В кругу их я был большой вертопрах и очень охотно провел бы с ними еще несколько времени. Но счастье мое скоро прекратилось, и я прибыл на фрегат, где представил рекомендательные письма благородному лорду, командовавшему им. Я ожидал встретить женоподобного молодого человека, слишком изнеженного, чтоб изучить свое ремесло, но совершенно обманулся. Лорд Эдуард был моряк в полном смысле этого слова: он знал корабль от киля до клотика, знал характер матросов и пользовался их любовью; кроме того, был хороший механик, плотник, медник, веревочный и парусный мастер; умел крепить паруса, брать рифы, править рулем и делать узлы и сплесни; зато не был оратор, читал мало, а говорил еще менее. Он не имел никаких светских приемов в обращении; но добросердечие, честность, прямота и большой природный ум украшали его. Ласковый и обходительный с офицерами, он скоро успокаивался, если сердился. Вы никогда не заметили бы в нем, чтобы он принимал на себя важность своего лордства. Познания мои в морской практике обрадовали его, и прежде нежели мы вышли из бухты, я сделался уже большим его любимцем, и впоследствии старался поддерживать такое его отношение ко мне, любя его и сам за благородные качества. Притом быть в хороших отношениях с капитаном весьма выгодно.

Недолго дали оставаться нам в этом рае моряков; мы получили неожиданное назначение в Квебек. Я обежал всех своих друзей, чтоб сказать им прости. Глаз полный слез, локон волос, сердечное пожатие прекрасной ручки составляли мои добычи, сопровождавшие разлуку со мной. Выходя на фрегате из гавани, я сам бросал прощальные взгляды назад; белые платки махали мне с берега, и множество тихих молитв о счастливом нашем возвращении возносились из белых грудей и скорбных сердец. Расставаясь, я, по обыкновению своему, расточал перед милыми красавицами бесчисленные обещания в вечной любви и верности, и день отъезда моего был означен в Галифакском календаре черным, по крайней мере, семью или восемью парами голубых глаз.

Вскоре по нашем уходе б море вы встретили ирландское судно, из числа торгующих невольниками с Гвинеею, шедшее из Бельфаста в Соединенные Штаты с эмигрантами, которых находилось на нем до семнадцати семейств. Это была контрабанда. Капитан наш имел тысяч двадцать акров земли на острове Св. Иоанна или, как называют его теперь, Принца Эдуарда, пожалованных одному из его предков и перешедших к нему по наследству, но от которых никогда не получал он ни одного шиллинга дохода, по весьма простой причине: от недостатка рук для обрабатывания земли. Наш капитан рассчел, что взятый им груз был для него именно тот самый, в каком он нуждался, и что ирландцы, начавши обрабатывать землю, прекрасным образом улучшат его достояние. Он сделал им предложение; не видя более возможности попасть в Соединенные Штаты и заботясь об одном только пропитании своих семейств, они разочли, что им было все равно, где ни поселиться, поэтому предложение было принято. Капитан наш получил дозволение от адмирала проводить их до острова и подождать, покуда они поселятся и обзаведутся. В самом деле ничего не могло быть выгоднее этого во всех отношениях; они увеличили собою малое население нашей колонии, вместо того, чтоб умножить число наших неприятелей. Мы вновь отправились из Галифакса, через несколько часов по получении дозволения от адмирала, и, прошедши прекрасным проходом между Новою Скотиею и островом Кап-Бретоном, скоро достигли острова Принца Эдуарда.