Через два месяца Лариса жестко запретила мужу давать деньги Насте.
— Как это? Ты что? Почему? — растерялся Шура. — У меня там сын… Не учи дедушку кашлять…
— Обойдутся! — жестко сказала Лариса. — Я ведь жила с Ромкой одна…
— Как — одна? — возмутился ее ложью Шура. — Не ври! Я все время давал тебе на ребенка! И немало…
— Давал… — скривилась Лариса. — После того как я тебе названивала дней несколько и буквально выбивала из тебя деньги!
В общем, это была правда. Шура равнодушно относился к ее просьбам и звонкам.
— Но я всегда очень занят… — попытался оправдаться он.
— Ты и сейчас очень занят! — махнула рукой Лариса. — Когда она позвонит, так и объяснишь!
Шура в растерянности мучился не один день, но ему на помощь снова пришла сама Настя. Она просто не звонила. И еще через пару месяцев Шура почти забыл о ней и о Семене. Иногда вспоминал на ходу — как они там? — и снова жил дальше.
И в следующий свой приезд в Москву Денис, явившись к брату уже по новому адресу, неприятно изумился и насторожился.
— Да, многое здесь изменилось после моего последнего приезда в Москву… — задумчиво и недобро протянул он, внимательно рассматривая Ларису и Романа. — Силен ты, братец… А по виду и не скажешь… Скромный такой, неприметный, ничем не примечательный очкарик в «мерседесе». И машинка скромная, небогатая… — Он хмыкнул. — Решил переиграть жизнь заново? Напрасно… Я вовсе не из-за Настасьи, ты не думай… Просто судьбу переиграть нельзя. Она все равно тебя переплюнет и победит. Потому что все прошлое — базис по Марксу — служит и всегда становится основой для надстройки. И каков этот твой базис, таково и все остальное. Марксизьм-онанизьм! Понимаешь? Тебе от своего прошлого никуда не деться и не спрятаться, как ни старайся. Лучше и не пробуй. Вроде ты смышленый, соображалистый малый, а не сечешь такой простой вещи. Это суть! Без нее не прожить! Иначе судьба и жизнь рассыплются в пыль! Да сколько их уже так обсыпалось!
Шура угрюмо молчал. Понимал правоту Дениса.
Лариса старалась всячески угодить сочинцу, прямо не знала, куда усадить и чем накормить. Заискивающе заглядывала ему в глаза, словно чего-то от него ждала, почему-то в нем и его помощи очень нуждалась.
Шуре стало противно.
— Тебе что от него надо? — спросил он жену, улучив момент, когда они остались вдвоем.
— Хочу, чтобы ты начал работать с ним, — коротко объяснила Лариса. — Тебя твой верный друг и приятель Гребениченко водит за нос, обдирает как липку и кладет в свой карман — а он очень широкий и глубокий! — всю прибыль! А ты в дураках! Недаром ваш третий приятель вышел из игры и бросил дело!
— Лара, я тебе уже объяснял, почему он вышел! — начал понемногу нагреваться Шура. — Надежда возражала с самого начала. И Сашкины родители тоже. Это было почти неизбежностью, как бы растянувшейся во времени.
Стерва по обстоятельствам, опять вспомнил Шура слова Гребениченко. Вошел Денис, и разговор оборвался сам собой.
А еще через три месяца Умберги всем семейством, прихватив маленького Романа и заодно мать Ларисы, которая присматривала за ребенком помимо няни, уехали в Сочи. Оттуда действительно значительно удобнее торговать оружием в Чечню. Ближе…
Саша Гребениченко остался совсем один.
26
— Алекс, — говорила сама с собой Варвара Николаевна, — почему ты не появляешься с тех пор? Где ты? — В комнате, надежно блокированной стеклопакетами, было чересчур тихо. — Викинг, так все плохо… Сашка совсем озверел в погоне за деньгами… Теперь он зарабатывает их в одиночку. По-моему, отыскал какое-то подпольное производство экстази, вышел на новую кривую дорогу, еще кривее и круче прежней, и торгует наркотиками вовсю. Но конечно, не признается в этом. И Катя тоже молчит. Ей в общем-то все равно. Были бы деньги… А Танечка… — Варвара Николаевна вздохнула. — Девочка брошенная. Лишь мы да Надюша… Если бы не она…
Надя действительно в последнее время очень привязалась к племяннице. Тем более, что с Таней подружился и Олег. Он был старше на два года, учился с кузиной в одной музыкальной школе, где неожиданно для всех решил заняться не только музыкой, но и пением.
— У мальчика голос, — сказали Наде, когда Олег поступал в музыкальную школу.
Абсолютный слух у него был от природы, в мать и в бабушку.
Варвара Николаевна часто садилась возле двери и слушала, как в комнате пели внуки. Два чистых, прозрачных голоса то сливались в унисон, то разделялись на два, потому что Олег обладал на редкость широким диапазоном.
Бабушка вытерла маленькую слезинку. Танечка так жалобно просила, просто умоляла… И Олег уверенно вторил ей, готовый сделать все, чтобы эта мечта сестры не осталась затоптанной чужими ногами…
Когда Таня попала в больницу, а потом долго болела в Золотых Ключах, в квартире деда и бабушки, Олег стал пропадать у них.
— Чем вы там занимаетесь? — спросила как-то Надя.
— Разговариваем, — ответил сын.
— О чем же?
— Обо всем. Мама, а ты не хочешь послушать Таню? Как она играет?
Надя подумала и поехала к родителям на следующий день.
— Наденька! — обрадовались они. — Как хорошо, что ты приехала! А Саша надумал покупать здесь квартиру. Вчера звонил…
— Молодец! — сухо одобрила Надя, раздеваясь. — Катерине это крайне удобно.
Из комнаты вышел Олег, а за ним Таня. Надя взглянула на нее и постаралась не отвести взгляда. И так уж, наверное, все вокруг отводят…
— Что поделываете? — спросила Надя детей.
— Любуемся Мавроди в детстве, — отозвался сын.
— Кем? — изумилась Надя.
Таня улыбнулась:
— А это в нашем любимом фильме «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещен» есть такой парень с видом дегенерата и постоянно с сачком на плече. Вероятно, это Мавроди в детстве. Говорят, он неравнодушен к бабочкам и даже на своих фальшивках их рисовал.
Теперь засмеялись все.
— Ты мне сыграешь? — спросила Надя племянницу.
Таня засмущалась:
— Я долго болела… Не играла… Я не знаю…
— Ничего, — приободрила ее Надя. — У меня в детстве была очень тяжелая свинка. Я прямо вся опухла. И так больно! Вы помните? — обернулась Надя к родителям. Те согласно закивали. — А Саша упорно называл эту болезнь свиньей. Очевидно, считал слово «свинка» слишком неподходящим и ласковым для такой неприятной болезни.
Таня засмеялась.
— И я очень долго не подходила к роялю. Не могла, — продолжала Надя. — А была весна, зачетные прослушивания и выступления… Я так переживала… Даже плакала… Потом однажды утром встала, вытерла слезы и подняла крышку рояля… И знаешь, он словно сам повел меня за собой… Мне показалось, что он мной руководит, подсказывает, как лучше и правильнее сыграть. А дальше я вообще забыла обо всем. И слышала только музыку. Она уже помогала мне сама. И наш белый рояль теперь поведет за собой тебя. Я поэтому так торопилась его сюда перевезти. Мне трудно объяснить тесную связь инструмента и музыканта… Ты, наверное, ничего не поняла из моих бестолковых разъяснений? Я не гожусь в педагоги…
— Очень даже годишься, — не согласился с ней Олег.
— Я все поняла, — присоединилась к нему Таня. — Я постараюсь…
В тот вечер Надя долго слушала племянницу. Олег сидел возле рояля точно так же, как когда-то сидел его отец. Надя улыбнулась, вспомнив Саню, прилипающего к стулу в гостиной на Никольской. Только теперь на старом белом рояле, перебравшемся сюда ради Тани, сидел большой плюшевый слон, Танюшин любимец.
Наконец, Таня устала и вопросительно взглянула на тетку. Олег тоже смотрел на мать — требовательно и строго. Посмей сказать что-нибудь не так!..
— Я буду сама заниматься с тобой, — решила Надя. — Музыкальную школу это, конечно, ни в коем случае не исключает.
— Так плохо? — испуганно ахнула Таня.