рассердишься - да что я в самом деле? Перемелется всѐ. Будем

веселыми. И ты хорошо живи: веселей, бери всѐ, что можно, а

вообще мне тебя не учить. Это я просто от злости, бешусь. Злых

я люблю, сам – злой. Ну, целую. Еще раз, еще. Ваш покорный

слуга. 8 ноября 41. И зачем я пишу всѐ это? А?..»

***

«Ирина, здравствуй!

За последнее время никому так много не писал писем, как

тебе. Не знаю, радоваться или плакать тебе по этому случаю.

Домой я не писал полтора месяца, – не знаю, что уж обо мне там

теперь думают. О братьях ничего не слышу. А как бы хотелось

всѐ обо всех знать! Сегодня, 18 декабря, ровно 2 месяца, как я в

103

армии. По этому случаю и пишу, домой, тебе, братьям. Я чуть

было не был демобилизован (по приказу по НКО о

дипломниках), но почему-то задержали. А то я хотел было ехать

в твои края. А теперь перспектива такова. До Нового года нас

обещают маршевой ротой отправить на фронт. Но яснее никто

ничего не знает. Скучна жизнь, да ничего не поделаешь, война.

Многого бы хотелось, да не все есть. Сейчас приходится меньше

требовать, а больше работать.

Хочется увидеть тебя, говорить с тобой, глядеть на тебя.

Пока же кое-как удалось прочесть "Юморески" Гашека, "Два

капитана" Каверина. Если не читала последнюю книгу, прочти -

хорошая... А в общем – скучно и грустно. Радуюсь нашим

успехам на фронтах. Боюсь за братьев. Напиши мне письмо,

возможно, оно застанет меня здесь. Целую. Ник. Привет от

Арчила. 18.ХП.41».

***

«Здравствуй, Ирина!

Жду эшелона для отправки на фронт. Нахожусь в маршевой

роте. Говорят, нас направляют в гвардейские части на

Московский фронт. Хорошо бы ехать через Иваново –

возможно, забегу. Обмундированы хорошо: полушубки,

ватники, в дороге валенки дадут. Дали махорки – самое главное.

Воевать придется в самые зимние месяцы. Ну да ладно –

перетерпим. Арчила не взяли в гвардию – слепой. Тяжело было

расставаться с ним. Поздравляю тебя с Новым годом, 1942! Что-

то ждет меня в этом году? Ты знаешь, как я скверно встретил

1941 г. – был вызван сумасбродной телеграммой в Иваново.

Сейчас Новый год тоже встречу в вагоне. Песни петь буду, тебя

вспоминать. Жаль, что только вспоминать... Ну, пока всѐ,

кажется. Целую тебя много-много раз. Николай. 28 декабря

1941».

104

Александр Немировский

Памяти Николая Майорова

Еще не выпал наш последний снег,

Тот самый снег, что принесет разлуку.

И мы гребем с тобою, как во сне,

Лопатами, как веслами, сквозь вьюгу.

Еще не выпал наш последний снег.

Я говорю вам: нет, еще не выпал,

Еще растают в солнечном огне

Осколки дней, как смерзшиеся глыбы,

Еще ударит над полями гром,

Еще цветы мы будем мять по лугу,

Еще своих любимых мы найдем,

Как музыкант находит тон по слуху.

Встают сугробы, словно берега,

И мы скользим меж ними, как фрегаты.

И музыка звучит издалека,

Прекрасная, как лунная соната.

Свистит поземка, заметая след.

И нет уже обратно нам дороги,

И в мир, как в недописанный сонет,

Ведут нас ослепительные строки.

1974

105

Литературно-творческая группа студентов МГУ

Фото из газеты «Правда» — единственная сохранившаяся

фотография первого литературного объединения МГУ.

Подпись: Литературно-творческая группа студентов при клубе

Московского государственного университета. Студент тов.

Немировский читает свои стихи. Фото М.Олевский.

Литературное объединение МГУ начало свою работу в

1938. Приглашѐнным руководителем был Евгений

Долматовский, но фактически был и второй руководитель —

студент физфака Даниил Плотке, впоследствии выступавший

под псевдонимом Даниил Данин.

На фото: в левом нижнем углу – Евгений Долматовский, в

левом верхнем – Николай Майоров; читает стихи Александр

Немировский; второй справа от него – Николай Банников, вслед

за ним – Ида Гершкович, студентка географического факультета

(погибла на войне в 1943); человек в очках – Николай

Борисович Зубков, позже – китаевед, главный редактор

издательства «Восточная литература». Следующий за ним –

Александр Яковлев (погиб на войне).

106

Владислав Ремарчук

Разговор с Александром Немировским

Немировский: … Представьте себе, именно эта газета

(«Московский университет» – Л.Л.) впервые открыла страницы

для моих стихов. То же самое мог бы сказать, если бы он

остался жив, и Коля Майоров, мой однокурсник и самый

близкий друг. Увы! В Центральном доме литераторов на

мраморной доске вместе с именами погибших писателей стоит и

его имя. Но при жизни он печатался только в нашей

университетской газете.

Собеседник: Не скрою, о вашей дружбе с Николаем

Майоровым я узнал заранее. Кстати, 20 мая – его день

рождения, и поэтому наша сегодняшняя встреча – это и дань

памяти Майорову и другим вашим университетским друзьям.

Просматривая подшивки довоенных номеров газеты, я понял,

что еще с того времени у нас в университете действовало

настоящее литературное объединение…

Немировский: Завершилась летняя сессия 1941 года.

Сданы экзамены по историческим дисциплинам в МГУ и по

литературным – в Литинституте им. Горького, где я также

учился вместе с Колей Майоровым. А вместо каникул – война.

Через неделю после ее начала студенты-истфаковцы оказались в

деревне Снопоть на Брянщине… До осени рыли

противотанковый ров. Ночами над нами стоял гул самолетов, но

в небе – ни одного нашего. Это фашисты летели бомбить

Москву. И вот она в моем восприятии того времени:

Расписана каким-то Пикассо,

Приобрела Москва иную емкость

И спрятала привычное лицо,

На миг преобразившись в незнакомку…

Разбросаны железные ежи,

Мешки с песком накиданы у окон.

107

Все то, что я любил и чем я жил,

Вдруг сделалось пугающе далеким.

На Красной Пресне стены баррикад,

Аэростаты, спящие на тросах,

И лица треугольные солдат

При светлячке дрожащей папиросы.

Собеседник: А дальше – народное ополчение, армия?

Немировский: Не сразу. Нас, четверокурсников, вернули в

сентябре для сдачи госэкзаменов. Всю войну я прошел с

дипломом МГУ в кармане. В середине октября мы с Колей

Майоровым без вызова пришли в Краснопресненский

райвоенкомат проситься на фронт. Но нам предложили –

уходить из Москвы по единственно безопасному шоссе

Энтузиастов. Прощаясь, мы обменялись тетрадками стихов.

Немировский: … В 1941 году я подарил Коле Майорову из

своего незаконченного стихотворения одну строку: «Еще не

выпал мой последний снег…». Он ее использовал в своей

несохранившейся маленькой поэме, содержание которой

известно лишь по пересказу нашего общего друга, студента