— Мистер Городецкий, а что, если нам выпить по коктейлю?

— А, черт! Самое время.

— Позвольте я их приготовлю.

Доулингу «человечек», как он окрестил его про себя сначала, все больше нравился, и, может быть, прежде всего потому, что удалось вывести его из того напряженного состояния, в котором он его застал. А может быть, потому, что в этой неуемной беспокойной душе почудилось Доулингу что-то… Он подыскивал, как бы поточнее это определить, но решил, что, пожалуй, спешить не стоит. Предложив Андрею коктейль, он заметил:

— И все же можно считать, что дело, судя по всему, кончилось благополучно.

— У меня такого впечатления не сложилось.

— Сужу по тому, какая сумма перечислена на ваш счет.

— На мой счет? — Доулинг не без удовольствия отметил удивление Городецкого.

— Да, на ваш счет. Монд отказался от причитающегося ему гонорара в вашу пользу, полагая, что никакой его заслуги в расследовании нет. Во всяком случае, он так считает. Года на два вы можете считаться относительно обеспеченным человеком.

— Похоже, вас это сильно радует, — снова съязвил Андрей.

— Да, — твердо ответил Доулинг, — это позволит вам быть искренним, принимая или отвергая предложение Монда.

— Может быть, вы и правы.

— Это утешает, — заключил Доулинг. — Далее действовать будем так. Вы поработаете с моими помощниками. Вам придется попотеть, заполняя разные там бумажки. Каждое ваше слово будет тщательно проверено. Если в ваших похождениях окажется что-нибудь этакое, — он неопределенно повертел в воздухе своей лапищей, — никакое заступничество Монда вам не поможет. Вы меня поняли?

— Вполне.

— И последнее. — Доулинг на какое-то время задумался. — Я хотел бы, чтобы на вопросы, которые вам предложат, вы отвечали так же четко и ясно, как в беседе со мной. Если из последних слов вы сделаете заключение, что я удовлетворен нашим разговором, вы не очень ошибетесь, мистер Городецкий.

И он протянул Андрею руку.

Глава восемнадцатая

На Грин-стрит, 8

Наблюдение за особняком Монда велось непрерывно. Люди Чарлза установили, что постоянных обитателей в доме трое: сам мистер Монд, его взрослая дочь и старый слуга, довольно рано укладывающийся спать. Кроме них, в особняке регулярно появлялась приходящая прислуга и, по всей видимости, помощник или какой-то иной сотрудник хозяина — мужчина лет тридцати, рослый, крепкий, с походкой хорошо тренированного человека. С уверенностью можно было утверждать и главное: тот, кем интересовались наблюдатели, поселился в правом крыле особняка, в крайней комнате второго этажа. Дважды его удалось заметить стоящим у окна.

Решение о захвате приняли сразу, как только ближе к вечеру Монд с дочерью отправились куда-то, и, судя по количеству вещей, загруженных в машину, отправились надолго. В доме, по всей видимости, оставались только старик слуга и Андрей. В его окне на втором этаже горел свет.

Подождали, пока стемнеет. По короткому сигналу с трех сторон двинулись к особняку. Двое — к парадной двери. Один — к гаражу, из которого, как установили, имелся внутренний вход в дом. И еще один — к дверям, выходившим в сквер. Парадную дверь вскрыли без особых хлопот. По одному осторожно вошли в холл, погруженный в полную темноту. Одновременно вспыхнули два фонарика, обшаривая стены.

И тут за спинами вошедших прозвучала короткая, как выдох, команда, и, прежде чем они успели что-либо предпринять, точные профессиональные удары обрушили их на пол. Через минуту, не пришедшие еще в себя, они сидели на том же полу, накрепко привязанные спинами друг к другу, со спутанными ногами и пластырем, залепившим рты. Те двое, что мастерски провели эту операцию, не проронив ни звука, разделились и бесшумно направились к черному ходу и дверям, ведущим в гараж.

Дверь черного хода открывалась наружу и имела два замка. Один из них никак не хотел поддаваться. Было слышно, как тот, кто находился снаружи, не торопясь, пробует одну отмычку за другой. Наконец замок щелкнул, дверь медленно распахнулась. Человек, стоящий за ней, с полминуты помедлил, осторожно переступил порог и прикрыл ее за собой. Сделав в темноте несколько шагов, он наткнулся на еще одну дверь. Опять звякнули отмычки, и в этот момент вспыхнул свет.

— Полиция, руки вверх! — прозвучало у него за спиной.

Он хорошо знал, что такое полиция, и тем более в той ситуации, в которой он оказался. Малейшее неосторожное движение — и все будет кончено. Словно чувствуя уже пулю между лопаток, он медленно поднял руки и прижал их ладонями к двери, перед которой стоял.

— Молодец, — прозвучало у него за спиной, — если и дальше будешь вести себя тихо, останешься цел. — Говорилось это спокойно, медленно, с такой уверенностью, что становилось жутковато.

— Повернись ко мне, — последовала команда.

Не опуская рук, он повернулся, рассчитывая увидеть глядящее в грудь дуло. Перед ним стоял полицейский. Следя за каждым его движением, на указательном пальце левой руки он покачивал наручники. Не отрываясь, они смотрели друг на друга.

— Надеюсь, вы узнали меня, коллега? — спросил полицейский.

— Рудольф?

— Он самый. С гораздо большим удовольствием я посидел бы с вами, Марк, в каком-нибудь тихом кабачке за кружкой пива. И мне бы не хотелось, чтобы с вами случилось то, что случилось с вашими товарищами, имевшими неосторожность проникнуть в дом с другой стороны. Поскольку мы тут не одни, вам придется надеть вот это. — И Руди протянул ему наручники.

Фэбээровец колебался.

— Марк, там, в «Сноуболле», мне показалось, что вы человек вполне разумный, — убеждающе заговорил опять Рудольф. — Не будем портить друг другу нервы. Ваш шеф не понял, что мистер Монд не частное лицо. За ним стоит, уверяю вас, вся наша полиция. Даже того, что случилось сегодня, вполне достаточно для грандиозного скандала. Думаю, шеф ваш будет очень огорчен, если вы наделаете глупостей. Если вы поведете себя правильно, уверяю вас, сэр Доулинг найдет способ помочь вам спасти свое лицо. Вы поняли меня?

— Понял. Давайте ваши наручники.

— И не сердитесь на меня, Марк. Я бы с удовольствием поработал с вами в паре.

— Спасибо, Рудольф.

Они прошли в холл, и тут Марк, у которого были скованы лишь руки, с благодарностью глянул на Рудольфа.

Холл был ярко освещен. Группа из трех человек, располагавшаяся на его середине, выглядела весьма жалко. Те двое, что проникли в дом через парадную дверь, уже пришли в себя. Они так и сидели, прикрученные друг к другу, с унынием глядя в пол. Третий лежал на боку, придвинутый к ним почти вплотную. Руки его были сунуты между ног и прикручены к щиколоткам. У всех троих рты оказались залеплены пластырем. Марк содрогнулся, подумав, как мучительно трудно придется их отдирать.

— Инклав, — обратился Рудольф к одному из своих товарищей, кивнув в сторону того, что лежал на боку, — что-нибудь вышло не так?

— Похоже, он не понял ситуации. И что самое странное, пытался вытащить пистолет, — сказал Инклав. — Эти американцы все какие-то слишком нервные: не успеешь глазом моргнуть, они уже хватаются за оружие.

Руди молча кивнул и укоризненно глянул на Марка, словно тот был виноват в столь неразумном поведении пострадавшего.

Стояла полнейшая тишина, и поэтому раздавшиеся в глубине дома шаги заставили всех вздрогнуть и насторожиться. Справа от парадной лестницы, ведущей на второй этаж, медленно распахнулась тяжелая дверь, и перед собравшимися в холле предстал высокий старик в швейцарской ливрее и с подносом в руках.

— Господа, — важно произнес он, — позвольте предложить всем вам кофе. Он заварен по моему собственному рецепту.

Полицейские машины и машина Монда подошли к дому одновременно. Доулинг с врачом и Андреем и с сопровождающими их полицейскими вошли в холл через парадный вход. Рудольф, Инклав, Марк Брук, расположившиеся вокруг небольшого столика за чашками кофе, встали. Сэм Доулинг, мощный и грозный, в распахнутом пальто, заложив руки за спину, с минуту молча созерцал весьма живописную картину. Не исключено, что театральная эта сцена разыгрывалась специально для Андрея.