Изменить стиль страницы

Безграмотный бизнесмен во главе издательства — случай далеко не беспрецедентный. Юджин Эксмен рассказывает о том, как в «Харперз» в 1915 году пришел новый президент, С.Т. Брэйндердин, прославившийся афоризмом: «Любого человека в этой фирме может заменить простой клерк на десять долларов в неделю» и урезавший расходы на рекламу и прочее «баловство». Вскоре «Харперз» лишилось почти всех своих литературных звезд: Синклер Льюис ушел в «Харкорт», Джеймс Брэнч Кэмпбелл — в «Макбрайд» («McBride»), а Теодор Драйзер — в «Бони энд Ливерайт» («Bony and Liveright»). После этого Брэйндердин остался лишь с «массовыми» писателями типа Зейна Грея. Разумеется, конкуренты потирали руки и, несомненно, соглашались с его любимой поговоркой, толкуя ее в смысле легкозаменяемости самого Брэйндердина.

Ньюхауз представил нам Витале как культурного и тонко чувствующего человека; впрочем, Витале вскоре выдал себя заявлением, что он человек занятой и читать книги ему недосуг (правда, он в итоге сознался, что читает бестселлеры Джудит Кранц, ведущего автора любовных романов издательства «Краун»). В небоскребе «Рэндом» почти каждая комната была до потолка заставлена книгами — и только в кабинете Витале на стеллажах нельзя было увидеть ни одной, а на стенах вместо фотографий писателей висели изображения его яхты.

Когда в роскошном городском особняке Ньюхауза в районе Ист-сайд я был представлен Витале, он приветствовал меня фразой: «A-а, “Пантеон”, где делаются все эти чудесные книги». То, что я принял за комплимент, на самом деле было издевкой. Не успел Витале усесться в свое новое кресло, как вновь поползли слухи о скорой кончине «Пантеона». Лишь впоследствии я осознал, что это была одна из фаз стандартного тактического сценария, применяемого Ньюхаузом в своих фирмах: слухи использовались для деморализации неугодных сотрудников, которых он хотел либо лишить всех козырей, либо исподволь подготовить к неизбежному увольнению. И вот, пока «Рэндом хауз» терпело колоссальные убытки в связи с деятельностью «Краун», в центре внимания почему-то оказалась проблема «неприлично маленькой» рентабельности «Пантеона».

Вначале нам казалось, что слухи — они и есть слухи; в издательском мире любят тешиться теоретическими спекуляциями и злорадствовать, когда гнев начальства, пощадив тебя самого, обрушивается на соседа. Нам и в голову не приходило, что распространение этих слухов срежиссировано столь тщательно. Более того, сейчас, просматривая свою переписку тех времен, я обнаружил, что еще в середине января 1990 года разуверял английских друзей, до которых дошла молва о нашем сложном положении. Я даже попросил Витале публично опровергнуть слухи о его недовольстве «Пантеоном» и предложил ему распространить подготовленный нами пресс-релиз, где ничуть не кривя душой, мы заявляли, что план «Пантеона» на этот сезон — лучший в его истории, что этот план состоит из чрезвычайно сильных книг, и рентабельность издательства вскоре должна значительно возрасти. Мы только что заключили договор с Мэттом Гренингом на серию книг по мотивам нового телевизионного мультсериала «Симпсоны». Мы и не подозревали, что эти книги в итоге разойдутся миллионными тиражами, но точно знали, что на своем плане 1990 года «Пантеон» заработает никак не меньше, чем в прошлые годы; если же книги Гренинга оправдают возложенные на них надежды, мы наверняка окажемся в числе самых прибыльных подразделений «Рэндом».

Но вот меня стали регулярно вызывать к начальству, и вскоре стало ясно: судьба «Пантеона» предрешена. Вначале Витале предложил нам кое на чем сэкономить: урезав на две трети штат сотрудников и издательский план, сконцентрировать усилия на самых «высокотиражных» книгах. Я внес встречное предложение — настоятельно потребовал, чтобы бухгалтеры корпорации составили смету. Из сметы явствовало, что в случае предложенных Витале драконовских мер рентабельность «Пантеона» намного упадет.

Одна из январских встреч с Витале окончательно заставила меня понять, что мы с ним принадлежим к разным мирам. Витале начал просматривать план, которым мы особенно гордились, — список книг, подготовленных к изданию весной 1990 года.

«Кто такой этот Клод Симон?» — презрительно спросил он (явно впервые видя имя этого прозаика, Нобелевского лауреата 1985 года). — «А этот Карло Гинзбург?» (имея в виду самого, пожалуй, известного итальянского историка). Тут я обратил внимание, что Витале читает каталог справа налево: сначала смотрит на тираж и только потом переводит взгляд на заковыристые имена и названия. С его точки зрения, мы были похожи на фабрику, которая производит обувь слишком маленьких, неходовых размеров. «Какой смысл издавать книги такими крохотными тиражами? — взорвался Витале. — Неужели нам самим не стыдно? Как я могу по утрам смотреть на себя в зеркало, зная, что мне хочется издавать такие безнадежно нерентабельные книги?»

Между прочим, в этот план входили и книги Тренинга, которые, по нашим расчетам, должны были с лихвой покрыть возможные убытки от более «заумной» литературы. Но новая политика Витале состояла в том, что субсидирование одной книги за счет других должно прекратиться — отныне каждая книга должна приносить доход сама по себе.

Идеи Витале далеко не сводились к сокращению штатов и издательского плана. Он без обиняков заявил мне (хотя позднее отказался это признать), что мы не должны издавать «столько левацких книг». Более того, он предложил заменять их произведениями правых авторов. Я сообразил, что Ньюхауз не одобряет выпуска книг, не соответствующих его личным политическим взглядам. Очевидно, желание очистить каталог от подобной литературы стало одной из причин, заставивших его поставить ребром вопрос о «Пантеоне». Ньюхауз еще со студенческих лет придерживался откровенно правых убеждений. Он протестовал и против того, чтобы Бернстайн издавал советских диссидентов, и против того, чтобы мы издавали диссидентов американских. В несколько месяцев Ньюхауз сумел избавиться от обеих заноз в своем боку — от Бернстайна и от нас.

Спустя несколько совещании я заподозрил, что нас вовлекли в фарс, разыгрываемый чисто для проформы. Происходящее напоминало уже не беседы о будущем известного издательства — а ситуацию перед закрытием завода, больше не нужного владельцам. Вначале мы полагали, что имеем дело с собеседниками, которые честно изложат свою позицию и без излишней предвзятости выслушают наши доводы. Но дело обстояло совершенно иначе: Витале и его подчиненные то давали обещания, то, при следующей же встрече, клятвенно их отрицали. Это постоянное лавирование окончательно убедило меня в бессмысленности наших совещаний. Ньюхауз и Витале стремились к одному из двух: либо провести в «Пантеоне» сокращение штатов в качестве прелюдии к полному упразднению издательства, либо так сильно деморализовать меня и моих коллег, что мы уволимся сами.

Том Майер в своей пространной и глубокой статье о наших бедах в «Ньюсдэй» («Newsday»), позднее включенной в его биографию Ньюхауза, сравнил «Пантеон» с островком в море «Рэндом хауз». Он отметил, что коллеги по «Рэндом» воспринимали нас как нечто обособленное, принципиально иное, — до какой степени обособленное и иное, я осознал лишь впоследствии.

В 70-х годах, когда цели и принципы «Пантеона» стали ясны всем, мы без труда находили способную и сознательную молодежь, которая разделяла наше мировоззрение и охотно шла к нам работать, хотя во многих других издательствах оклады были, мягко говоря, выше. Людей с необходимыми нам умениями и интересами я обычно предпочитал искать вне издательского мира. Правда, у нас всегда был, как минимум, один редактор-профессионал, отвечавший за более-менее «коммерческий» пласт нашей продукции, но мои коллеги в большинстве своем пришли из научных кругов. Сара Берштель, много лет преподававшая сравнительное литературоведение, наделенная острым нюхом критика и способностями полиглота, курировала львиную долю наших европейских авторов, а также Барбару Эренрайх и ряд других американских писателей. Джим Пек и Том Энгельхардт пришли из Комитета встревоженных востоковедов — неформальной организации, возникшей в период войны во Вьетнаме. Они были редакторами существовавшего при Комитете влиятельного издания «Бюллетень». Оба отдавали много сил науке. Джим продолжал специализироваться на своей области исследований, но расширил ее рамки, работая с такими авторами, как Фулбрайт и Хомский. Том, редактор «Маус» Арта Спигельмана, также занялся другими областями. Особенно его привлекала массовая культура. Венди Вольф (позднее она как редактор сыграла ключевую роль в издании книг Гренинга) совсем юной пришла работать в детскую редакцию «Пантеона». После краткого пребывания там и долгого периода ученичества в других отделах Венди овладела всеми секретами нашего редакторского ремесла. Остается сказать о Сьюзен Рабинер, хронологически пришедшей к нам последней, намного позднее Венди. Сьюзен раньше работала в «Оксфорд юниверсити пресс» («Oxford University Press»). Высококвалифицированный и энергичный редактор, она внесла большой вклад в реорганизацию «Шокен букс».