Страшно? Мы, бедные, так цепко ухватились за свое, что одно великое на всех пугает нас, жалких собственников, уцепивших клочок пространства, подобный горстке воды в сравнении с океаном. Над грезой коммунизма мы мудро хихикаем, ее суть для нас так и осталась непонятой. Но что такое коммунизм как не пророчество? Пусть, не библейское, без Бога, кривое и болезненное, и, тем не менее, мощное религиозное пророчество. Не дураки же ему верили, дураки соглашались. Вот, давайте, перестанем хихикать и представим себе, что мы гораздо ближе к коммунизму, чем то предполагалось. Маркс уже там. Отдыхает. Вместе со всеми. Коммуна небесного типа, где каждый клочок дышит теми, кто спит и теми, кто бодрствует, Теми, кто ушел, и теми, кто придет. Дышит любой миллиметр Вселенной, ибо здесь все общее: он в Боге, и Бог в нем.

Где мы окажемся, когда составим компанию "тем, кто придет"? Какими будем? Страшно подумать. До того страшно, что уже никакого любопытства - лишь волосы дыбом, да глаза из орбит: только бы не это! Мы-то самые лучшие, самые красивые, умные, любимые! Зачем нам это?

Я - вот доказательство того, что там будет не хуже. Мы вновь станем каким-нибудь я, вновь на нашем единственном и неповторимом теле сойдутся все плоскости Вселенной, и новая, молодая плоть начнет биться за уникальную жизнь. Да будет так. Ибо так было и есть. Прикоснись хоть раз к глубине своего храма - сгинет декоративный объективный маразм, отступит кромешная непознанность, и увидишь бессмертность души, и познаешь повсеместность духа. Только, будь добр, сам прикоснись, не бойся, - субъективно. Нет ничего реальнее твоего храма и ничего ближе. Даже если уйдет в небытие Земля, предстоит еще много, много жизней и много, много снов.

Вопросы после лекции:

ВОПРОС: Что-то подозрительно просто. Что-то не верится.

ЕКСАКУСТОДИАН: А не надо мне верить. Никому не надо верить, - только себе. Без единства своего храма все - слова, слова, слова…

ВОПРОС: Тогда зачем ты об этом?

ЕКСАКУСТОДИАН: А я раньше об этом не знал. Даже не предполагал, я, вот, решил вам что-нибудь рассказать, и...

ВОПРОС: Что-то подозрительно просто. Ты говоришь о прошлых жизнях, словно о днях недели. Можно подумать, ты помнишь свои прошлые жизни!

ЕКСАКУСТОДИАН: О, это такая мелочь, мои прошлые жизни, не стоит и вспоминать. Их столько было!

ВОПРОС: Интересно, Гете и Шекспир могли быть одним лицом в разное время?

ЕКСАКУСТОДИАН: Они и есть одно лицо. И мы с тобой одно лицо. И этот пес, и трава, и Солнце.

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА САМО-УБИЙСТВА. Ексакустодиан Измайлов.

Идея самоубийства - самая мощная и, я бы добавил, отрезвляющая идея, какая только может встретиться на земле. Нравится вам или нет, если уж она засела вам в голову, вы ее оттуда ничем не вытащите: ни пинцетом, ни пассатижами. Любая другая идея перед ней терпит крах; демоны и ангелы застывают от нее подобно каменным истуканам; родные и близкие воют от «горя», философы пытаются определить «хорошо» это или «плохо».

Приготовимся к лучшему.

Само-убийство должно произойти цельно, красиво, эстетически значимо и повлечь ряд грандиозных последствий, без которых даже самая выстраданная идея покончить с собой обернется постыдным фарсом. Суицид никогда бы не приобрел широкой популярности, если б, прибегая к нему, мы не получали уникальную возможность повергнуть мироздание в божественный первозданный хаос, низложить одних и вознести других, встать вровень с богами, передвинуть горы с мест, где они стояли, в места, где им надлежит стоять. Само-убийство есть акция, мистерия. Вся вселенная взрывается ослепительным салютом в результате одного нашего движения. Поистине, “нет никого, кто оставил бы отца своего, жену и детей своих, и самой жизни своей, и при этом не приобрел бы в стократ больше отцов, жен, детей и жизней”.

Самоубийца выходит из контекста жизни так далеко, что она уже представляется ему некими театральными подмостками, на которых разыгрывается мыльная опера: воплощенная в самоубийце добродетель становится жертвой зла, заключенного в остальных действующих лицах и исполнителях. Вернуть самоубийцу в истинную реальность можно лишь само-убийством, никакие высокие наставления не спасут. Словно чародей, он полностью поглощен постановкой трагедии трагедий, сакральной мистерии и последнего шоу своей жизни: “Мне тесно в этом курятнике! - кричит он. - Я задыхаюсь! Дайте мне весь мир!” И миллиарды невидимых зрителей с интересом следят, чем это кончится. Видимые зрители уже не имеют никакого значения, они словно мелкие букашки, беспорядочно копошащиеся в темноте, важность представляют лишь те, высшие, с ангельскими улыбками на устах, соседи жизни будущей.

Благодаря работе над гробом мне удалось выработать профессиональный нюх на самоубийц. Я отказался делить людей по правилу плохой - хороший, которым владеет любой болван, и стал использовать понятия "жилец - не жилец". Это тоже достаточно относительно, так как оба состояния и могут изменяться на прямо противоположное во мгновение ока. Регистрируя поле, окружающее потенциального само-убийцу, своим полем, я вступаю в контакт. Как поле электромагнитное ищет магнит, так и порождение внутренней энергии самоубийцы ищет точку преткновения. Но не там, где следует. Помните, в старину рисовали нимбы? Вот, что-то в этом роде:

И виден круг бессмертья огневой

Над обреченной смерти головой.

(Китс)

То ли мои самоубийцы принимали меня за невидимку с ангельской улыбкой на губах, то ли видели во мне «своего», сотни раз я говорил с ними за несколько дней, часов, а иногда мгновений, отделявших их от последнего шага. У меня просто нюх на этих парней и девчонок. Я отлавливал их на крышах домов, на балконах, в ванных, возле деревьев, когда они забирались на стул, чтобы повеситься, возле газовых плит, когда они собирались включить газ, чтобы задохнуться, на мостах, перед тем, как броситься в воду, и так далее, и так далее. И всё мне попадались исключительно светлые, красивые и добрые лица.

Ну, и что, вы думаете, я им советовал? Душил плоскими доводами в пользу «жизни» и ее великого «смысла»? Они б, знаете, куда меня послали?

Я ничего не говорил. Я приветствовал каждое само-убийство. Я улыбался им в глаза и кричал: «Да!» Я оставлял их наедине с собой и уходил. Поймите это, в единстве с самим собой, о существовании которого они даже не подозревали.

Иногда я слышал, как они смеются. Они больше не боялись. Ни жизни, ни смерти. Они познали, что это одно и то же.

О ГЕНИЯХ РОДА. Ексакустодиан Измайлов.