Но Лидумс не хотел стесняться. Недаром же он заставил пригласить сюда Вилкса! И он беспощадно разбивал одну иллюзию за другой, стараясь не замечать жалобного взгляда «президента», не слышать предостерегающего шепота Силайса, заставляя беднягу Вилкса подтверждать каждое свое слово.

— Настроения интеллигенции? Тут большевики не поскупились и выполнили все свои обещания: интеллигенция имеет работу, деньги, обеспеченное будущее. Вот Вилкс заметил, как много в Риге частных автомашин. Да, безработицы среди интеллигенции нет. При окончании высших учебных заведений выпускникам представляются места. Конечно, недовольные есть. Среди пожилых — многие помнят те времена, когда инициативный человек мог очень быстро стать и богатым, среди молодежи это в большинстве авантюристы или обиженные тем, что им предложили работу в другой республике, а они не захотели поехать и теперь работают продавцами, официантами, но таких очень немного. Да, большевики привержены к дисциплине, но они требуют, чтобы дисциплина опиралась на сознание, и этим привлекают многих людей, которые могли бы быть нашей опорой в борьбе против большевизма…

— Голод? Ну что вы, какой же голод? Вот Вилкс может подтвердить, что и магазины, и рынки полны продуктов…

— Рабочие? Но рабочие и до прихода Советов были недовольны нашей политикой, а теперь, когда им предоставлены все права, когда они ежегодно едут в отпуска, не платят за врачебную помощь, не опасаются безработицы, они, конечно, бастовать не станут…

— Крестьянство? В нем мы имеем некоторую опору, но и то больше за счет обиженных состоятельных людей, как их называют большевики — кулаков. Есть еще так называемый средний класс, или, как говорят большевики, мещанство, но это трусы…

— Революция внутри страны? Нет, это все-таки химера! При первой же попытке выступить, наши разрозненные отряды будут уничтожены, и уже не останется никакой внутренней силы для создания порядка.

Зариньш все больше тускнел, но при последних словах Лидумса вздернул голову, как старый боевой конь.

— Мы тоже бережем эти внутренние силы. И у нас есть главная надежда: война!

Вилкс заговорил о том, как он искал связь с группой Будриса, как жил в Риге нелегально, как отлично относились к нему его новые друзья. Он очень хвалил Будриса, рассказал о стычке, когда «синие» запеленговали работу его радиостанции, и Лидумс, выручая радиста и рацию, вел ожесточенную схватку. Рассказал и о том, что на зиму отряд вынужден прекращать боевые действия и люди расходятся по хуторам, а некоторые возвращаются в Ригу…

— Как должно быть холодно теперь в Риге! — вдруг сказал Зариньш. — Эти дрова по карточкам, бешеные цены…

Лидумс вдруг заметил, что в гостиной действительно очень холодно. И, невольно усмехнувшись, сухо заметил:

— Большевики разрешили и эту проблему. В Риге сколько угодно дров на всех лесных складах, и их продают по очень дешевой цене. Кубометр дров, переводя на английские цены, стоит десять-пятнадцать шиллингов с доставкой…

Эта смешная сценка окончательно расстроила Зариньша. Задав для приличия еще несколько вопросов, он стал прощаться. Лидумс уже боялся, не раздумает ли старец приглашать его, но Зариньш довольно твердо повторил:

— Назначим для встречи второй день Нового года. Моя дочь и жена будут счастливы видеть вас. А у меня есть еще так много вопросов о жизни нашей милой родины…

Конец «дня независимости» гостям президента пришлось проводить уже в ресторане.

О встрече с президентом старались не говорить.

9

В конце ноября Силайс сообщил Лидумсу, что с ним хочет встретиться «сам» Маккибин. Лидумс невольно улыбнулся: акции «посла» национально мыслящих латышей повышались.

В биржевой терминологии, которую так любят на Западе, это, вероятно, называлось бы «товарищество на доверии». Но известно, биржевые акулы и «доверие» стараются обернуть себе на пользу, коллеге во вред. Как говорится, сильный стремится пожрать слабого, а слабый, пока его не съели, тоже норовит ущипнуть кусочек пожирнее.

И Лидумс, получив это торжественное сообщение, призадумался.

Правда, у него было некоторое преимущество: он знал о Маккибине куда больше, чем Маккибин о нем. Но все имевшиеся у Лидумса знания подтверждали, что Маккибин — грозный противник.

Маккибин был известен в английской секретной службе под вполне безобидными кличками: «Санди» или «Анкл», что значит — «Дядя». Возможно, кличку «Дядя» Маккибину дали в шутку за то, что он постоянно возился ее всяческими «перемещенными» лицами, беженцами из Советской Прибалтики, и для многих из них оказался воистину добрым и щедрым дядюшкой, в меру их заслуг перед английской разведкой и соответственно тому секретному фонду, которым располагал. Вышвырнул же он через свою секретаршу Нору изрядное количество фунтов для переброски Лидумса-Казимира из Латвии в Англию? Мало того, одел и обул этого Казимира, положил ему жалование, поместил в свою лучшую школу, одним словом, не оставлял ни благодеяниями, ни наблюдением! Естественно, что теперь, когда Казимир прошел через все сита английской разведки, был, как говорится, и облучен, и рентгенизирован, и сфотографирован, и, наверно, записан на магнитофон, Маккибин счел, наконец, возможным встретиться с ним.

Что сам Маккибин является личностью видной, свидетельствовало и то, как забегала миссис Флауэр, когда Силайс предупредил ее о визите в школу Маккибина. Миссис Флауэр превратилась в вихрь, это при ее-то лени! Она так и металась с места на место, из комнаты в комнату, готовила ужин, какое-то особое пиво, какое-то старое вино, успевая предупредить каждого ученика особо, чтобы тот приоделся, переменил сорочку, надел бы галстук поскромнее или, наоборот, поярче, — миссис Флауэр была знатоком вопроса о том, кому что идет.

Лидумс помог запыхавшейся миссис Флауэр переставить с места на место цветы, которые должны были «оттенить» главные места за столом, и спросил:

— Почему вы так озабочены этим визитом, миссис Флауэр?

— О, мистер Казимир, в распоряжении этого человека значительные средства! Он финансирует всю нашу деятельность, и мы должны встретить его с почетом. Я очень рада, что принимаю у себя вас, кого мистер Маккибин считает своим другом…

Похоже было, что мистер Маккибин ни для кого из живущих в школе такого одолжения не делал.

Маккибин прибыл в школу вместе с Норой.

В гостиной собрались все ученики школы, отдельной группкой стояли более почетные гости: Лидумс, Силайс, Ребане, Жакявичус. Силайс так и сиял, зато эстонец и литовец были несколько удручены: они не могли похвастаться успехами своих собратьев по тайному оружию. Однако к Лидумсу они относились тоже с большой долей восхищения.

Первый тост, как и следовало ожидать, провозгласил Маккибин. Он поднял его за здоровье и личные успехи «верного сына латышского народа», «вождя и руководителя национально мыслящих сынов Латвии», «воина и героя» мистера Будриса и его верного помощника и представителя мистера Казимира.

Все встали с мест, поспешили к Лидумсу. Некоторое время Лидумс слышал только звон бокалов, едва успевая ответить на посыпавшиеся в его честь поздравления. Никто не желал упустить высокую честь выразить личное восхищение мужественным борцом за свободу Латвии Будрисом и его высоким послом.

Когда установилась тишина и взоры всех направились к Лидумсу, он произнес взволнованный спич в адрес Маккибина, в котором выразил свою искреннюю признательность за внимание к его другу Будрису, а затем провозгласил тост за британское королевское правительство, оказавшее ему столь любезный прием на своей земле.

Зеленые глаза Норы пылали, излучая какой-то многообещающий свет, они все время устремлялись к Лидумсу, так что тому стало даже как-то неловко. Но когда Маккибин любезно произнес, что познакомился с мистером Казимиром заочно, благодаря рассказам Норы, Лидумс подумал с усмешкой: «Может, это и к лучшему? Известно, что никто не сумеет лучше расхвалить человека, чем влюбленная женщина! Лишь бы эта влюбленность не зашла слишком далеко! Люди такого типа, как Маккибин, с его холодноватым сухим лицом и властолюбивым выражением глаз, бывают очень ревнивы. Будем надеяться, что эта дама побоится своего шефа…»