— Выстрелив первыми, мы проиграем, — кивнула Ливия. — Сейчас в глазах наших бывших товарищей мы просто романтичные безумцы. Но как только мы сделаем первый выстрел по республиканскому кораблю, превратимся в убийц.

Северин добавил сдержанно, но жестко, сразу обозначая свою позицию:

— Если интересно мое мнение, то скажу так: довольно сложно продолжать любить тех, кто в тебя стреляет. Нас не простят. Я — не простил.

Квинт Марций безмятежно полистал собственные выкладки на планшете:

— В любом случае, первый наш выстрел станет последним. Такова объективная реальность. Марция Септимия, у тебя есть сомнения? А у тебя, мой Луций?

Коллеги, естественно, согласились.

Но тут, на правах тоже наварха, но все равно неожиданно для всех, решил высказаться и Флавий:

— Но я так понимаю, у нас есть альтернатива грядущей… э… бойне? или междоусобице? Эта планета, где мы разбили варваров. Алнот. Мы можем колонизировать ее и построить там республику. Свою собственную.

Ливия благосклонно кивнула. Флавий избавил ее от необходимости самой озвучивать этот не слишком героический, но разумный вариант.

— Алнот, — проговорила она, словно пробуя слово на вкус. — Что ж, в самом крайнем случае сготится и Алнот.

Можно было добавить, что галактика большая, и велики шансы найти в ее глубинах еще пару-тройку пригодных для колонизации планет, до которых не скоро дотянутся длинные загребущие руки квиритов, но это, как надеялась Аквилина, и так все учитывали. Хотя… Женщина глянула на собеседников. Да, по лицам и не скажешь. Смотрят так, словно стратегическое отступление — это прямая дорога в небытие. Через мусоросжигатель заживо.

Северин фыркнул:

— На Алноте, мои дорогие друзья, жрать нечего. Вымрем мы на Алноте, уж поверьте человеку, который там пожил. Или скатимся к варварству, что вероятней даже, чем голодная смерть в ледяной пустыне.

— Ну почему же, — Ливия проследила взглядом, как Фиделис целеустремленно затаился среди останков обшивки и прочего мусора неизвестного происхождения. — Нас тут полтысячи здоровых мужчин и женщин, обладающих знаниями, технологиями и материальной базой, какая и не снилась другим… первопроходцам. А еще оружием, чтобы защищать завоеванное. Но ты прав: это была бы очень суровая жизнь.

Она намеренно выделила голосом слово «жизнь», чтобы даже до юных и горячих дошло.

Юные же, в свою очередь, уловили в речи Ливии каждый свое. Во всяком случае, Луций Марций уставился на Флавия в священном ужасе. Да чтобы он, только получивший свое первое назначение на настоящий корабль, по доброй воле засел на какой-то дикой варварской планете? «Ни-ког-да!» — было огненными буквами начертано на его лице, и пылающие уши, словно сигнальные огни, обрамляли эту «надпись». И это был тот редкий случай, когда Квинт Марций полностью разделял мнение своего бывшего контубернала. Этот самый Алнот ему сразу не понравился, и можно сказать с уверенностью, никогда не понравится настолько, чтобы оставаться на его поверхности.

— Совершенно верно. Это будет очень суровая жизнь в изгнании, — сказала Марция. — Как будто мы виноваты и, испугавшись того, что совершили, трусливо спрятались от возмездия. А это не так!

— А ты готова сейчас достать свой гладий и разрядить его… скажем, в Квинта Марция? — язвительно спросил Флавий. — А? Лично я — не готов. Во всяком случае, не ради…

Аквилин оценил дерзость и понимающе ухмыльнулся.

«Потрепи, дружок, ты свое еще успеешь наверстать». Эта жизнь устроена так, что у Марция и Марции с разных кораблей не может случиться общего будущего.

Флавий префекта «Аквилы» проигнорировал. Он сказал ровно то, что хотел сказать: им придется убивать друзей и родичей, и тут уж без разницы, в лоб из гладия стрелять или в борт из главного калибра. Результат примерно тот же. А кто ищет в речах Либертина подвох, тот сам… Дальше Флавий не додумал. «Дурак», даже «старый дурак» — это слишком беззубо, а «fellator» — не соответствует фактам.

— Ага! Вот мы и добрались до сути, — усмехнулся Северин.

— Не ради идей Гая Ацилия, хотел сказать наш Флавий Либертин, — кивнула Ливия, довольная, как шуршавший в углу Фиделис. Бывший ученик радовал ее несказанно, изо дня в день все больше. — Идеи Гая Ацилия — это прекрасно, но как насчет нас самих? Что получим мы? Я не хочу вести моих людей на смерть ради патриция. И не хочу убивать сограждан ради него. Предлагаю теперь каждому подумать и сказать, наконец, вслух: а ради чего мы все это делаем? Каждый из нас.

— А Гай Ацилий об этом знает? — пробормотал Марк Фурий себе под нос, но Аквилина услышала и ответила:

— А Гай Ацилий — знамя. Не больше и не меньше. Без нас Гай Ацилий стоит не больше пригоршни виртуального снега. И уж об этом он знает прекрасно. И уж этого никогда нам не простит, учтите.

Квинт Марций снова ухмыльнулся. Его наварх — вот кто тут самый главный мятежник и нарушитель спокойствия. И это настолько очевидно, что даже до Луция Марция наконец-то дошло. Стоит вот с раскрытым ртом и хлопает белесыми ресницами, как жвачное домашнее животное.

— Я собираюсь отправиться к Лацию, потому что мне нравятся идеи и планы Гая Ацилия. Так что неплохо бы придумать, как подарить ему шанс их осуществить, при этом избежав братоубийства.

По-хорошему, то, что мятежники лишились возможности существенно нарастить боевую мощь, лишь повышало их шанс быть услышанными квиритами. Услышанными и понятыми.

— Принято, — Ливия взмахнула ладонью, словно обрубая другие варианты. — Что касается меня, то мне нужен мой префект, которого угораздило родиться летучим. Мне нужно, чтобы любой из моих людей имел возможность реализовать свои странные стремления, буде такие возникнут. Я готова биться за Ацилия, но только с условием, что он не забудет учесть наши пожелания. Когда мы победим. И — если уж озвучивать, то до конца — каждый из вас мне дороже десятка Ацилиев. Два голоса «за». Северин?

«Жизнь — удивительная штука, — подумалось в этот момент префекту. — Обрести в лице собственного наварха преданного друга, готового ради тебя на мятеж, это редкая удача. Кто бы мог подумать?!»

Наварх «Целеры» дернул подбородком:

— Я хочу справедливости. Не мести, прошу заметить. Справедливости для моей «Северы» и моих Северинов. И других, кто так же может попасть в жернова высокой политики патрицианских фамилий. Наши интересы должны учитываться, наша честь — защищаться. Я — «за», если Курион сдержит слово.

Ливия требовательно уставилась на молодежь, дескать, давайте теперь вы.

Луций и Марция были единогласны. Но обычных кивков оказалось мало. Старшие глядели на них требовательно и, должно быть, впервые хотели, чтобы те озвучили свои пожелания к жизни и к судьбе.

Луций смущенно кашлянул, заполыхал ушами пуще прежнего и пробормотал:

— А что я? Я, может, когда-нибудь книги захочу писать. Как наш Александр или даже лучше. Или еще чего… Мало ли. И чтобы мне никто не запрещал. Так вот я за Гая Ацилия.

— А я считаю, что наше дело правое. Вот и всё! — заявила Марция весьма самоуверенно, напомнив всем присутствующим, каковы базовые личностные характеристики всех Марциев Республики.

Флавий как-то особенно, по-взрослому ухмыльнулся, потер подбородок и сузил глаза:

— Выходит, я тут единственный нормальный наварх, которому просто хочется командовать либурной и летать среди звезд. Нет, я еще не закончил, Ливия Терция, — он поднял руку, впервые в жизни останавливая уже готовую перебить его наставницу: — Прошу не прерывать меня! Мне проще сказать, чего я не хочу. Не хочу, чтобы какой-нибудь зеленый cacator из психокоррекции ковырялся в моих мотивациях и девиациях. А еще не хочу сажать в карцер моих… — он посмотрел на Марцию, — …центурионов, если ими вдруг овладеют… несвойственные им желания. Поменьше давления на наши мозги — это было бы славно. Гай Ацилий, как я понял, за это и борется. Вот и я тоже «за».

«Ого! — подумала Ливия, весело щурясь. — У моего Флавия выросли зубы! И тестикулы, похоже, налились. Славно, славно».