— Вот, мистер Гаттерас, перед вами еще один «фокус», который я узнал от факиров в Бенаресе, в Индии. Он намного эффектнее первого и способен возбудить ваш интерес. Теперь смотрите пристально на эту горящую бумагу, сосредоточьте все свои мысли, все внимание на ней, и тогда вы увидите нечто интересное.

Он замолк. Улыбнувшись, я стал смотреть на бумагу насколько возможно пристальнее. В первые минуты ничего не изменилось, но затем странное состояние овладело мною. Сначала я различал только зеленоватые огоньки и дым, поднимавшийся спиралью к потолку. Затем я уже не различал самого сосуда и видел только голубоватый туман, в котором шевелились какие-то неясные образы. Тщетно я впивался в них глазами — они были неуловимы. Но вот дым стал рассеиваться, и передо мной вдруг предстала такая картина. В красивой комнате перед открытым окном сидела прекрасная девушка и плакала. Эту комнату я никогда не видел прежде, не знал и плачущую девушку. Но вот она повернула свою головку… Боже мой! Это была Филлис, моя невеста… Я жадно всматривался в эту картину и вдруг услышал ее слова, прорвавшиеся сквозь рыдания: «О Дик, Дик, приди ко мне!»

Я вскочил на ноги, и в тот же момент страшный грохот разнесся по подвалу. Сосуд лежал передо мной разбитый на тысячу кусков, бумага вся сгорела, и ее пепел хлопьями носился в воздухе. Незнакомец исчез. Шатаясь от волнения, я направился к выходу и, встретив испуганного француза, объяснил ему, в чем дело. Расплатившись с ним, я вышел на улицу, но мои мысли были заняты всеми теми странными вещами, которые только что со мной случились. Для простого фокуса это было слишком серьезно. Скорее к ней! Узнать, что с ней! Тут только я пришел в себя. Окликнув случайно проезжавший мимо кеб, я назвал адрес гостиницы, где она жила. Пока мы ехали, перед моими глазами все стоял образ плачущей девушки, зовущей меня. Вот мы подъехали к гостинице. Расплатившись с извозчиком, я вбежал в подъезд и попросил первого попавшегося лакея проводить меня к мисс Ветерелль.

— К мисс Ветерелль, сэр? — удивился он. — Вчера днем она уехала в Париж, а оттуда направится обратно, в Австралию.

Глава XIII

На минуту я не поверил своим ушам. Уехала? Почему? Что побудило ее так внезапно покинуть Англию? Этими вопросами я засыпал лакея. Но он ничего не знал и ответил лишь, что мисс Ветерелль уехала в Париж, чтобы пересечь материк и сесть в Неаполе на первый же пароход, отправляющийся в Австралию. Видя, что тот действительно ничего не знает, я повернулся и тихо вышел из гостиницы. События разворачивались слишком стремительно, чтобы я мог что-нибудь понять. Факт был в том, что она уехала, но как и почему — я терялся в догадках и предположениях.

Наконец на следующий день почта принесла мне известие. Это было письмо, написанное еще в Лондоне, но отправленное только из Дувра. Вот что в нем было написано: «Мой единственный! С отцом случилось что-то страшное. Что именно — не могу сказать: сама не знаю. Нынешним утром он вышел в веселом, бодром настроении, а вернулся дрожащий как лист и мертвенно бледный. Он едва добрел до моей комнаты и упал в кресло почти в обмороке. Когда он пришел в себя, первыми его словами было: „Вели служанке скорее укладывать вещи. Нельзя терять ни минуты. Через полчаса мы уезжаем в Париж, а затем в Неаполь, чтобы успеть на пароход, отправляющийся в Австралию“. Я пыталась возражать. „Ни слова! — воскликнул он. — Сегодня утром я встретил человека, присутствие которого делает наше пребывание в Англии невозможным. Нельзя терять ни минуты, если ты не хочешь найти меня мертвым у твоих дверей“. Я была ошеломлена. Не говоря ни слова, я поспешно собрала вещи, и через полчаса мы уже выехали из гостиницы. О, как я хотела проститься с вами! Но отец так боялся оставаться в Лондоне, что мы вынуждены были уехать немедленно. Пока мы ехали, он напряженно всматривался в прохожих и боязливо вздрагивал, когда какая-нибудь карета с шумом перегоняла нас. И теперь, мой дорогой…» Письмо на этом прерывалось.

Я сидел словно громом пораженный. Вертел в руках письмо и пытался представить себе поезд, мчащийся теперь к Франции и уносивший от меня девушку, которую я любил больше всего на свете.

Глава XIV

На следующее утро я отправился в Гэмпшир, чтобы найти, если будет возможно, дом моего отца. Хоть я и помнил наизусть адрес, но, где находится это место, я не имел ни малейшего понятия. Я сошел на станции Линдхерст-роуд, поскольку деревня, которую я разыскивал, находилась в самой глубине Нью-Фореста, и, получив от ближайшего лавочника нужные мне сведения, отправился в путь. Мой извозчик сообщил, что он вот уже семьдесят лет живет в этой местности, но ни разу еще не бывал в Саутгемптоне, находящемся всего в нескольких милях отсюда. Эта черта характера английских крестьян всегда поражала меня: прожить всю жизнь на одном месте и ни разу не отойти от своего дома больше чем на десять миль. Проехав мили две, я спросил возницу, не знает ли он той деревни, в которую мы едем. Но, к моему изумлению, оказалось, что он даже знает моего отца.

— Гаттерас! — воскликнул он. — Боже мой, кто бы мог подумать!

— Разве это имя вам известно? — спросил я.

— Как же, как же! Это имя мне слишком хорошо известно, да и кто же здесь его не знает! Я помню, что раньше здесь жил эсквайр Джеспер Гаттерас со своей женой леди Маргаритой, потом его сын, капитан, убитый где-то в чужих краях, и, наконец, мистер Джеймс…

— Джеймс — имя моего отца: Джеймс Даймок Гаттерас.

— Вы сын мистера Джеймса? Быть не может! Вы сын эсквайра, бежавшего из дома после размолвки с отцом и уехавшего за границу? Кто бы мог подумать! Сэр Уильям будет ужасно рад вас видеть!

— Сэр Уильям? Кто это такой?

— Он единственный оставшийся жить в доме. Боже мой, боже мой, сколько неприятностей произошло в семье за эти годы!

Тем временем местность изменилась. Мы ехали по дороге, скорее напоминавшей аллею парка: она была обсажена высокими деревьями, ветви которых смыкались над нашей головой. Сквозь их зеленую листву можно было различить серебрившуюся реку, вдоль берега которой раскинулась деревня, и серую колокольню старой церкви.

Мы спустились с холма и, переехав каменный, крепкой постройки мост, въехали во двор деревенской гостиницы. На мой вопрос, что это за деревня, извозчик ответил, что это и есть то местечко, в котором живет сэр Уильям, и, не говоря больше ни слова, направился в гостиницу. Я пересек двор, миновал ворота и вышел на улицу. День был великолепный. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву деревьев светлыми бликами, скользили по тенистой дороге. Около мили мне пришлось идти по этой лесной дороге, пока я наконец не увидел дом.

Это было благородных пропорций серое здание, почти квадратное, с массой различных надстроек и башенок. Некоторое время я колебался — войти мне или не стоит, но наконец отворил старую железную калитку и оказался в парке. Все вокруг носило следы запустения и разрушения. Дорожки так заросли травой, что с трудом можно было заметить те места, где раньше были клумбы и куртины.

Дом носил те же следы запустения и разрухи. Я прошел монументальный каменный портал и постучал в дверь. Раздались шаги, в замочной скважине щелкнул ключ, и дверь распахнулась.

Глава XV

Передо мной стоял старик, одетый в длинный черный сюртук, позеленевший от старости. На вид этому человеку было по меньшей мере лет семьдесят. Он спросил, по какому делу я явился. В ответ я осведомился, дома ли сэр Уильям Гаттерас.

— Сейчас справлюсь, — ответил старик и, оставив меня дожидаться в передней, вышел.

Минут через пять или около того он вернулся и сделал мне знак следовать за собой. Слуга провел меня через весь дом и, открыв дверь, пригласил войти. В кабинете я увидел высокого пожилого человека с сосредоточенным выражением лица.

— Мой слуга сказал, что ваше имя — Гаттерас, — начал он.