Я поднялся, потянулся, съел три заливных ореха и сказал:

— Пойдем!

— Возьми саночки-то! — сказал рудокоп и ткнул ногой в небольшие сахарные сани с желтыми леденцами вместо подрезов[74].

— Не развалятся? — спросил я.

— Крепкие! Из синего сахара!

Мы вышли. Вереница рудокопов с синими фонариками в руках тянулась в сумерках к шахте и словно проваливалась сквозь землю.

— Прощайте! — крикнул я, сняв шапку.

— Счастливый путь! — ответило несколько голосов.

И мы со старым рудокопом начали тихо взбираться на горы.

В горных долинах встречались рощи из сахарных деревьев, похожие на покрытые мягким пушистым снегом сосны и елки. Стволы и ветви у них были коричневые, из пережженного сахара, а листья из зеленоватого мармелада… Я мимоходом обломил ветку и, обрывая листочки, с удовольствием ел их… «Вот если бы в нашем саду росло хотя одно такое дерево!» — думал я, оглядывая чудесную рощу.

Старый рудокоп с удивлением смотрел на меня и ухмылялся:

— Ну и жадный же ты, братец мой! — сказал он, когда я, объев листочки, принялся ломать и сосать веточки.

— А разве вы не едите этих деревьев?

— Выдумал! У нас они на дрова идут…

— Эх, вы!.. Не понимаете… — сказал я и опять стал думать, как хорошо было бы поставить такое дерево на Рождество вместо елки… Как кончилась бы елка, сейчас уронили бы на пол сахарное дерево, и в одну минуту от него остался бы один только ствол…

Когда мы выходили из рощи, на дорожку выскочил олень, белый с золотыми ветвистыми рогами… Пугливо посмотрев на нас, олень прыгнул через дорогу и помчался на горы…

— Сахарный олень! — сказал старый рудокоп и рассказал мне, как у них охотятся на этих оленей: — Ноги у них сахарные и очень хрупкие; стоит только попасть ему в ногу камнем из леденца, и нога сломится. А без ноги бери его руками!..

Миновали рощу.

Солнце еще не вышло, и синие облака спали в сумерках на горах и под горами. Еще две-три звезды догорали в небесах… Чем выше мы поднимались, тем сильнее скользили ноги и тем труднее было идти. Кое-где высокие, пропадавшие в облаках скалы открывали свои мрачные ущелья, и мы пробирались ощупью, пока не выбирались из этих черных пропастей. Несколько раз нам приходилось проходить по самому краю скал, и тогда сахарный песок сыпался из-под наших ног и шумел, скатываясь в пропасти, — как шумит горный водопад… Раза три из-под наших ног с клекотом поднимались белые орлы, и сердце вздрагивало от испуга.

— Ну вот я и дошел! — сказал вдруг старый рудокоп, остановившись около заброшенной шахты. — Кыш, вы! — закричал он и на кого-то замахнулся лопатой.

— Кого это ты пугаешь? — спросил я.

— Горных карликов! Развелось их теперь у нас в горах видимо-невидимо… Таскают у нас лопаты и кирки и роют зря, где попало…

— Чего же они роют?

— Орехи заливные берут… Кыш, ты!

Меж глыб сахара мелькнула фигурка коричневого карлика, потом появилась под самыми ногами у рудокопа, и он пихнул его ногой.

— Гоп-гоп! — крикнул карлик и кубарем покатился под гору. А за ним стали прыгать и другие прятавшиеся в сахаре карлики и с криком скатывались в пропасти.

— А что, не опасный это народ?..

— Самый пустой!.. Пугливый народ!..

— А ты зачем идешь в эту шахту?

— А там попадаются шоколадные ковриги… Теперь горные карлики разрыли сахар-то — поищу ковриги… Вкусная она… Люблю я эту ковригу…

Показал мне рудокоп тропинку, змейкой вьющуюся на горы, и сказал:

— Ну, теперь иди один!

— Недалеко вершины гор?

— Только два раза вспотеешь и будешь на самой огромной высоте.

— Прощай!

— Счастливый путь! Крепче держись, как покатишься на санках-то!

— А трудно катиться?

— Кто знает? У нас двое рудокопов скатились да так и не вернулись: может быть, не могли влезть обратно на горы, а может быть, разбились…

Стало светлеть небо, и начали обрисовываться контуры гор. Поплыли куда-то синие облака, и стали появляться блестящие склоны утесов… А я лез и лез себе в гору… Силы мои слабели, а тут еще приходилось тянуть за собой санки. Я уже приходил в отчаяние и несколько раз садился на сахарные глыбы и плакал, проклиная свою горькую участь. Как вдруг, подняв с мольбой к небу свою голову, я задрожал от радости: предо мною вставали зубчатые горные вершины…

— Слава Богу! — закричал я, напряг все свои силы и начал карабкаться вверх по отвесным скалам…

Спустя час, я стоял на вершине Сахарных гор… Подо мной отовсюду тихо плыли задумчивые облака, и от этого казалось, что сам я несусь куда-то в синем небесном тумане… Ветер трепал мою седую бороду и поднимал клубы сахарной пыли на горных равнинах, а вершины, звонкие и крепкие, как литое стекло, гудели под напором ветра, как телеграфные проволоки в поле в тихую и ясную морозную ночь… Изредка трескались где-то сахарные скалы и с грохотом рушились в бездны.

Отыскав удобный утес, я прижался к нему плотнее, уперся ногами в трещину и стал ждать солнечного восхода…

Уже красный краешек солнца показался из-за гор, и дальние, более высокие вершины стали золотиться и румяниться, но синяя мгла еще ползла около гор и закрывала все горизонты…

Но вот выплыло вдруг словно кем-то подброшенное снизу солнце, и Неведомое царство во всем великолепии открылось перед моим изумленным взором… Трудно описать, что я увидел с восходом солнца: нет таких слов, чтобы описать это, и нет таких красок, чтобы нарисовать эту изумительную картину…

Точно по приказу Волшебника, стал таять туман… Кто-то Могучий отдергивал синюю завесу, за которой пряталось Волшебное царство… Сахарные горы загорелись разноцветными драгоценными огнями, надели на свои головы золотые короны и накинули на себя пурпуровые мантии… Из-под золотых корон падали на них перламутровые кудри, и долины меж гор накрылись голубыми бархатными коврами… И все горы сверху донизу словно заиграли на сладкозвучных арфах, приветствуя появившееся в невыносимом блеске золотого огня горячее Солнышко… Впереди Солнышка, кутаясь в розовые одежды, плыла на облачке Румяная Заря, и свет от ее развевающихся по ветру одежд окрашивал плывшие в глубоком молчании облака… Небеса улыбались, сгоняя со своего лица синие туманы, и по мере того как туманы таяли, начинало вырисовываться огромное Розовое Озеро Доброй Волшебницы с гористыми берегами; на этих берегах высились зубчатые стены и узорчатые башни великолепного, похожего на легкий призрак замка… Озеро было спокойно и отражало в себе берег, стены и замок… Прямо туда понеслась Румяная Заря, и бесчисленные окна замка вспыхнули ей навстречу радужными огнями, а башни замка засияли золотыми крышами… Розовый и золотистый дым клубился из труб замка, опускался на Розовое Озеро и, тихо колыхаясь, таял, обнажая прятавшихся в нем белых лебедей… Два белоснежных Великана шли к огромным колоннам запертых ворот и золотыми ключами отперли и распахнули их настежь… И в раскрытые ворота стала видна длинная пунцовая лента дороги, ведущей на голубые небеса.

— Боже мой, какое счастье хоть раз в жизни увидеть это Волшебное царство! — шептал я и стоял с широко раскрытыми глазами, позабыв все на свете… Да, я позабыл все на свете! Забыл, что я дряхлый старик, забыл, что у меня есть мамочка и папочка, забыл, что, быть может, я никогда уже не вернусь в родной дом… Все забыл и только жадно смотрел на чудеса Волшебного царства…

Но вот Розовая Заря побледнела и упала в Розовое Озеро, и целая стая белых лебедей с испугом поднялась с него и плавно полетела по синим небесам… Растворились тяжелые двери Волшебного замка, и вниз по широким мраморным ступеням стала спускаться Добрая Волшебница… Она была бела, как снег, и, как чистый снег, блистала на солнышке, медленно сходя вниз… Около нее прыгали белые голуби, торопливо клевавшие изумрудные зерна, щедро разбрасываемые рукою доброй Белой Девушки — в венке из пунцовых роз на голове…

Я стоял и замирал от счастья… По лицу у меня текли слезы радости, а в душе скопилось столько доброты, что я закричал: