Фургон, набитый оружием, идущий через Польшу, все же попытаются использовать на все сто. У нас нет полной «производственной» картинки. То, что удается расшифровать, понять, сопоставить, не дает стопроцентного результата. Сейчас противник проводит экстренную зачистку своих структур, ищет информатора, место и время утечки. И кое-что находит. Мы продолжаем терять своих людей, и тем ценнее остающиеся, и тем важнее информация, которая все же продолжает к нам уходить.

А пока решено уничтожить фургон, и за кордон, в бывшую братскую Польшу, уходят люди. Это не наши люди. Это группа Бухтоярова. Он понял и оценил степень доверия, почувствовал локоть. Теперь он готов к прямому контакту. Говорить с ним буду я сам. Вот проколемся мы где-то на нейтральной территории, что-то не продумаем и не заметим, и…

Мы уже знаем, где сейчас Охотовед. Если хочешь спрятать вещь, положи ее на самое видное место.

Господин Ши прибывает в Калининград, и на встрече с ним засвечивается Артист

Место совещания Господин Ши выбрал на первый взгляд странное. Простенькая дача недалеко от Нескучного пруда. Недалеко — форт «Лендорф». Место люди Папушкина начали чистить за двое суток до прибытия высокой персоны, но наш перехват связи по ВЧ в Москве позволил нам оказаться там на сутки раньше. Встреча готовилась основательно. Никаких жучков мы не могли поставить в помещении физически. К тому же это было бы слишком опасно. При обнаружении попытки прослушивания встречу неминуемо сворачивали. А наши возможности сейчас были ограничены.

В ста пятидесяти метрах от объекта удалось установить камеру с телескопическим объективом. Управление — дистанционное. Нам необходимо было знать, кто явится на «стрелку». С друзьями и родственниками наш серый кардинал мог встретиться и в номере гостиницы «Калининград», и на бывшем обкомовском объекте, и, наконец, дома у господина Папушкина. Вот там-то получить пленку с фонограммой совещания не составило бы никакого труда. Структура и методика средств защиты подобных объектов известна абсолютно точно, а значит, и способы и средства ее преодоления.

Человек двадцать наружной охраны обеспечивали безопасность высоких договаривающихся сторон. Охрана замаскирована под праздношатающихся граждан, под молодых людей, основательно подразобравших свое авто, под волейболистов на свободном пятачке. Поиграют, поправятся слабеньким пивом, потом опять поиграют. Все просто и естественно. «Рафик» с аппаратурой припаркован у ворот дачи. Там еще и стволы посильней. С нашей стороны работают свежие люди, еще не засвеченные в городе. Всего их двое. Находятся внутри сарайчика во дворе дачи, хозяин которой сейчас далеко. Снаружи — замок навесной, основательный. Люди из «лички» Господина Ши дважды подходили к сарайчику, дергали замок. Потом уходили, не заметив камеры.

Наконец гости начали прибывать на бал. Первым, на правах хозяина, — господин Папушкин. Охраны — почти никакой. Потом — наш высокий московский гость. И далее — благодарная общественность. Камера бесстрастно снимает всех. Она направлена в проем входной двери, чуть-чуть под углом, так, чтобы гости были видны в профиль и чуть-чуть в анфас. А их — немного. Всего шесть человек. Совещание длится часа три. Затем начинается отъезд высоких договаривающихся сторон. Господин Ши и господин Папушкин уезжают теперь в одном автомобиле. Эту ночь гроссмейстер проведет в доме своего родственника, за бутылкой хорошего коньяка.

Когда охрана объекта покидает территорию, наших операторов выпускают из сарайчика, и через час мы смотрим запись.

Люди из ФСБ, милиции, армии — не самые большие, но достаточно высокопоставленные, имеющие права на решения серьезных вопросов. Вот два банкира, вот неизбежный порт и рыбная промышленность, и как обойтись без Госкомимущества. Один гость не опознан. И нет ни одного немца. Это несколько ненормально.

Теперь мы делаем «распечатку». Фотовариант отснятого материала. Вот он — неопознанный гость. Лицо тонкое, глазные впадины — глубокие.

…Убитые в зале Филармонии строгим и простым способом деловые люди приходили не просто так. У них должна была, видимо, по окончании концерта состояться встреча с тем, кого мы называли Артистом.

Проникнуть ночью в Филармонию не составило труда, но вот для того, чтобы просмотреть все личные дела, потребовалось время. На наше счастье, делопроизводство велось идеально. Нашим людям не пришлось вскрывать сейфов. Папки стояли на стеллажах, по специализации. Духовые, струнные, хор, администрация, техсостав. И в каждой — одна фотография наклеена на листок учета кадров, вторая — вложена в конверт. Каждый конверт надписан. Всего — сто шестнадцать конвертов. Женские — отпадают. Остается шестьдесят шесть. Нехорошее число. Через полтора часа все конверты — у меня на столе. Филармония заперта, даже сигнализация поставлена на место.

Через сорок минут аккуратной работы я знаю фамилию Артиста. Еще через час наши люди, имеющие доступ к Большому Компьютеру, шлют мне факс. Юденичев Николай Карлович, фамилия по матери, по отцу — немец, сорок третьего года рождения, старший художник по свету, работает в Филармонии двадцать лет. Отец — уроженец Восточной Пруссии, проживал в Кенигсберге, репрессирован, после отбытия срока высылки в Казахстане уехал в Германию. Мать его — русская, осталась в Семипалатинске. И Николай Карлович остался в России. Каким-то чудесным образом пробрался в Калининград, устроился на работу, закончил университет. Математик. Кандидат наук. Оставил научную карьеру… В связях с иностранными спецслужбами не замечен.

Вот он. К нему, Николаю Карловичу, приходили уважаемые люди. Где он встречался с ними? А там и встречался. В регуляторной. Без свидетелей. Николай Карлович — «крот». Он держит в руках все нити операции, ему обязан подчиняться господин Папушкин. И даже — Господин Ши. А уж Отто Генрихович Лемке — и подавно. Пепел Клааса бьется в его сердце. Где был его дом? Возле Верхнего пруда или зоопарка? А может быть, окнами на Преголе? А может быть, где-то возле фортов?

Его нынешний адрес звучит странно: Велосипедная дорога, дом, квартира. Это — рядом с Филармонией.

Американская сторона, попробовавшая активно вмешаться в операцию, понесла сокрушительные потери. Иван Пирогов взорвал вертолет с руководителем операции, штатным сотрудником ЦРУ, начальником службы Дэвидом Смайлсом. Вместо прогулки на болота — братская могила. Русские предатели летят над городами набитого вооружениями и армией анклава, а курс указывает — американский шпион. Сошедший с ума капитан, вцепившийся в дом на болоте, бьет в сердце операции, так долго выстраиваемой и такой, казалось бы, простой по исполнению. И никто не может понять, что же происходит. Это как снаряд, влетевший в окно командного пункта. В частях растерянность, связь отсутствует, управление войсками нарушено. Теперь нам осталось нанести еще один удар. Сердце Николая Карловича перестанет биться.

Приходит сообщение из Польши. Фургон уничтожен. Остаются только изделия под Южным вокзалом. И времени на перегруппировку сил у противника нет.

Николай Карлович сейчас один. Семья отбыла в туристическую поездку в Польшу. Интенсивное отбытие семей участников путча областного масштаба отмечалось в течение последних двух недель.

Никакой охраны у Юденичева не имеется. Даже перед началом операции. Кому он нужен, осветитель из Филармонии? Он трижды выезжал в Польшу, дважды — в Германию. Там, естественно, плотно работал. Мне искренне жаль его.

Дверь в квартиру на третьем этаже — обыкновенная, замок — простой, английский. Я иду на акцию сам. Сейчас раннее утро, самый крепкий сон. Замки такие наш Кочанов открывает в полминуты. Спецключ. Если возникнут какие-то проблемы, то есть набор универсальных отмычек. Дверь — на цепочке. На этот случай существует специальной формы крюк. По всей видимости, Николай Карлович не проснулся. Нас четверо. Я прохожу на кухню, здесь чисто. Остальные, не включая света, обходят квартиру. Крепко спит парень и безмятежно. Устал за день.