Низкая дверь находилась за высокой деревянной статуей. Вдруг у Клемана мелькнула мысль, что Пресвятая Дева с выпуклым лбом, едва выступающими скулами и маленьким ртом в форме сердечка похожа на Аньес.

Они спустились в длинный подвал со сводчатым потолком. Вопреки их ожиданиям, здесь было сухо, хотя и холодно.

Шесть надгробных памятников. Шесть лежащих фигур. Клеман подошел к каменным силуэтам со скрещенными на груди руками, прекрасным в своей простоте. На первом постаменте, на котором лежала скульптура, изображавшая невысокого тщедушного мужчину, он прочитал: «Frater Robertus de Avelin est preceptor tunc temporis Areville, 1208».[76] Клеман подошел ко второй скульптуре, изображавшей человека атлетического телосложения, молодого, поскольку так было принято изображать покойных в то время:[77] «Анри де Куэм, 1176 год». Никаких других сведений Клеман не нашел. Он внимательно разглядывал третьего мужчину с внушительной бородой, потом четвертого, несомненно, самого высокого из всех. Худое лицо, длинный прямой нос, квадратные челюсти – все свидетельствовало о том, что покойный был властным человеком. Сильные руки, немного непропорциональные. Да, это был солдат, воин. Надпись, высеченная в камне, уточняла: «Гильермус де Аридавилла, 1218 год»,[78] повторяя древнее латинское название Арвиля. Гийом д'Арвиль. Дальше шла эпитафия. Клеман перевел: «Он ушел в шестой час* филипповок и вернулся в девятый час* нового года». Гийом д'Арвиль. Знакомое имя. Клеман уже где-то встречал его. Внезапно подростку показалось очень важным порыться в своей памяти, однако ничего конкретного он не мог вспомнить. Он внимательно смотрел на гранитные прямые складки платья, тяжелый меч, лежавший сбоку и достигавший ступней. Возле икры была вырезана узкая пятиструнная виела[79] с двумя эфами, а также лук. Это пробудило любопытство Клемана. Все каменные фигуры, которыми он до сих пор любовался, отличались строгостью, а вот дека виелы была изящно вырезана. Ее украшал сложный узор, настоящее каменное кружево. Клеман нагнулся, чтобы лучше рассмотреть. И вдруг он почувствовал, как у него перехватило дыхание. Он вспомнил. О Гийоме д'Арвиле упоминалось в хартии о строительстве женского аббатства Клэре, решение о котором было принято в июне 1204 года Жоффруа III, графом Першским, и его супругой Матильдой Брауншвейгской, сестрой императора Оттона IV. В одном из картуляриев библиотеки он прочитал – правда, бегло, поскольку он тогда искал сведения о теории Валломброзо, – что сьер Гийом д'Арвиль скончался, возвращаясь из Святой Земли, недалеко от Константинополя, летом 1229 года. Значит, он не мог быть похоронен в командорстве! Этот надгробный памятник… Боже мой! Нет, это невозможно, он на неверном пути! Во рту пересохло. Сдавленным от волнения голосом он позвал:

– Рыцарь, скорее!

Леоне подбежал к Клеману. Опустившись на колени, он принялся разглядывать рисунок, на который показывал подросток:

– Святые небеса… Роза. Это та же самая роза. Посмотри на правый лепесток. Он важнее всех прочих. Он так важен, что мы с Эсташем были уверены, что речь идет о каком-то коде, о числе шагов, кардинальных вех… Служит ли этот лепесток опознавательным знаком?

Клеман рассказал рыцарю все, что он знал о Гийоме д'Арвиле, который, по всей вероятности, был тесно связан с командорством и аббатством Клэре. Леоне слушал мальчика, напряженный, как струна. Подросток замолчал. Что-то во взгляде рыцаря насторожило его:

– Неужели я сказал нечто такое, что…

– Нет… Просто ты представляешь собой одно из невероятных совпадений, определяющих мою жизнь… несомненно, самое интригующее.

– Я не понимаю, на что вы намекаете, мсье.

– Неважно. Я сам многого не понимаю. Потом. Время поджимает. Вернемся к этой лежащей фигуре. Ты считаешь, что эта могила пуста, поскольку Гийом д'Арвиль умер в Константинополе?

– Меня смущает другое. Если только я не ошибаюсь… Я читал, что рыцарь д'Арвиль умер летом. Почему же на эпитафии написано, что он вернулся в девятый час нового года?

– Ошибка?

– Нет, не думаю. Я склонен полагать, что речь идет о послании и… Возможно, я глубоко заблуждаюсь, но я не удивлюсь, если столь ценный папирус, который вы ищете, окажется под этой лежащей фигурой.

– Христос милосердный!

Леоне резко вскочил на ноги и воскликнул:

– Помоги мне!

– Но…

– Быстрее! Сначала давай вытащим железные штифты, удерживающие конструкцию по углам. Затем совместными усилиями мы уберем крышку.

– Она, должно быть, такая же тяжелая, как мертвый осел, – простонал Клеман.

– Как два или три осла, полагаю. Но мы не будем поднимать крышку, мы просто сдвинем ее немного в сторону.

Рыцарь сел на корточки и с помощью кинжала принялся разбивать известковый раствор, крепивший крышку к основанию. В течение нескольких минут в крипте раздавалось эхо его учащенного дыхания. Продвигаясь на коленях сантиметр за сантиметром, он наконец полностью обогнул захоронение. Когда он встал, по его лицу градом лился пот. Леоне прошептал:

– Осталось самое трудное. Помоги мне. По моему сигналу толкай крышку изо всех сил.

Леоне сел на пол, прижался спиной к крышке и уперся ногами в стену подвала. Клеман слышал, как тот медленно дышал. Леоне крикнул:

– Давай!

Они вновь и вновь толкали. Тяжелая крышка поддавалась с большим трудом, сдвигаясь каждый раз всего на несколько миллиметров. Клеман даже перестал чувствовать боль, которая жгла ему плечи. Подростку казалось, что его руки тоже превратились в камни. Едва переводя дыхание, едва держась на ногах от изнеможения, он чуть не упал, когда рыцарь сказал:

– Щель, которую нам удалось сделать, достаточно широкая, чтобы в нее пролезла тонкая рука. Боюсь, что эта честь выпала тебе.

Клеман отпрянул назад, пробормотав:

– Но… мне немного страшно.

– Чего ты боишься? – улыбнулся рыцарь, просовывая в крошечное отверстие три пальца. – Если там и были крысы, они сдохли лет сто назад.

– А может, это ловушка?

– Зачем надо устраивать ловушку под надгробием, если эта роза ведет туда только посвященных?

– Вы убедили меня. Ну что ж, покажем нашу храбрость, – громко подбодрил себя Клеман.

Он осторожно просунул руку под крышку и пошарил по дну. Затем он вынул ее и, растопырив пальцы, сообщил:

– Как мы и предполагали, там нет никакого скелета. Черт возьми! Надо толкать дальше, рыцарь. Я могу ощупать только треть дна.

Они вновь принялись за дело, обливаясь потом, натужно кряхтя. Прошло четверть часа. Клеману казалось, что его легкие вот-вот лопнут. Кровь стучала в висках, вызывая острую головную боль.

Теперь щель была достаточно широкой, чтобы подросток мог в нее просунуть обе руки и даже плечи. От боли по щекам Клемана потекли слезы, когда он был вынужден прижаться плечами, безжалостно израненными каменной кладкой церкви, к гранитной крышке. Он стал медленно ощупывать, осматривать вслепую каждый сантиметр дна. Вдруг он закричал от отвращения, когда его пальцы коснулись какого-то рыхлого, мягкого, как плоть, предмета. Сделав над собой невероятное усилие, он вытащил этот предмет, приготовившись к худшему.

Леоне выхватил его из рук Клемана, развернул и воскликнул, всматриваясь в то, что весьма напоминало пергамент:

– Ничего не понимаю! Это план аббатства Клэре, точно такой же, какой мне передали по просьбе моей тетушки Элевсии де Бофор после ее смерти. – Разволновавшись, он спросил: – А ты уверен, что там больше ничего нет?

– Я ощупал каждый сантиметр захоронения, даже каменные стенки и внутреннюю часть крышки. Дважды. Если папирус с текстом на арамейском языке и спрятан в храме, то точно уже не под этой лежащей фигурой. Можно? – спросил Клеман, протягивая руку к старинной велени.[80]