— Что же мы стоим? — вскричал, наконец, Димка. — Вы, может, ждете, что вас кто-то пригласит в дом обсушиться и погреться? Никто не пригласит, даже матка боска.

— Пошли! — махнул я неопределенно рукой и стал на одну из четырех дорог.

Мы брели мокрые и измученные, пока в стороне от дороги не зачернело что-то.

Я подошел и с радостью крикнул:

— Идите сюда! Здесь стог.

Спички у Белки размокли, мы не могли и думать о костре. Сняли с себя мокрую одежду, легли под влажное сено.

Дождь перестал. Не успели мы согреться, как около стога послышались шаги, и к нам в сено полез кто-то. Дотронулся до моей ноги, замер. Мы затаили дыхание, он — тоже.

Наконец неизвестный громко, тонким голосом, произнес по-польски:

— Кто ту? Вылазь! — судя по голосу, мальчишка, а по властному тону, каким сказаны слова, — великан.

Мы предстали перед ним полуодетые.

Взошла луна, и мы увидели небольшого мальчика с автоматом, направленным на нас.

— Кто ту ест?

Я растерялся и не знал, что отвечать:

— А ты кто?

— Партизан, — гордо произнес он.

— Партизан? — выскочила Белка, уже успевшая натянуть на себя платье. — А мы так давно хотели встретить партизан.

Мальчик, видимо, растерялся.

— А кто вы? — повторил он свой вопрос не столь властным голосом.

— Мы беглецы из Германии, пробираемся домой в Россию.

— В Россию? — с каким-то уважением произнес мальчик. — Пошли. Идите впереди меня. И если не врете…

Натянув на себя холодную, мокрую одежду, мы отправились вперед. Часа через два оказались в самой гуще леса на небольшой полянке, где слабо горел костер.

— Пароль? — окликнули нас из темноты.

— Варшава, — проговорил мальчик.

Он подвел нас к огню, у которого лежало несколько человек, принялся расталкивать одного из спящих:

— Пан Витек! Пан Витек! Проснитесь, пан Витек!

— А? Что такое? Это ты, Стась?

Пан Витек вскочил на ноги и протер кулаком глаза. Мальчик, держа перед собой автомат, докладывал что-то, все время кивая на нас.

— Садитесь, — бросил пан Витек и сам сел на бревно около костра. Мы удивились: пан Витек отлично говорил по-русски.

— Рассказывайте, откуда вы, кто, как попали в наши края?

Нас окружили партизаны. Они выходили откуда-то из темноты и усаживались перед костром.

— Так это вас ищет полиция? — рассмеялся пан Витек, и его морщинистое лицо помолодело. — В прошлый раз Стасик принес нам объявление военного коменданта…

Когда мы сказали, что видели недалеко отсюда немцев на мотоциклах, пан Витек, который был командиром партизанского отряда, встревожился. Он быстро подозвал к себе двух человек, коротко что-то проговорил. Те сразу скрылись в темноте.

— А вы, я вижу, мокрые до нитки. Идите со Стасиком — он вас просушит, обогреет и накормит.

И снова Стасик вел нас куда-то в темноту. Теперь он шел уже впереди. Пароль следовал за паролем, пока мы не пришли в землянку. Стасик снял домотканый пиджачок, и при свете керосиновой лампочки мы увидели худенького белобрысого паренька лет шестнадцати-семнадцати в белой рубашке, подпоясанной широким ремнем с буквами «РУ» на медной пряжке.

— Откуда у тебя этот ремень? — поинтересовалась Белка.

Паренек, мешая польские слова с русскими, объяснил, что это подарок. Был у них в отряде ученик ремесленного училища Ваня Цыплаков. Ваня выскочил на полном ходу из поезда, в котором немцы увозили русских, и три месяца воевал в отряде, где сейчас воюет Стасик. Был он комиссаром, и Стасик так с ним подружился, что почти усвоил русский язык. Однажды, когда их отряд окружили немцы, Ваня предложил Стасику побрататься и отдал свой ремень, а себе взял плохонький Стасиков ремешок.

— Из шлеи я его сделал, — грустно усмехнулся Стасик.

— А где он, Ваня, ваш комиссар?

— Погиб. Вместе с командиром. Они стреляли до тех пор, пока у них оставались пули. А потом, когда немцы подошли вплотную, Ваня выхватил гранату и подорвал себя вместе с командиром. Ну и гитлеровцев, конечно… За нашим отрядом они гоняются уже давно, только ничего у них не выходит…

Где-то затрещали автоматные очереди. Стасик быстро накинул пиджачок, схватил автомат:

— Опять нагрянули…

Мы выскочили из землянки. Стрельба слышалась левее, виднелись вспышки винтовочных и автоматных выстрелов.

— Хальт! — послышалось вдруг из кустов. Стасик моментально застрочил из автомата. Мы упали на землю: вокруг нас жужжали пули, но Стасик быстро успокоил немца. Мы нашли его в кустах, одетого в серую офицерскую куртку. Наш проводник нагнулся и со смешком произнес:

— Вот вам и оружие!

Мне достался немецкий автомат, Димке — пистолет. К сожалению, воспользоваться ими не пришлось. Отряд немецких автоматчиков был истреблен, так как пан Витек приготовился встретить врага, как надо.

— Мы отходим сейчас в район Турека, — сказал командир отряда. — А ты, Стась, проведешь ребят до Конина, покажешь дорогу и возвратишься…

Всю ночь мы колесили по лесу. Снова пошел дождь. Такая же дрянная погода была и на следующее утро. Только к средине дня выглянуло солнце. Я никогда не думал, что ему можно так обрадоваться, как радовались мы. Выбрав сухой склон, Стасик предложил снять с себя одежду и просушить ее.

Во второй половине дня поляк вывел нас на мощенную камнем дорогу, и когда впереди показались строения большого города, распрощавшись, быстро скрылся в лесу.

БРЕМЕНСКИЕ МУЗЫКАНТЫ

Есть страшно хотелось. Хорошо было героям Джека Лондона. Они на каждом привале разводили костер, жарили яичницу или еще что-нибудь и ели, сколько могли. А мы, убежав из имения Фогелей, по сути только раз как следует и поели.

— Что будем делать, Белка? — спросил я, когда мы вошли, наконец, в город.

— Есть охо-о-о-та! — тянул Димка.

— Надо искать пищу, — сказала Белка, направляясь к очереди, где стояли женщины с банками.

Должно быть, это была очередь за молоком. Женщины в большинстве, видимо, полячки, как водится, шумели кто во что горазд. Белка подошла к ним. Мы видели, как она что-то говорила хорошо одетой женщине. Постояла, постояла около нее и, отчаявшись, подошла к другой. Та полезла в карман и, вынув портмоне, долго выбирала монеты, щуря близорукие глаза… Белка еще несколько раз подходила к женщинам…

Когда она вернулась, мы спросили:

— Ну что?

Она показала нам пять пфеннигов. А пять пфеннигов — все равно, что наша копейка. Пойди купи на нее что-нибудь!

— Молока не будет! — прокричал толстый холеный немец.

Очередь взорвалась голосами:

— А чем я буду кормить своих детей?

— Нам нет, а госпоже Бранд всегда есть! Надо же когда-нибудь и нам?

К гражданке, которая кричала о госпоже Бранд, подошел полицейский и, что-то ей сказав, увел с собой. Женщины стали расходиться.

Что ни говорите, а побираться — самое последнее дело! Да еще просить у немцев… Мы бродили по городу, не зная, куда прислонить свои головы и как успокоить голодные желудки. В одном из дворов увидели бродячих музыкантов. Их было двое — старик и маленькая девочка. Старик наигрывал на шарманке вальс Штрауса, а девочка ждала, когда старик кончит, потом снимала картуз и, протянув, смотрела в лица зрителей.

— Данке шен![124] — церемонно присев, говорила она.

Я нарочно прошел с «артистами» несколько дворов, чтобы разузнать, какие номера пользуются особым успехом.

— Ну что, Молокоед, научился? — со смешком спросил меня Димка, когда я вернулся.

— Знаете что, друзья, с нашими талантами мы не пропадем. Я — музыкант, Димка — циркач, а Белка будет у нас за кассира.

— Бременские музыканты, в общем, — усмехнулся Димка.